Последняя охота на ведьм. Дело Анны Гельди (СИ) - Ингвар Лара

Мы ехали в молчании, но я не смогла сдержать восторга, увидев пасущихся коров с огромными звенящими колокольчиками на шеях.

— Зачем у них эти колокольчики? — спросила я, рассматривая рогатых красавиц всех оттенков бежевого. Огромные колокола, что раскачивались на их шеях создавали удивительный звон, будто находишься в церкви.

— Они очень бодливые.

Я продолжала наслаждаться видами и ветром в волосах.

— Какие же они потрясающие!

— Первый раз вижу, чтобы кто-то так восхищался коровами, — усмехнулся он и свернул с горной дороги в сторону небольшой деревушки.

— У моего дедушки была ферма, он держал нескольких. Но они были темнее, в пятнах. А эти как карамельки, — окрас у животных был бежевый, в спокойных карих глазах сквозило умиротворение. Чтобы не казаться странной из-за своих восторгов животным миром, я спросила — Какой именно антиквариат вы продаете?

— Итальянскую мебель, немецкую посуду, предметы быта хорошо уходят после реставрации. Но мой самый любимый товар — это книги, — Он круто повернул и я завалилась в бок.

— Почему книги? — я рассчитывала услышать увлекательную историю, но Дэниэл оказался не романтичен.

— Удобны в транспортировке, хранении. Хорошо продаются. Как давно вы работаете в этой компании по сбору информации? Прошу простить, я забыл название.

- “Древо жизни” — название не самое удачное, — рассмеялась я. — Три года. Устроилась сразу после выпуска из института.

— Почему именно эта работа? — деревушка сменилась полями, на которых стояли ветряные мельницы, медленно шевелящие лопастями в летний знойный день.

— Каждый должен заниматься тем, что у него получается. Я умею искать информацию и не считаю это скучным занятием. Мне нравится узнавать новое и все-время развиваться. Почему антиквариат? — спросила я его, во-первых, не вежливо сообщать человеку, что ты его гуглил, во-вторых, было интересно, что он ответит.

— Это дело начал мой отец. Он любит нумизматику, поэтому бизнес развивался в ином ключе. Когда он понял, что больше не может управлять делом, я принял его.

— Но вы больше не занимаетесь монетами.

— Не испытываю к ним симпатии. И хотелось внести что-то свое. — Ответил он сухо. Видимо они с отцом неоднократно спорили из-за его решения сменить курс бизнеса. Есть вопросы, которые лучше не стоит задавать.

— Расскажите мне об этих протоколах. Я натыкалась на информацию о том, что они могут существовать, но не придавала ей значения.

— Около трех лет назад мне в руки попала копия первого акта протокола дела Анны Гельди. Она пришла мне письмом без обратного адреса, кто-то просто засунул его в мой почтовый ящик. Отправивший его хотел узнать возможную стоимость всего документа. Я объяснил, что для оценки мне необходим оригинал, но даже первая страница повергла меня в шок, я не мог помыслить, что протоколы существуют, и в таком виде.

— Что вы имеете ввиду?

— Вы знакомы с трактатом под названием “Молот Ведьм”?

— Написанным в конце пятнадцатого века Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером? Трактатом, в котором описывается, как опознавать и допрашивать обвиненных в ведовстве?

Еще бы я не знала. Мне приходилось пересдавать историю Европы дважды, у нас с преподавателем возникла взаимная антипатия, зато я выучила этот предмет на всю жизнь. Вольф был приятно удивлен.

— Текст на странице представлял собой своеобразную компиляцию из этого трактата, написанную на немецком языке.

— Над вами не мог пошутить кто-нибудь? Или отправить фальшивку?

