Эм + Эш. Книга 2 (СИ) - Шолохова Елена

— Ну есть знакомые девчонки из меда, — кивнул Шаламов, с минуту поразмыслив. — Хату снимают на Ярославского. Давай к ним съездим, может, приютят тебя. Они ж будущие медички, должны быть милосердными.

Из милосердия или нет, но девчонки согласились взять к себе Лёву на постой, хоть и без явного энтузиазма. Зато сам Лёва прямо расцвёл. Шаламов даже поразился: вот человек! Его в угол загнали, считай, дома лишили, а он увидал симпатичных девчонок и рад, будто это всего важнее. Не то что сам Шаламов — он даже и не помнит, когда в последний раз от души радовался. Оно было вообще такое?

Вторник прошёл ни шатко, ни валко. Отсидел две лекции и семинар, а после пар вместе с группой отправился в венское кафе — отмечать день рождения одногруппницы. Ещё накануне все скинулись и подарили конверт, а именинница пригласила их попить чаю с пирожными.

Не стал скидываться и не пошёл в кафе только один — Дёмин. Но это никого и не удивило. Дёмин вообще держался особняком, ни в каких общих тусовках не участвовал. Сначала все считали, что пацан жмётся и презирали его за жадность. Позже выяснили, что он из какой-то уж очень бедной семьи. В академию, куда просто так поступить практически нереально, пробился по квоте, как сирота. Живёт с младшим братом и старой бабкой, после пар там-сям подрабатывает, вот и считает каждую копейку. Хотя этот факт всеобщего отношения к нему не изменил. Жадный, бедный — какая разница? Главное, что не такой, как все. Нет, никто его не шпынял, не обзывал — не малолетки ведь уже, но все сторонились Дёмина, точнее, делали вид, что его вообще не существует. Тот в свою очередь в долгу не оставался. Смотрел свысока и считал своих одногруппников «никчёмными, пустыми паразитами».

В начале прошлого года даже нешуточный скандал разгорелся, этакая классовая стычка. С первого по третий курс тогда отправили на картошку в помощь ближайшему хозяйству. Из их группы явился один Дёмин, остальные копаться в земле не захотели. Шаламов тоже не поехал, поскольку искренне считал, что от работы кони дохнут. Куратор — она сама бывшая студентка академии и была старше своих подопечных всего на три года — потом попыталась воззвать их к совести, но ожидаемо нарвалась на град насмешек.

— Мы вам тут не крестьяне мотыгой махать! — громче всех орал Игорь Шустов. — Это вообще произвол!

— Вы так говорите, как будто это что-то стыдное. А в труде ничего унизительного, между прочим, нет, — нервно возражала девушка-куратор. — Как раз наоборот!

— Угу, для некоторых и сортиры за гроши чистить не унизительно… — Шустов, ухмыляясь, посмотрел на Дёмина.

— Да что вы такое говорите! Мы, между прочим, стране помогали. И видели бы вы, с каким теплом нас встречали работники. Организовали полевую кухню и с собой потом каждому студенту овощей давали целый… в общем, кто сколько унесёт.

Её пламенная речь лишь вызвала новую волну смешков:

— Это они погорячились! Дёмин, поди, сколько накопал, столько и унёс.

Дёмин порывался кинуться в драку, но девчонки вместе с кураторшей подняли визг. В конце концов Дёмин обозвал всех «сытыми, тупыми ублюдками, которые, кроме как сосать деньги из родителей, ничего не могут», и вылетел из аудитории, хлопнув дверью.

Шаламов на его выпад не оскорбился. Родительскую помощь он всегда воспринимал как естественное явление. К тому же временное. А Дёмину, считал он, просто не повезло, вот пацан и злится, и психует чуть что. Но остальные одногруппники вознегодовали и, не сговариваясь, окончательно записали Дёмина в отщепенцы, с кем и здороваться-то — себя не уважать.

Если это как-то и задевало Дёмина, то вида он не показывал. И когда между парами именинница зазывала всех в кафе и каждого поимённо спросила пойдёт-не пойдёт, демонстративно пропустив Дёмина, тот откровенно, со скучающим видом зевал.

Шаламов и сам с удовольствием не ходил бы, но девчонки вцепились клещами «идём-идём-идём». И как только стало удобно уйти — сразу же ушёл. Смылся по-английски.

