Брачные игры - Кейт Сандерс

— Мы выберемся, дорогая, не сомневайся. Особой трагедии не случится. Настоящий Мужчина остался в истории дома и семьи, и никто не может переписать историю, а мы будем жить, как миллионы других.

Взгляд Руфы не изменился.

— Отказаться от всего этого было бы слишком. Я не могу пойти на это.

— Ты молода, — сказала Роза. — Не губи себе жизнь. — Она встала и достала с полки бутылку красного вина. Умелым движением высадила пробку и поставила на стол два не очень чистых стакана. — Для начала нужно еще познакомиться с богатыми людьми.

— Это можно сделать в Лондоне, — пробормотала Руфа. — Мы должны ехать в Лондон.

— О Боже. Неужели Чехов снова пишет нам сценарии? Я бы предпочла Бенни Хилла. — Роза сделала большой глоток вина, как будто приняла дозу лекарства.

— И нам придется купить приличные платья.

— Опомнись, дорогая. На какие шиши? Ни у кого из нас нет ни гроша.

— Мы с Нэнси будем первой волной, — продолжала Руфа. — Будем считать это одним из розыгрышей Настоящего Мужчины — Брачной игрой.

— Брак — не игра.

— А остановиться можем у Уэнди. Я уверена, она примет нас.

Уэнди Уизерс была когда-то их няней. Она мирилась с состоянием дома и нерегулярной зарплатой, так как была по уши влюблена в Настоящего Мужчину. Между ними завязался один из его кратких бурных романов, на волне которого она вошла в его дом. Девочки любили ее, и Розе она тоже понравилась. Когда спустя пять лет Уэнди покинула дом, уступив место танцовщицам из Бали, обе женщины плакали. Роза поразилась, насколько Руфа все продумала.

— Ты права, она с радостью примет вас.

Руфа была полна планов.

— Я получу несколько тысяч за автомобиль, и мы проскрипим. — Она озабоченно наморщила лоб. — Хотя Линнет тогда придется ходить пешком в школу. А как ты будешь делать покупки? Может быть, не стоит рисковать?..

Огонь, еще теплившийся в тлеющих красных угольках, придал ее каштановым волосам цвет вина. Его отблеск золотил щеки.

«Красивая, — подумала Роза. — И растрачивает здесь свою жизнь, потому что Настоящий Мужчина взял с нее обещание остаться в этих краях навсегда».

— Рискни, — импульсивно проговорила она. — Сделай разок в жизни какую-нибудь глупость. Мне очень не хочется видеть тебя несчастной, дорогая, но Брачная игра — самая бредовая идея, которую я когда-либо слышала.

Руфа была поражена. Женщины смотрели друг на друга заинтригованные. Мгновение неожиданной интимности было нарушено скрипом тяжело открывающейся входной двери. Находящийся не в ладах с мелодией тенор пропел:

«Мы не бродяги,

Побирающиеся по домам,

Мы — дети ваших соседей,

Хорошо знакомые вам!»

— О, это Рэн, — сказала, улыбаясь и оглядываясь, Роза. — Шевелись, подумай, что бы еще добавить в суп, а то его не хватит.

Руфа поднялась, мысленно откладывая Брачную игру.

— Если только сапог?

— А нет ли картошки?

— Только что ты советовала не терять чувство реальности, — ответила Руфа. — Во всем доме нет ни картофелины.

Открылась массивная, потрескавшаяся от времени дверь, соединяющая большой холл с кухней, и в задымленное помещение ворвалась струя холодного воздуха. Вошел Роджер, расстегивая молнию на старой куртке Настоящего Мужчины. Это был бледный заросший человек тридцати пяти лет. Его волосы сбились надо лбом, а между лопатками свисал тонкий «конский хвост» каштанового цвета. Главным в жизни Роджера — все, что следует о нем знать, — была любовь к Розе на протяжении вот уже десяти лет, и эта преданность могла бы длиться до его самого последнего издыхания. Он источал добродушное спокойствие и вносил в дом незнакомый привкус здравого смысла. Несмотря на свое окружение, Роджер был неизменно и безмятежно нормален.

— Извините, что задержался, — приветливо произнес он. — Рэн не хотел оставаться один, и я притащил его с собой.

— Еще одного кормить, — проговорила Роза, — но по своей доброте не могу возражать. С любовными приключениями этого парня не соскучишься.

Рэн впрыгнул в комнату, отпихивая в сторону Роджера.

— Веселого Рождества, девушки! — Он сбросил на стол мокрый мешок и подался вперед, чтобы поцеловать Розу и Руфу. — Боже, какой холод! Дайте мне выпить.

— Если повезет, — сказала Роза. — Список желающих выпить вина весьма длинен.

«Рэн — еще один смирившийся с тем, что его исключительно симпатичная внешность пропадает в этом сельском болоте», — подумала она. На нем был цветной жилет и шляпа с дурацкой вышивкой, но нелепая одежда, однако, не могла скрыть его красоту. Его глаза и густые, ниспадающие на плечи волосы были черными и оттеняли белизну кожи. Молодой чокнутый папаша Линнет обладал лицом ангела эпохи Ренессанса.

— Приятно, что вы принимаете меня, — сказал он, останавливая на них полный горечи взгляд. — Знаю, как сейчас тяжело, но я пришел не с пустыми руками. Привез тележку дров и лук, который не смог обменять на рынке.

Руфа бросила взгляд на лежащий на столе мешок.

— Блеск. Суп теперь имеет шанс увеличиться в объеме.

Рэн с надеждой осматривался вокруг себя.

— А где Линнет?

— Наверху. Лидия укладывает ее спать.

— Раз ты доводишь ее до такого состояния, — строго вмешалась Роза, — то будь любезен сам укладывать ее.

— А не могла бы она остаться на ужин? — спросил Рэн.

— Нет, мы слишком измотаны. Роджер, сделай одолжение, скрути-ка сигаретку с марихуаной.

— Лучше не надо, — сказал Роджер. Он понизил голос. — С нами Эдвард.

Роза тихо застонала.

— Неужели он не может найти никого другого для чтения нотаций?

Руфа оторвала взгляд от лука, который резала.

— Не нужно, ма. Он хочет лишь добра.

— Надеюсь, что это так. Но если бы он только смог передохнуть, хотя бы на один вечер!

Эдвард Рекалвер, ферма которого граничила с обреченной землей Рэна, был крестным Руфы и самым верным семейным другом. Рекалверы веками обрабатывали этот уголок Глостершира и во время Гражданской войны поссорились с семьей Хейсти. Хейсти были роялистами, а Рекалверы сторонниками парламента. Хотя старая ссора давно уже стала частью истории, Эдвард и в наши дни выглядел поседевшим левеллером. Как ни странно, он был ближайшим другом Настоящего Мужчины. Правда, он беспощадно критиковал Настоящего Мужчину, но тот уважал его как весьма объективного наблюдателя и всегда прислушивался к его откровенным высказываниям. Рекалвер обитал в уединенном, человеконенавистническом мире безупречной чистоты и аскетизма. Он выращивал травы, перерабатывал все отходы и не мог ругаться без иронии. Все виды изобилия вызывали у него подозрение. Но он не всегда был таким. Шесть лет назад он был армейским офицером. Свою ферму он сдавал в аренду, а к ним совершал периодические наезды, памятные для детей Хейсти — он всегда водил их на цирковые представления и пантомимы. Руфа прекрасно помнила Эдварда, загорелого и неприступного. После Фолклендской войны он получил орден, а на его предплечье остался шрам от пули боснийского снайпера.