Трагедия закона - Сирил Хейр

Через какое-то время Петигрю пришел в себя и смог вылезти из машины, чтобы осмотреть повреждения. Выкарабкавшись на мокрый, скользкий тротуар, он столкнулся с двумя почти невидимыми фигурами. Это были Барбер и Маршалл. Они стояли близко, будто поддерживая друг друга, и даже в темноте была заметна их полная беспомощность. Следующее, что он увидел, было небольшое пятно света на дороге сзади машины. Так как шок еще не прошел, он не сразу сообразил, что это был свет от полицейского фонаря и что он был направлен на что-то – нет, на кого-то,- лежащего на пешеходном переходе около задних подфарников машины.

– О господи!- простонал Петигрю, хватаясь за голову.- Этого еще не хватало!- Но он взял себя в руки и вышел на дорогу.

– Так,- сказал констебль,- кости не сломаны. Надо его перенести.- После чего он наклонился и схватил бесчувственное тело под мышки.

Петигрю подхватил ноги, и они перенесли мужчину к краю дороги. Констебль примял свою накидку и подложил ее под голову пострадавшему, а подошедший Маршалл укрыл его пледом, вынутым из машины. Наступила пауза. Некоторое время все стояли молча. Петигрю увидел, что полицейский офицер еще очень молод и, наверное, в этот момент лихорадочно соображает, каковы должны быть его следующие действия при дорожном происшествии. Скорее всего, самым разумным при обычных обстоятельствах было бы, чтобы Стригун доставил свою жертву в ближайшую больницу, но он этого не предложил, и Петигрю было ясно, почему судья этого не сделал. Чем меньше огласки, тем лучше для них всех.

– Не вызвать ли мне "скорую помощь"?- произнес он вслух.

Молодой полицейский наконец ожил и приказал:

– Оставайтесь все здесь.

Он отошел на несколько шагов в сторону. Там Петигрю разглядел в темноте телефонную будку. Констебль отсутствовал всего пару минут, но тем, кто его ждал, показалось, что прошло много времени. Судья стоял все так же без движения, ссутулившись, и молчал. Петигрю не решился обратиться к нему и поэтому тихо сказал Маршаллу:

– Хорошо, что никого нет.

– Кто-то был. Я видел его, когда вышел из машины, но он сразу же ушел, как только появился полицейский.

– Черт!- выругался Петигрю.

– Как вы думаете, сэр, он сильно пострадал?

– М-м… Думаю, да.

Вернулся констебль, шагая быстро и уверенно.

– Сейчас приедет "скорая",- сообщил он. Затем вытащил блокнот, повернулся к Барберу и спросил: – Я полагаю, это вы управляли автомобилем, сэр? Назовите, пожалуйста, ваше имя и адрес.

– Господин офицер, позвольте, я объясню,- начал Петигрю вкрадчивым голосом.

– Прошу вас, по порядку, сэр,- не дал ему закончить констебль, полностью овладев собой и, по-видимому, вспомнив, как он должен поступать. Затем снова повернулся к Барберу: – Ваше имя и адрес, пожалуйста.

Барбер ответил. Это были его первые слова после аварии, и его голос хрипел сильнее, чем обычно. Молодой полицейский начал автоматически записывать и вдруг замер. Фонарь качнулся в сторону. Но дисциплина взяла верх, и он, шумно дыша, продолжал писать. Неловкий момент, не предусмотренный в инструкциях для полицейских города Маркгемптона.

– Гм, хорошо, милорд,- промычал он.- Хорошо. Я…- Он замялся, потом вздохнул и храбро выпалил: – Я должен посмотреть права вашей светлости и страховку.

– Хорошо,- повторил за ним Барбер чуть ли не с иронией. Затем подошел к машине, вынул небольшой бумажник и передал его констеблю.- Здесь и то и другое,- просипел он.

Прибывшая "скорая помощь" отвлекла их на некоторое время.

Петигрю показалось, что не прошло и минуты, как пострадавшего осмотрели, перевязали, подняли и унесли, не оставив никаких следов, кроме аккуратно свернутой накидки констебля, лежащей на мостовой. Констебль поднял ее, встряхнул и, поскольку дождь кончился, скрутил и сунул под мышку. Затем вернулся к изучению документов, которые дал ему судья.

Придется повториться, но в правильно организованном обществе все водители без исключения, особенно судьи Высокого суда правосудия, должны регулярно перерегистрировать свои водительские права. Кроме того, они должны заблаговременно проверять суммы, которыми их может обеспечить страховое агентство, и иметь при себе страховой сертификат, предусмотренный законами о дорожном движении, принятыми в 1930-м и 1936 году. То, что они часто забывают делать это и, таким образом, совершают правонарушения, еще раз подчеркивает, что общество все еще не организовано в достаточной степени правильно. Тот факт, что даже судьи Высокого суда страдают забывчивостью, является вполне достаточным аргументом в пользу того, что в правильно организованном обществе судьям вообще нельзя разрешать водить транспортные средства.

