Трагедия закона - Сирил Хейр

– Секретарь,- прошептал судья,- пригласите Петигрю на ленч.

Шел второй день выездной сессии суда. В половине первого Петигрю заканчивал оформление своего второго и последнего дела, после чего был свободен. Барбер, если бы хотел, мог передать ему приглашение раньше, по окончании утреннего заседания. Затягивая до последнего момента, он, должно быть, знал, что, проявляя гостеприимство так поздно, создавал для гостя массу неудобств. Так, по крайней мере, подумал Петигрю, когда, получив приглашение, откланялся в зале суда и переодевался в сырой мрачной камере, которую отвели под гардеробную для адвокатов в здании Совета графства. Он планировал попасть на скорый поезд, который отправлялся в Лондон в час дня, и пообедать в пути. А теперь, если пойдет на ленч, ему, скорее всего, придется провести еще одну ночь в Маркгемптоне. Кроме того, Барбер выразил желание отужинать в адвокатской столовой. Два раза в день сидеть за одним столом с Барбером – это уже слишком. С другой стороны, спешить в Лондон было необязательно, а Барбер, зная, как обстоят дела с адвокатской практикой у Петигрю, воспринял бы его отказ присутствовать на ленче как оскорбление и портил бы ему настроение до конца сессии. Петигрю сморщил нос, прикидывая так и этак. Аккуратно уложив парик в помятую жестяную коробку, он спросил:

– Ленч у его светлости? Кого еще пригласили?

– Шерифа Хаббертона, священника и миссис Хаббертон.

"Как она выглядит? Не эта ли симпатичная дурочка, которая сидела позади него? С ней, пожалуй, можно познакомиться".

– Хорошо, я приду,- ответил Фрэнсис.

Дерик, несколько удивленный столь бесцеремонным отношением к почти что королевскому приказу, собрался уходить, когда в гардеробную вошел еще один адвокат, ровесник Петигрю.

– Я только что закончил,- сообщил он.- Давайте возьмем такси до станции на двоих.

– К сожалению, я не еду. Остаюсь на ленч.

– А, полагаю, папаша Уильям пригласил вас?

– Да.

– Слава богу, что не меня. Что ж, всего хорошего.

Дерик, заинтригованный их разговором, осмелился спросить:

Простите, сэр, почему вы зовете судью папаша Уильям?

Петигрю с усмешкой глянул на него и спросил:

– Вы знакомы с леди Барбер?

– Нет.

– Скоро познакомитесь. "Алису в Стране чудес" читали?

– Да, конечно.

– "В юности,- сказал его папаша,- я изучал право и обсуждал каждое дело со своей женой…И физическая сила…" Послушайте, вам бы лучше поспешить обратно в зал суда, а то получите нагоняй от судьи. Заседание скоро окончится. Увидимся за ленчем.

Молодой человек удалился. Петигрю задержался на несколько минут в мрачной гардеробной.

– Глупо с моей стороны так разговаривать с парнем,- пробормотал он, нахмурившись.- В конце концов, может быть, ему нравится Барбер. И Хильда ему наверняка понравится… Ну да ладно!- "Не стоит мучиться угрызениями совести,- подумал Фрэнсис.- Еще не хватало сейчас вспоминать о ней!"

Петигрю пошел пешком от здания Совета графства и появился в гостинице последним из приглашенных гостей. Он вошел в гостиную как раз в тот момент, когда Барбер в очередной раз повторил:

– Фамилия – Маршалл и должность – маршал.

Миссис Хаббертон на его шутку рассмеялась как девочка. Знакомясь с ней, Петигрю заметил, что она не только смеялась как девочка, но ее манеры, одежда, цвет лица – все создавало впечатление, будто ей совсем недавно исполнилось девятнадцать, хотя на самом деле было не меньше сорока. Но, подумал он, она не трудилась над созданием своего образа. При полном отсутствии ума вряд ли возможно что-то создать. Скорее всего, в кудрявой, все еще красивой головке миссис Хаббертон не возникало мысли о том, что она уже не та хорошенькая кудрявая девушка, которая лет двадцать тому назад выскочила замуж сразу по окончании школы. И одного взгляда на ее мужа было достаточно, чтобы понять, что он также не замечал ее возраста. Через несколько лет на нее, пожалуй, будет жалко смотреть, но сейчас она была все еще обаятельна, как игривая кошечка, признал Петигрю. Барбер, видимо, тоже находил ее привлекательной.

Маршалл, красный от смущения, дрожащими руками разносил шерри. Через пару минут Сэвидж распахнул двери и, согнувшись в поклоне, объявил:

– Ленч подан, милорд!

Миссис Хаббертон направилась к дверям, однако судья опередил ее:

– Прошу прощения, но, по обычаю, во время выездных сессий суда судья следует впереди всех – даже впереди дам.

– О, конечно! Как глупо с моей стороны,- звонко засмеялась миссис Хаббертон.- Вы же как король. Какая я глупышка! Наверное, я должна была сделать реверанс, когда вошла?

