Вспышка молнии - Макс Бутт

сюда купаться. Этой привычки два закадычных друга не изменяли и позже, в годы своей студенческой юности.

Юность… Степан Яковлевич еще раз внимательно посмотрел на явившегося неизвестно откуда Кольку Ерохина. За серостью побледневшей кожи, распухшими, сильно измененными чертами лица и кусочками водорослей прилипших к щекам, пожилой мужчина увидел, что его друг детства был по-прежнему молод. Как и в тот самый день.

Роковой день.

Воспоминания взвалились на Давыдова тяжелой ношей. Точнее сказать, обрушились подобно кузнечному молоту, ударившему о наковальню.

Только что подошла к концу летняя сессия. Сдан последний экзамен. На улице жарко. Больше тридцати градусов. Ярко светит солнце и на небе ни облачка. Колька и Степа приехали погостить из большого города обратно, на свою малую родину, в Северск. Вдвоем они бредут с железнодорожной станции уже знакомым привычным для них маршрутом, через лес, мимо того самого озерца.

— Жарко-то как! Мозг плавится! — пожаловался Ерохин, утирая пот со лба. — Давай окунемся! — предложил он неожиданно приободрившимся голосом и, снимая с себя на ходу футболку, юркнул в заросли. Давыдов от возможности лишний раз охладиться отказываться не стал. Ему, бывшему с малых лет грузным увальнем, царившее на улице пекло доставляло не меньший дискомфорт. Друзья укрылись в своем секретном месте. Зашли в воду…

Но потом что-то в этот день пошло не так.

Степа выдохся первым и выбрался обратно на берег, блаженно распластавшись на траве. Колька, напротив, сухенький и поджарый, прекрасно плавал и мог по целому часу непрерывно барахтаться в озере. Однако затем случилось нечто, чему позже никто не смог найти рационального объяснения. Молодой, здоровый парень начал неожиданно тонуть. Причем так, будто он в первый раз в воде оказался. Давыдов не сразу обратил внимание на крики своего друга. Тот не раз разыгрывал его, ныряя на глубину и подолгу задерживая дыхание. Но тут все оказалось по-настоящему. Поднявшись с земли, Степан Яковлевич посмотрел на Ерохина и с берега заметил в его глазах неподдельный ужас. С его другом действительно приключилась беда. Нужно было что-то делать. Нужно было идти на помощь. Но ноги Давыдова будто приросли к месту. Он не мог пошевелиться. А Колька тем временем отчаянно звал своего товарища, бил руками по воде, периодически погружаясь с головой. Снова и снова. И после одного из таких погружений, Ерохин больше не всплыл. Только в этот момент Степан наконец-то пришел в себя, но было уже поздно. Его друг утонул.

Что это было? Почему он не смог помочь Кольке? Почему сам Колька начал тонуть? На эти вопросы никто ответа так и не нашел. Не знал их и сам Давыдов.

Теперь же перед Степаном Яковлевичем стоял его мертвый друг, как напоминание о том ужасном дне. Такой же молодой, не постаревший ни на один день. Но только неестественно бледный, изуродованный. Злой.

— Скажи мне, почему ты меня не спас? Почему дал погибнуть? — сказал Ерохин, отведя свой мутный взгляд от водной глади озера. Он пристально посмотрел на Давыдова, и его лицо содрогнулось от едва сдерживаемой ненависти.

— Я… наверно… испугался. — сбивчиво ответил Степан Яковлевич, не сразу осознав суть заданного ему вопроса. — Я… пошевелиться не мог.

— Не мог он!

Колька всплеснул руками от негодования и схватил своего друга за полу пиджака.

— Испугался? Ты? Не ври! Это точно не про тебя! Ты всегда был самым деятельным, никогда не стоял в стороне. Считал, что все нужно сделать самому. В универе ты сам предложил свою кандидатуру на роль старосты группы, хотя вряд ли кто другой согласился бы. И ты был старостой. Причем не для галочки. Исполнял свои обязанности честно… А вспомни школьные годы! Ты старушек через дорогу переводил. Заступался за слабых. Помнишь, сколько мы с тобой дрались с хулиганами? А помнишь, как накостыляли Гришке Большеватову за то, что он девчонок донимал? А ведь он старше нас был. Кабан настоящий!.. Нет. Это не страх… А если и он, то не в первую очередь.

— Я же говорю. Я двинуться не мог. — попытался оправдаться Давыдов, ощущая себя двоечником, вызванным к доске. — У меня ноги, как каменные стали. Не оторвать. Я не мог!.. Не мог!

— А может, не хотел? — Ерохин внимательно осмотрел своего друга с ног до головы. — Как же ты сильно изменился.

— Так… много времени прошло с тех пор… сорок лет. — запинаясь, произнес Степан Яковлевич. — За это время кто угодно изменится. Не узнать будет.

— Я не о том сейчас говорю! — возмутился мертвец, отпустив полу пиджака и отмахнувшись. — Я про те времена, когда мы были молоды. Ты резко тогда поменялся. После того, как мы познакомились с ней.

— С ней. — машинально повторил последние слова Давыдов, ощущая, как его снова настигают воспоминания. Он прекрасно понимал, о ком конкретно зашла речь.

Ирина училась в параллельной группе на том же факультете, что и Степа с Колей. Миниатюрная, улыбчивая, с короткими кудрявыми рыжими волосами, бесконечно милая девушка сразу приглянулась двум друзьям. Они быстро нашли общий язык, и стали много времени проводить вместе. Внимательная, трудолюбивая и сообразительная, Ира училась исключительно хорошо. Вслед за ней не отставал и Степан, быстро добившись звания одного из лучших студентов своего курса. А вот Колька напротив, был шалопаем. Порядком лентяйничал, часто опаздывал и не слишком усердно отдавался разгрызанию гранита науки. Однако Ерохин был невероятно обаятелен, обладал превосходным чувством юмора и вообще, легко становился душой любой компании, в какой ему доводилось оказаться. В отличие от Николая, Давыдов вел себя несколько иначе. Как правило, он предельно серьезен, временами даже чересчур. Избегал шумных празднеств и увеселительных мероприятий. Старался с пользой проводить любую выкраденную им свободную минутку времени, то занимаясь учебой, то возложенным на него обязанностям старосты, то подрабатывая где-нибудь. Нередко Степан ворчал на Кольку, укорял его за излишнее разгильдяйство, уверял, что тому никогда не стать успешным человеком, если он не возьмется за ум.

Два закадычных друга были полными противоположностями друг друга. Но как гласит один из законов физики: противоположности притягиваются, образуя прочные связи друг с другом. И столь же нерушимой была и связь между двумя молодыми людьми…

Однако все поменялось с приходом Ирины.

Простая симпатия, испытываемая Степаном и Колей, быстро переросла в нечто большее, совершенно непохожее на обыкновенную дружбу. Двое юношей влюбились в симпатичную рыжеволосую девушку, причем практически одновременно. Вот только, по обыкновению своему, целеустремленный и трудолюбивый Давыдов оказался не столь смел и упорен в делах сердечных, в отличие от его однокурсника. Ерохин первым стал оказывать знаки внимания Ирине, первым признался ей.