Иорич - Стивен Браст

Я хлопнул в ладоши и подождал. Потом хлопнул еще раз. Ничего не услышал, но дверь чуть-чуть приоткрылась, и из щели выглянула пара странных лиловых глаз; они изучили меня, потом Лойоша и Ротсу, потом опять меня.

— Да? — сказал, вернее, пропищал он. Голос у него был высокий и дребезжащий; и как такой может выступать перед судом? Судья, смеющийся над адвокатом — это как, поможет подсудимому? Впрочем, я не специалист.

— Могу я войти?

Он приоткрыл дверь чуть сильнее. Ростом он оказался лишь чуть выше Алиеры, которая сама лишь чуть выше меня. Плечи у Перисила были широкими, а сложение, как для драгаэрянина, почти коренастое. Одет небрежно, то есть шнуровка на дублете несколько ослаблена, а перчатки заткнуты за пояс не под равными углами. Для иорича — небрежно, ясно?

— Выходец с Востока, — проговорил Перисил. — Если вы пришли по собственному делу, либо в интересах одного из ваших сородичей, я никогда не имел дела с Правилами о расселении, хотя, конечно, и изучал их.

Кабинет за его спиной оказался крошечной квадратной каморкой, которую почти целиком занимал деревянный стол, на вид — старый и изрядно потертый.

Кроме стола, сюда едва поместилась пара стульев, металлических и уродливых. На стенах остались светлые пятна, следы от ранее висевших тут картин или чего-то в этом роде, а над стулом Перисила гордо висел официального вида документ в рамочке.

Я пояснил:

— Вас рекомендовала мне леди Ардвена. Меня зовут Владимир Талтош. Я здесь в интересах Алиеры э'Киерон.

— А. Тогда заходите, — он отступил в сторону, и еще раз посмотрел на Лойоша и Ротсу. — Занятные у вас зверьки.

«Поблагодари его за меня, босс. Обожаю, когда нас, зверьков, хвалят.»

Проигнорировав Лойоша, я шагнул внутрь.

— Новый кабинет?

— Да, мне лишь недавно позволили перебраться в Дом из городской конторы… — Тут он завис над собственным стулом. — А откуда вы знаете?

Я не ответил. Перисил сел, я устроился на одном из стульев. Мало что уродливый, так еще и неудобный.

— Алиера, — сказал я.

— От леди Ардвены в интересах Алиеры э'Киерон, — повторил он. — Интересное сочетание. Впрочем, кажется, я о вас слышал.

Я издал неопределенный звук и позволил ему продолжать. Все адвокаты, каких я прежде встречал, готовы болтать от забора и до обеда. А лучшие готовы даже слушать.

Перисил кивнул каким-то собственным мыслям.

— У вас есть бумаги?

— Никаких, — ответил я.

— Так. Вы записались как друг?

— Да, но подверждения не получил.

— Хммм, — проговорил он. — Она не хочет видеться с друзьями и не желает адвоката.

— Ну, вы же знаете драконлордов.

— Немногих и не слишком близко. Таких клиентов у меня раньше не было.

— Драконлорды считают, что всякую загвоздку можно решить двумя способами; первый — кого-нибудь прикончить.

Он кивнул.

— А второй?

— По большей части, он им не требуется.

Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула.

— Сложный случай. Деньги у вас есть?

— Да.

Перисил назвал цифру, составлявшую заметную часть суммы, которую я обычно запрашивал за убийство кого-либо. Одолжив у него перо, чернила и лист бумаги, я написал расписку в свой банк и передал ему. Иорич внимательно изучил записку, подул на чернила, отложил в сторону и кивнул.

— Где вас можно найти?

— В Черном замке.

— Знаю такое место, — он сплел пальцы и уставился в пространство. — Прав ли я, полагая, что вы не знаете, почему она отказывается от адвоката и от посетителей?

— Могу предположить, зная Алиеру, — пожал плечами я.

— Она в ярости, оскорблена и пыжится от гордости больше, чем ее отец за час до того, как уничтожил мир?

— А, так вы ее знаете?

— Слышал о ней, конечно.

— Драконы, — вздохнул я.

— Точно так.

— Можете объяснить законы, которые тут применяются?

— А объяснять нечего. Древнее волшебство запрещено имперским эдиктом.

— Ага. Но что это значит?

— Что это не кодифицированная традиция. С кодифицированной традицией забавнее.

— Забавнее?

— Для адвокатов. Мы всегда можем измыслить интересные способы альтернативного истолкования традиции, или поднять исторический контекст создания таковой и показать, что он изменился, или поставить под вопрос порядок кодифицирования. Широчайший простор для забав. Но я работаю в основном с эдиктами.

— Ага. А почему?

— Не знаю. Так сложилось, наверное. Но мне подходит. Будь я драконом, я сказал бы, что они бросают более сложный вызов умению адвоката. А в общем, наверное, мне больше нравится не интерпретация законов, а установление фактов и прения сторон. С законами основная масса работы — подробности и правомерность интерпретаций. А эдикты — просто да или нет.

В нашем случае — да, подумал я.

— И раз это эдикт, то что это в точности значит?

— Это значит, что однажды император объявил «да будет так». Вроде статута, только за эдиктом вся сила Империи. Этот конкретный эдикт существует столько же, сколько сама Империя.

— И что это значит для нас, с практической точки зрения?

— Это значит, что закон не подлежит сомнению. Единственные вопросы — совершила ли она то, в чем ее обвиняют, и если да, то сколь суровым будет приговор.

— И никакого простора для интерпретаций?

— Откуда? Ведь императрица может просто связаться с Державой и уточнить формулировку.

— Ну да. И максимальный вариант — смерть?

— Да.

«Согласись, босс — забавно, если на Звезду Алиера попадет раньше тебя.»

«Угу, буду смеяться до колик.»

— А минимальный какой?

— Минимальный? Полагаю, императрица скажет «больше так не делай».

— Ясно. А что, по-вашему, будет?

— Тут не угадаешь. Ведь императрица знает Алиеру, верно?

— Да.

Он покачал головой.

— Если они дружат, императрице куда сложнее проявить снисхождение.

Я кивнул. Политика.

Он проговорил:

— И если она не будет сотрудничать, дело обернется совсем трудно.

— Понимаю. Думаю, я смогу убедить Алиеру сотрудничать, если только сумею с ней увидеться.

Перисил провел ладонью по волосам.

— Возможно, это я и смогу обеспечить.

— Внимательно вас слушаю.

— Погодите пока, мне надо подумать.

По мне, нет проблем. Думать он мог сколько угодно. После недолгого разговора голос иорича уже не казался таким странным.

Вскоре он проговорил:

— Да, может сработать.

— Хм?

— Первый вариант — послание от вашего имени, чтобы ее признали недееспособной, а вы вели бы ее дела.