— Я тоже в начале так подумал. Ведь приговор Анне Гельди звучал, как приговор за отравление, а не за ведовство. Да и посудите сами, трактату на тот момент было более двухсот лет, по Европе шла эпоха Просвещения, немыслимо даже предположить, что Молот Ведьм использовался в деле Анны Гельди. Однако затем я наткнулся на интересное письмо-обвинение судье по этому делу за то, что он цитирую: “осуществил судебное убийство и более того, прибегнул к использованию средневековых методов по пособию двух палачей-инквизиторов ”. Письмо было написано спустя год после вынесения приговора, а, значит, копии протоколов сохранились, а не были уничтожены, как мы сегодня считаем. Вот только встает закономерный вопрос, где они могут храниться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Судя по увеличению количества машин на дорогах, мы скоро будем подъезжать к Цюриху. История, рассказанная мне Дэниелом, показалась очень интересной. Я не имела никакого морального позволения включать ее в свое досье для Ромашковой, но возможность отыскать истину заставляла трепетать.

— Если Александр говорил о наследнике, значит протоколы передавались из поколения в поколение в одной из семей. То, что он так много времени проводил в Моллисе говорит о том, что потомок, возможно, продолжает там жить.

— Я уже изучил ветви потомков судьи и всех, кто относился к делу. Протоколов у них нет, — он заявил с той печальной уверенностью, с которой говорит человек, сделавший все ради достижения цели и потерпевший поражение, — Поэтому вы понимаете, я готов был заплатить Александру любые деньги, чтобы найти эти бумаги.

— Почему они вас так интересуют? — спросила я. Ответ бы многое мог сказать мне об этом человеке. Только романтические натуры готовы гоняться за кладами. Видимо, я подалась вперед, Дэниэл посмотрел мне в глаза всего мгновение, было видно, он держит машину под контролем и может себе позволить отвлечься от дороги:

— Я могу их найти, значит, я их найду.

Точка. Больше он не сказал ничего. Я могу что-то сделать, значит я это сделаю. Теоретически я тоже могла получить Нобелевскую премию, но это не значит, что я готова положить свою жизнь на достижение этой цели. Вольф привез меня к гостинице, вытащил тяжелые пакеты и помог донести их до номера:

— Если вы найдете информацию, которой располагал Александр, позвоните мне. Вам понравится со мной работать.

Он пожал мою руку, слишком долго для делового пожатия. Или же это мое воображение?

Я долго смотрела вслед этому мужчине, осознавая, я хочу встретиться с ним еще раз. Было ли это вызвано влечением к тайнам или к его личности, но я решила, что стоит хотя бы попытаться поглубже изучить дело Анны Гельди.

Протокол дела Анны Гельди. Третий акт.

Вследствие того, что обвиняемая Анна Гельди совершила побег и была насильно поймана и приведена к суду, ей отказано в отпущение на поруки. Обвиняемая утверждает, что беременна и носит ребенка Йоханнеса Чуди. Суд отказывается принимать слова Анны Гельди на веру, поскольку женщина эта уже находится в не детородном возрасте, и плодом в ее чреве может быть только дитя бесов. Более того ее обвинения в адрес почтенного Йоханнеса Чуди говорят, насколько порочна эта женщина. Комната Анны Гельди была осмотрена и там были обнаружены травы и мази. На вопрос для чего они нужны обвиняемой, она сказала, что не применяла их в качестве зелий. Анна Гельди должна возвратиться под стражу, где продолжиться допрос об отравлении Марии Чуди иглами.

Глава 4 Убийство в музее.

Записи Александра представляли собой лишенные логики каракули, не все из которых относились к делу. “Купить три пары носков, Ане сыр, не забыть посетить Шильонский замок, Матиас Штукке — лекция”. Рядом был нарисован замок, стоящий у кромки воды и улыбающаяся кошачья морда. От вида такого живого, пусть и наивного рисунка, на глаза навернулись слезы. Чтобы не впасть в сентиментальность я стала листать тетрадь дальше. Еще несколько раз повторялись записи о Матиасе Штукке, знакомое имя… Я порылась в сумке и достала рекламку лекции, проводившейся в музее Анны Г. Стоит туда наведаться, раз Александр сделал эту запись.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На одной из страниц было нарисовано генеалогическое древо семьи Чуди, той самой, что обвинила свою служанку в отравлении ребенка. Сашка не поленился довести корни родословной до дальнего предка — первого картографа, в шестнадцатом веке составившего карту территории Швейцарии. Эти его зарисовки объясняли, почему семья Чуди была столь влиятельна, как старожилы, они пользовались большим почтением, чем новые переселенцы.