Дети Ишима - Виктор Завидей

Весной, во время таяния снега, уровень реки поднимался на многометровую высоту, при этом старое и новое русло объединялись, а островная часть полностью уходила под воду. Обычно перед ледоходом стояла влажная сумрачная погода или туман, а река приходила в движение ранним утром. Перед этим раздавался сильный треск, лед слегка сдвигался, потом некоторые льдины под натиском заползали на другие, с шумом разламывались на куски, а далее, будто сговорившись, начинали свое движение по течению куда-то на север, как это видно из фотографии.

Ледоход на Ишиме

Конечно, никакие фотографии не могут передать того величественного представления, которое ежегодно демонстрировал нам Ишим. В это время мне представлялось, что это не река с льдинами катит на север, а наш поселок вместе с жителями и сопками дрейфует на юг в теплые моря, изредка наталкиваясь на огромные льдины. Это впечатление не рассеивалось, а даже крепло, если бы взобраться на верхушку «Нашей сопки». В западном направлении, насколько хватало зрения, ничего кроме воды и льдин видно не было. Лишь соседние поселки, которые выросли позднее на левом берегу нового русла, казались небольшими островками, с которыми ошалевшая река вот-вот окончательно разберется и поставит точку в их существовании.

Для наших «высокогорных» жителей ледоход был величественным явлением природы и не представлял особой опасности, если не испытывать судьбу в попытках прокатиться на льдинах. Но для соседних поселков, расположенных на равнине, в годы высокого паводка это красивое зрелище превращалось в бедствие. Глядя с верхушки «Нашей сопки» можно было предположить, что ее жителям приходилось не сладко, и нами высказывались «шутливые» предположения, что наши друзья из Первомайки уже пустились в плавание. А там было не до шуток. Под конец ледохода на берегу оставались огромные льдины, которые еще долго таяли, а затем рассыпались на продолговатые, напоминающие прозрачный хрусталь, осколки.

Река возле нашего поселка делала резкий поворот на запад, и во время ледохода пробовала на зубок берег на месте разворота, где со временем образовала высокий крутой обрыв, который практически отвесно спускался к воде. Часть реки в этом месте имела свое название – «Глубокое». Летом «Глубокое» было излюбленным местом для нашего купания. Во время ледохода льдины обязательно причаливали к этой части берега. Эта особенность поведения льдин постоянно провоцировала меня рискнуть и прокатиться на какой-нибудь льдинке, причалившей к берегу возле свинарника, метров на пятьсот от поселка выше течения. Риск был весьма серьезным, и я так и не смог набраться духу попробовать.

Как-то с другом Толькой мы пошли прогуляться и взглянуть, как там дела на реке, и скоро ли можно приступать к рыбалке. Лед с реки уже ушел, вода немного спала, но была еще мутной. Какой-то дальновидный и нетерпеливый рыболов, по-видимому, работник свинофермы, перед нашим приходом привез на реку деревянную лодку, спустил ее на воду, «посадил на цепь», и как раз в том месте, откуда мне хотелось прокатиться на льдине. Все-таки лодка не льдина, а другого такого случая проверить траекторию их движения, могло и не представиться. Как я теперь понимаю, лодка за зиму отлично высохла, и ей нужно было хорошо набухнуть перед началом навигации. На дне лодки было немного воды, и, конечно, отсутствовали весла, что нас нисколько не смутило.

Освободить лодку от привязи было минутным делом. Мы попрыгали в лодку, и ее стремительно начало относить от берега. Как только мы уверено отчалили от берега, со всех щелей между рассохшимися досками лодки струями хлынула вода. «Тонем!» – заорал Толька. Я и сам видел, как мы быстро погружаемся. И мы, вдвоем, горстями принялись вычерпывать воду из лодки. Трудились мы не за страх, а за совесть, а между тем лодку все дальше относило от берега, и она, хоть и медленно, продолжала идти ко дну. В этот момент служитель свинарника заметил свою уплывающую лодку и, истошно крича, кинулся к берегу, при этом он, размахивая руками, поминая всю нашу родню, не забывая время от времени и создателя.

Но все было напрасно. Весел у нас не было, а ледяной воды за короткое время успело набраться почти по щиколотку. Течение было приличное, лодка набирала скорость и, как кит, выбрасывала вверх фонтаны воды. Потихоньку хозяин лодки начал отставать. Лодка уже двигалась почти параллельно берегу. Тут было самое время полюбоваться открывающимся пейзажем проплывающего мимо селения и приветливо помахать рукой его аборигенам, но нам было не до того.