– Сожалею, милорд,- сказал полицейский,- но с вашими документами не все в порядке.

Барбер глянул на документы, которые констебль рассматривал в свете фонаря.

– Кажется, они просрочены,- произнес он печально, почти униженно.

– Поэтому, милорд, мне придется просить вас…

Здесь вдруг неожиданно вмешался Дерик:

– Господин офицер, может быть, вы доложите о случившемся вашему начальству, и старший констебль приедет в гостиницу, чтобы обсудить все вопросы с господином судьей? Может быть, не стоит решать все здесь?

Констебль явно почувствовал облегчение и согласился с предложением Дерика.

– Вы правы, сэр,- откликнулся он.- Я только хотел бы записать вашу фамилию и фамилию другого господина.- Он снова вынул блокнот.

Через пару минут формальности были закончены, по крайней мере на данный момент. Петигрю пошел пешком в гостиницу, которая была совсем близко, а Дерик, почувствовав себя вправе распоряжаться, твердо заявил, что отвезет судью домой, и сел за руль, не дожидаясь разрешения.

"Проклятый старый дурак! Проклятый старый дурак!" – повторял про себя Петигрю, шагая к гостинице. Голова болела от удара, который он получил, когда машина врезалась в бордюр, ноги промокли. Он чувствовал себя усталым, побитым и злым. Петигрю был очень зол. Во всем виноват Стригун. Если бы не он, Петигрю спокойно спал бы сейчас в своей кровати в Лондоне. Ему стало казаться, что несчастный случай вслед за шумным весельем был специально спланирован судьей, чтобы доставить ему неприятность. Просроченные права и страховка судьи добавляли злости. Казалось бы, мелочь, но он испытывал мрачное удовлетворение оттого, что его враг оказался в унизительной ситуации. С другой стороны, Фрэнсис негодовал по поводу того, что судья Его Величества допустил столь позорную оплошность. Пожалуй, ни один судья не избежал критики со стороны Петигрю. Он пародировал и высмеивал их всех на вечеринках в адвокатской столовой, хотя многие ему нравились как личности, а некоторые вызывали восхищение. Но ни перед кем не преклонялся. Петигрю слишком хорошо знал их и изучил до такой степени, что не питал никаких иллюзий. Что касается судейской профессии в целом, то он испытывал к ней невыразимое глубочайшее почтение. Это было то, чем и для чего Петигрю жил. Поэтому все, что могло запятнать доброе имя его замкнутого сообщества в глазах остального мира, за пределами узкого круга юристов, волновало его до глубины души. И чем дальше отступали личные обиды, тем ужаснее представлялось то, что совершил Барбер. Когда адвокат подошел к гостинице, им владела лишь одна мысль: любой ценой не допустить, чтобы это происшествие попало в газеты.

"Старший констебль города – разумный человек,- размышлял он.- В любом случае уголовное дело не будет возбуждено. В этом можно не сомневаться. Будем надеяться, что старший констебль нагонит страха на молодого полицейского и тот не проболтается. Что касается Маршалла, то тот, кажется, правильно соображает. Здесь будет все в порядке, но все же не помешает поговорить с ним утром. К счастью, не было посторонних свидетелей, кроме одного, который уже ушел, когда этот старый идиот назвал свое имя. Кстати, странно, что он сбежал… Всегда трудно заставить людей молчать, но можно…"

Размышляя таким образом, Петигрю толкнул вращающуюся дверь гостиницы и зажмурился, ослепленный ярким светом в холле. Он прошел через холл к лестнице мимо двери, ведущей в бар, и услышал, как кто-то крикнул: "Мы закрываемся, господа!" Фрэнсис удивился – он думал, что уже глубокая ночь. Правда, ужин, как всегда, начался довольно рано и благодаря судье закончился раньше обычного. Но за вечер произошло так много событий, что Петигрю засомневался, не закрывается ли гостиничный бар позже обычного. Открыв дверь, он заглянул внутрь, чтобы посмотреть на часы.

В баре было полно народу. Подвыпившие посетители шумно переговаривались, опорожняя кружки. Теплый, влажный воздух был пропитан табачным дымом, ароматом пива и людскими запахами. Петигрю увидел время на часах, висевших на противоположной стене, и повернулся к выходу, но тут заметил оживленную группу под часами. Три или четыре солдата и пара гражданских сгрудились вокруг круга для метания дротиков. Невысокий полный мужчина средних лет в ярком клетчатом свитере приготовился бросать. По всей видимости, игра была в завершающей стадии, потому что страсти накалились до предела. Было также ясно, что бросавший – большой мастер. Его бросок был встречен восторженными возгласами.