Искусство и религия (Теоретический очерк) - Дмитрий Модестович Угринович

сиюминутной ситуации. Но подобные же гносеологические предпосылки, как говорилось выше, необходимы были и для зарождения зачатков магических верований и представлений. Нет никаких оснований, ни теоретических, ни фактических, отделять время возникновения зачатков искусства от времени возникновения зачатков религии. Напротив, есть все основания полагать, что формирование того и другого шло одновременно. Одновременное формирование зачатков искусства и религии совсем не означало, что эти явления возникали на основе одной и той же социальной потребности. Существовали общие гносеологические предпосылки формирования художественной деятельности и первоначальных религиозных верований, но социальные корни были у них различны. Подробнее об этом будет сказано ниже.

Так существовала ли дорелигиозная эпоха? Да, существовала, если понимать под ней ранний этап формирования человеческого общества и человеческого сознания, когда человек только начинал становиться человеком, только что оторвался от своих животных предков. Но это была одновременно и эпоха до возникновения искусства и нравственности, эпоха, предшествовавшая формированию общественного сознания в собственном смысле слова.

Две стороны человеческой практики

Конечные истоки всех духовных, так называемых „высших", потребностей людей следует искать в их материальной практике, в их трудовой, производственной деятельности. Связь зачатков искусства и религии с производственной деятельностью людей особенно четко прослеживается в первобытную эпоху, когда сознание людей делало лишь первые шаги на пути своего относительно самостоятельного развития, когда его связь с материальной практикой выступала наиболее четко и ясно.

Для понимания истоков художественного творчества и религиозных верований необходимо прежде всего вычленить две стороны человеческой практики. Общественная практика (т. е. производство людьми материальных благ) с самого начала своего существования включала в себя как объективные (т. е. не зависящие от сознания) отношения людей к природе, так и объективные отношения между людьми. Эти практические отношения людей к объективному миру (к природе и к другим людям) имеют две стороны, без вычленения которых нельзя правильно понять социальных истоков и искусства, и религии. Одна сторона человеческой практики выражает и фиксирует степень господства людей над объективным миром, другая - выражает господство объективных условий жизни над людьми.

Рассмотрим эти две стороны общественной практики на примере воздействия людей на природу, т. е. их материального производства. В ходе труда люди преобразовывают природу, ставя ее себе на службу, удовлетворяя с помощью веществ и сил природы свои материальные потребности. Характер и глубина воздействия людей на природу определяются уровнем их производительных сил, прежде всего состоянием их средств труда. Чем более развиты у людей их средства труда, тем в большей степени человек становится господином природы, тем полнее и всестороннее использует силы природы в своих целях. Таким образом, в отношениях людей к природе имеются две стороны: одна фиксирует и выражает уровень господства людей над природой, степень овладения ею. Другая сторона характеризует господство природы над людьми, выражает бессилие людей перед теми природными факторами и явлениями, которыми они пока не в состоянии овладеть. Соотношение этих сторон меняется по мере развития производительных сил, по мере исторического прогресса общества. В ходе исторического развития люди все глубже и полнее познают законы природы и практически овладевают ими. Люди все меньше находятся во власти чуждых и непонятных им природных сил и все более сознательно используют эти силы для своих нужд. В этом смысле люди становятся все более свободны в своих действиях. Происходит движение от несвободы и зависимости ко все большей свободе.

Диалектика исторического развития такова, что в сфере отношений между людьми развитие от несвободы к свободе наступило гораздо позднее, только при переходе к социализму. В течение весьма продолжительной исторической эпохи, включавшей в себя все докоммунистические формации, люди в целом оставались во власти стихийных общественных сил, сущности которых они не понимали и действие которых не были в состоянии контролировать. Только с переходом к социализму, где общественная необходимость реализуется лишь через сознательную деятельность людей, познавших эту необходимость, соотношение указанных двух сторон общественной практики коренным образом меняется и в сфере отношений между людьми. Происходит скачок, который Ф. Энгельс назвал переходом из царства необходимости в царство свободы [1].

[1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 295.]

Указанные две стороны общественной практики существовали уже в первобытном обществе, на заре человеческой истории. Соотношение их в первобытную эпоху было специфическим: люди делали только первые шаги на пути подчинения себе объективных условий их жизни, и, следовательно, в их практической деятельности несвобода и зависимость явно преобладали над свободой. При этом следует учитывать, что в разных видах практической деятельности и даже в разных ситуациях мера свободы людей была различной, что в конечном счете обусловливало и разграничение применяемых первобытными людьми средств воздействия на природу: в одном случае это были реальные средства практического воздействия, подкрепляемые знаниями и опытом, в другом - иллюзии, выдававшие желаемое за действительное [1].

Остановимся на этом более подробно.

[1 Ю. И. Семенов в книге „Как возникло человечество" справедливо ищет социальные истоки первобытной религии в несвободе людей, их практической зависимости от окружающего мира. Однако вряд ли можно согласиться с мнением автора этой книги, когда он выделяет два вида практической деятельности людей: свободную деятельность и несвободную, зависимую (см. с. 351). В действительности нет абсолютно свободной и абсолютно несвободной практической деятельности. Всякая практическая деятельность людей свободна и несвободна, поскольку она основана на познании каких-то реальных связей в объективном мире и достигает на основе этого знания определенного практического результата, и несвободна, поскольку знания людей всегда неполны, приблизительны, относительны, поскольку, как следствие этого, практическое действие бывает в ряде случаев безуспешным, не приносит желаемого результата. Другое дело, что соотношение указанных двух сторон - свободы и несвободы - различно в разных видах человеческой деятельности и на разных исторических этапах ее развития.]

Многочисленные факты, собранные этнографами, достаточно убедительно показывают, что первобытный человек был весьма сметлив, ловок, умен, если речь шла о решении насущных проблем его жизни: добыче зверя на охоте, умении приспособиться к суровым климатическим условиям, создании наиболее целесообразных видов охотничьих орудий и умелом их применении и т. п. Вот что писал об охотниках-эвенках известный советский этнограф А. Ф. Анисимов: „…весь уклад жизни таежного охотника, его умение жить в суровых условиях тайги - все свидетельствует о разносторонних практических знаниях и накопленном в веках опыте. Охотник, например эвенк, по характеру лосиного следа узнает, местный это или пришлый зверь, пришел он издалека или из ближайших мест, самец это или самка, молод и неопытен или стар и умен зверь и т. д. По веткам, которые обглодал лось, охотник безошибочно заключает, голоден был зверь или сыт,