До момента, когда вода в лодку хлынет через верх, оставалось немного, и нам пришлось до предела увеличить свои «обороты». По-видимому, скорость натекания воды и откачки уравнялась, и начали сбываться пророчества – лодку начало медленно относить по направлению к берегу. От неминуемой встречи с хозяином судна нас спас глубокий овраг, наполненный водой, который почти перпендикулярно врезался в речку и год от года все дальше уходил в сторону поселка. Как вы уже поняли, лодка причалила к берегу, к месту, куда обычно подплывали льдины. Чтобы сильное течение не унесло лодку, полную воды, нам пришлось изрядно повозиться, вытаскивая ее на берег. Теперь уже струи воды фонтанчиками хлынули изо всех ее щелей. Однако времени на то, чтобы посмотреть на это красивое зрелище у нас не было. И мы дали ходу! Удивительно, что никто не раскрыл виновников похищения лодки, а может, поразмыслив немного, служитель свинарника счел более разумным не связывать свою судьбу с нашей, и, на мой взгляд, правильно сделал.

О товарищах

Этот рассказ был бы неполным, если бы я не поведал вам о своих товарищах, а также о наших увлечениях. Кроме того, с этого момента я решил изменить свой анонимный стиль написания и называть вещи и людей своими именами. Конечно, от этого стиль изложения будет безнадежно испорчен, мои друзья же найдут такие перемены к лучшему. Ведь теперь без всяких сомнений они увидят, что это они и есть, а не кто-то другой, как две капли воды на них похожий. Говорят, чтобы заиметь недоброжелателя или врага, ему нужно чаще говорить правду.

Единственное, что меня смущает, так это то, что по причине слабости моей памяти на имена и фамилии я что-нибудь перепутаю или приклею не те имена к моим героям. Этот грех они должны мне простить, поскольку он происходит не от дурных намерений, а как я уже неоднократно говорил об этом, а от времени. Что же касается нарушения стилевой гармонии повести, то думаю, этот недостаток сразу же выплыл на поверхность, если бы данное произведение попало на глаза и под перекрестный огонь критиков. Но, как я вам уже говорил, автор не входит в число титулованных современных писателей, поэтому от критики, если даже она последует, ему не станет ни холодно, ни жарко.

Моими товарищами и приятелями были сверстники самых разных народов и национальностей. Говорю я о национальности именно потому, что для нас, юных жителей этой республики, ее и не существовало вовсе.

Жилище одной из казахских семей находилось неподалеку от моего дома, и я был у них довольно частым гостем. Работа отца моего приятеля (назову его Ишимбай) была связана с лошадьми, и к вечеру он поручал нам их отводить на конюшню. Рядом с конюшней стоял дом, где жила симпатичная девчонка Нина. Мой друг из семьи поляков, с которым подружился позже и я, был тоже к ней неравнодушен. По-моему, была она из немецкой семьи, хотя носила почему-то украинскую фамилию – Бондаренко. Эта девчонка неизменно оказывала нам предпочтение перед остальной «мужской» частью населения, что до известной степени вносило смуту в наши отношения с ними. Мы трое служили неизменным предметом шуток со стороны двух старших сестер моего друга. Довольно часто они интересовались днем и часом дуэли и видом оружия, которым мы собираемся разрешить возникшие сложности и противоречия.

Однако во время описываемых событий друга у меня еще не было, а был Ишимбай – мой сосед и товарищ, с которым я разделял любовь к лошадям и прогулкам на них. Но вернемся к ненадолго оставленным нами лошадям. Сбросив с них тяжелую рабочую сбрую и надев легкие уздечки, мы покидали двор. Выбравшись на свободу, мы пришпоривали наших лошадок, и они, сразу сообразив, что от них ожидают, мчались к дальним северным сопкам. Для тех, кто галопом во весь опор, прилипнув к лошади, мчался по степному ковылю знакомо это чувство – казахской байги, передать же его словами, я не в состоянии. Тех же, кто не испытал этого, нам остается только пожалеть и посочувствовать им.

Поутюжив степь, и изрядно утомив наших лошадей, мы с приятелем направлялись к Ишиму на водопой, где не могли отказать себе в удовольствии поплавать вместе с ними и на них. Удивительное ощущение возникает, когда, погружаясь все глубже и глубже в реку, ты чувствуешь, что вдруг лошадь потеряла под собой твердую опору берега и пустилась вплавь. Сделав круг по воде, мы выбирались на берег и предоставляли нашим любимым лошадкам свободу выбора дальнейшей программы, и они, долго не раздумывая, устремлялись к конюшне, где в стойле им уже был приготовлен ужин – ароматное сено и овес. Мчались они туда, закусив удила, выбирая наиболее короткий путь, не обращая внимания ни на узду, ни на всадников, пытавшихся изо всех сил их удержать. Но куда там!