А у родного подъезда его ждал сюрприз — серебристая «Ауди», из которой неожиданно выпорхнула Вероника в брючном деловом костюме из плотного тёмного материала и белом песцовом полушубке нараспашку. Чёрные волосы, стянутые в высокий хвост, отливали синевой. Выглядела она, конечно, очень эффектно.

Шаламов поморщился — он совершенно про неё забыл. Даже как-то неловко стало.

— Может, съездим поужинаем? — предложила она запросто, даже не поздоровавшись. Шаламов вспомнил, что бумажник практически пуст, так что ни о каком ужине где-то там и речи быть не могло.

— Нет, — мотнул он головой. — Я уже. Только что из кафе.

Она полунасмешливо-полувопросительно подняла бровь.

— У одногруппницы был день рождения, так что… Но если хочешь, можем пойти ко мне и заказать пиццу.

Уж на пиццу у него точно хватит, прикинул он. Правда, пицца — явно не её стиль, и Шаламов почти ожидал, что она сейчас недовольно поморщится и выскажет пренебрежительное «фи», но Вероника весело улыбнулась:

— Пицца так пицца. Но тогда уж с пивом!

Шаламов удивился, заметив, как быстро, прямо на ходу она поменялась, в мгновение ока превратившись из надменной, холёной и пресыщенной дамы в весёлую, задорную девушку без всяких фанаберий. Он так не умел, к такому не привык и слегка растерялся.

— Долго же ты мне перезванивал, — уже в квартире припомнила она. Впрочем, без всякого упрёка, скорее, насмешливо.

— Да я хотел… я собирался позвонить, — смутился он, — но у друга возникли проблемы. Наехали на него какие-то барыги, развели на деньги… Короче, мотался с ним…

— Ну что, удалось решить проблему друга? — с мягкой улыбкой спросила Вероника.

— Отчасти, — отмахнулся Шаламов.

— Надеюсь, что у твоего друга всё наладится.

Надо же, какая она понимающая, подумал он с благодарностью. А то обычно как: только начнёшь встречаться с девушкой, а тебя уже упрёками осыпают. Ну а Вероника — само спокойствие и благожелательность, вон даже участие проявила. С ней легко, с ней просто, с ней приятно. И пиццу уплетает за обе щёки, и пиво тянет из горлышка, и красивая, и её разговоры его не раздражали. И к тому же при ней, поймал себя Шаламов на мысли, куда-то вдруг исчезало чувство неприкаянности, что почти всегда тупо ныло в груди, как заноза.

Глава 5-2

Вероника сама не понимала, почему так вцепилась в этого мальчишку. Почему так страстно, так бескомпромиссно хотела его заполучить. Что она, красивых не видела? Видела. И любовники ей попадались погорячее. Этот вообще в первую их встречу был оскорбительно небрежен и ленив. Так что точно не в сексе дело. А в чём — она и сама не могла сказать. Знала только, что тянуло к нему непреодолимо. Видеть его хотелось, ощущать, каждую минуту знать, где он, с кем он… Эта нелогичная, необъяснимая тяга походила на умопомешательство, и ей стоило неимоверных усилий держать свои порывы в узде.

Она интуитивно чувствовала, что стоит ей выказать всё, что на самом деле творится у неё в душе, это его попросту отпугнёт. Да это и её саму пугало нешуточно. Такие страсти давно её не обуревали. Потому, нисколько не колеблясь, Вероника разорвала отношения с отцовским компаньоном, прекрасно осознавая, что отца это страшно расстроит и, возможно, создаст трудности для холдинга.

Отец и в самом деле неистовствовал, метался по кабинету, требовал и даже умолял не порывать с компаньоном, расписывал, какие золотые горы сулил их брак, и какие неприятности — разрыв. Вероника всё понимала, со всеми доводами соглашалась, но поступить так, как просил отец, не могла.

— Ну всё же хорошо у вас было, — устало опустился в кресло отец, исчерпав все мыслимые и немыслимые аргументы. — Ты же сама была не против выйти за него.

Вероника искренне жалела отца. Сейчас он — грозный и непримиримый глава огромного холдинга, при виде которого сотрудники бледнели и дрожали, — казался несчастным, старым и подавленным. Пару минут он с отсутствующим видом смотрел перед собой. Потом будто очнулся — вздохнул, достал из кармана платок, промокнул лысину.