Из-за двери раздался голос Барбера:

– Лично мне это безразлично, но некоторые мои коллеги…

Ленч был основательным. Карточки еще не ввели, а миссис Сквайр, повариха, была воспитана в традициях, которые не могли нарушить такие незначительные события, как война. Миссис Хаббертон, для которой домашнее хозяйство было нескончаемым кошмаром, щебетала с завистью и восхищением, осматривая стол. Явно испытывая скрытую неприязнь ко всему французскому, миссис Сквайр приготовила филе морского языка, телячьи котлеты, оладьи и еще какую-то необыкновенную вкуснятину. В глазах миссис Хаббертон горел детский восторг.

– Четыре блюда на ленч!- воскликнула она.- Во время войны! Это просто откровение!

Как обычно, она слишком поздно сообразила, что сказала что-то не то. Ее муж покраснел, священник сконфуженно кашлянул. Судья резко вскинул брови, затем так же резко опустил глаза и вдохнул воздух перед тем, как заговорить.

"Сейчас он опять начнет вспоминать своих коллег",- подумал Петигрю и бросился на выручку, как всегда брякнув первое, что пришло в голову:

– Скорее четыре перемены блюд апокалипсиса.- И в наступившей тишине сразу понял, что сказал худшее из того, что мог сказать.

Правда, Маршалл хихикнул, но немедленно затих под осуждающим взглядом судьи. Миссис Хаббертон, ради которой он сострил, решительно ничего не поняла. Священник выглядел обиженным – за свою профессию. Шерифу показалось, что воротник его сорочки тесен, как никогда.

В полной тишине его светлость, пользуясь королевским правом первенства, положил себе рыбы. Затем спросил не без колкости:

– Кстати, Петигрю, вы не выступаете сегодня на стороне обвинения в деле об убийстве?

"А ведь прекрасно знает, что не выступаю",- подумал Петигрю. Его давно уже не назначали генеральным прокурором на выездных сессиях, и в глубине души он считал, что к этому приложил руку Барбер. Вслух же учтиво произнес:

– Нет, господин судья. Я думаю, главным обвинителем будет Фродшам, а Флэк – его помощником. Может быть, вы имеете в виду убийство в Истбери, где я буду защитником?

– Ах да!- ответил Барбер.- Это общественная защита малообеспеченных, не так ли?

– Совершенно верно, господин судья.

– Замечательная система,- продолжил Барбер, обращаясь к миссис Хаббертон.- Благодаря ей бедные теперь могут воспользоваться помощью даже самых квалифицированных адвокатов за счет государства. Хотя боюсь,- добавил он,- что гонорар, к сожалению, несоразмерно мал. То, что вы взялись за такое дело, говорит о вашем бескорыстии, Петигрю. Стоило ли ехать так далеко, чтобы заработать так мало, когда вы могли бы, несомненно, получить значительно больше в другом месте?

Петигрю кивнул и вежливо улыбнулся, но его глаза застилала пелена гнева. Какая жестокая ирония по поводу его несчастной крошечной практики в отместку за хилую шутку! Но таким был этот человек – судья. Убийство в Истбери считалось трудным делом и могло привлечь большое внимание, даже в разгар войны. Петигрю надеялся, что о нем заговорят, возможно, даже за пределами Южного округа. Но сейчас с болью в сердце осознал, что Барбер может так все организовать, что это окажется его очередным фиаско. Еще он подумал, что его подзащитного могут отправить на виселицу хотя бы потому, что судье не нравится защитник.

Между тем Барбер продолжал вещать с важным видом:

– Эта система – несомненный шаг вперед по сравнению со старыми временами. Хотя не знаю, что сказали бы по этому поводу мои предшественники в Отделении королевской скамьи. Скорее всего, они отметили бы некоторую нелогичность в том, что государство, обвиняя человека в совершении преступления, тратит деньги на то, чтобы кто-то прилагал усилия и убеждал суд в его невиновности. Я думаю, мои предшественники увидели бы здесь ту сентиментальность, которую мы часто наблюдаем сейчас во многих направлениях.

Полковник Хаббертон пробурчал что-то в знак одобрения. Подобно многим добропорядочным гражданам, он верил в лозунги. Реформы, как социальные, так и политические, всегда проходят под тем или иным лозунгом, и в его сознании "сентиментальность" была неразрывно связана с "большевизмом" – корнем всех зол.

– Или взять шумиху вокруг смертной казни…- проговорил судья.

И тут в разговор, готовый превратиться в монолог, вступили все. Каждый хотел сказать, что он думает по поводу смертной казни. Ведь почти каждый имеет о ней собственное мнение. Даже Маршалл вспомнил и пытался повторить, что говорили на эту тему в дискуссионном клубе в колледже. Только Петигрю молчал, потому что знал, что придет и его очередь. Так оно и случилось.