Свинцовый вердикт (сокращ.) - Майкл Коннелли

— Нет, не знаю, а что?

— Ну, по правилам пенсионной программы УПЛА, максимальный срок службы составляет тридцать лет, так что из денежных соображений там никто дольше не задерживается.

— Только те, кто видит в этой службе свое предназначение, — согласился я. — Постой-ка, ты говоришь, его зовут Иероним Босх? Как художника?

— Насчет художника я ничего не знаю. Но имя у него такое. Рифмуется с «аноним», так мне сказали. Чудное, если хочешь знать мое мнение, имечко.

— Не чуднее, чем Войцеховский, если хочешь знать мое мнение.

— Я думала, ты с ним не знаком, Микки, — сказала Лорна.

— Встречаться я с ним раньше не встречался, а вот имя… имя мне известно.

— Ты хочешь сказать, по картинам?

Читать лекцию по истории живописи мне не хотелось.

— Не важно. Ладно, мне пора. — Я встал, обошел вокруг стола. — Я отправляюсь в зал судьи Шампань. Прихвачу с собой папки с текущими делами, почитаю, пока буду ждать своей очереди.

— Я пойду с тобой, — сказала Лорна.

Я отметил про себя взгляд, которым обменялись она и Киско. Мы вышли в приемную. Что она собирается мне сказать, я знал, однако мешать ей не стал.

— Микки, ты уверен, что готов ко всему этому?

— Полностью.

— Ты ведь планировал действовать без спешки, взять пару дел. А теперь берешься за целую практику.

— Я же человек непрактичный.

— Послушай, давай говорить серьезно.

— Разве ты не понимаешь, насколько это лучше того, что я планировал? Взяться за дело Эллиота — это все равно что поставить в центре города рекламный щит с надписью: «Я вернулся», сделанной большими неоновыми буквами!

— Да, но одно это дело потребует таких усилий…

— Лорна, со мной все в порядке, я готов к работе. Вообще-то я думал, что тебя эта новость обрадует. Впервые за целый год мы начнем зарабатывать деньги.

— Меня не деньги волнуют. Мне нужна уверенность в том, что у тебя все хорошо.

— Лучше, чем просто хорошо. Я в восторге. Чувствую себя как человек, которому вернули его заветный талисман. Так что не старайся притормозить меня.

Некоторое время мы молча смотрели друг другу в глаза, потом ее строгое лицо расплылось словно бы нехотя в улыбке.

— Ладно. Поезжай, покажи им, на что ты способен.

— Да уж будь спокойна. Покажу.

Какие бы заверения ни дал я Лорне, однако, идя по переходу, соединявшему офисное здание с гаражом, я думал о том, что работу на себя взвалил непомерную. Я успел забыть, что оставил свой «линкольн» на пятом этаже, — в результате, прежде чем я его отыскал, мне пришлось подняться по трем пандусам. Я открыл багажник и запихнул стопку папок в сумку.

Сумка эта была своего рода гибридом, купленным мной в магазине «Город чемоданов» в то время, когда я начал обдумывать свое возвращение в бизнес. Ее можно было носить как рюкзачок или как портфель — в те дни, когда я ощущал себя достаточно сильным. Но при этом у нее имелись колесики и выдвижная ручка, так что, когда силы меня покидали, я мог катить ее за собой.

В последнее время «сильные» дни намного превосходили числом «слабые», и я, пожалуй, мог бы заменить эту сумку традиционным адвокатским кейсом. Однако на ней имелась также фирменная бирка — гребень горы с похожей на эмблему «Голливуд» надписью «Город чемоданов», над которой шарили по небу лучи прожекторов, символ мечты и надежды. Думаю, из-за этой бирки сумка мне и понравилась. Дело в том, что я понимал: «Город чемоданов» — это не просто название магазина. Это название самого города. Лос-Анджелеса.

Лос-Анджелес принадлежит к числу городов, жители которых происходят родом откуда-то еще. Людей влечет сюда мечта — или попытка сбежать от кошмара. Говоря фигурально, буквально, метафорически, каждый, кто живет в Лос-Анджелесе, держит наготове упакованный чемодан. Просто на всякий случай.

Я закрыл багажник и испуганно вздрогнул, увидев неизвестно откуда возникшего рядом с машиной человека.

— Мистер Хэллер, я сотрудник «Таймс». Не согласитесь ли вы поговорить со мной о деле Джерри Винсента?

Я покачал головой:

— О деле мне ничего не известно.

— Однако все его клиенты перешли к вам, верно?

— Кто вам это сказал?

— У нашего судебного репортера имеется копия распоряжения, подписанного судьей Холдер. Винсент выбрал вас сам? Вы с ним были близкими друзьями?

Я открыл дверцу машины.

— Слушайте, а как вас зовут?

— Джек Макевой. Я служил одно время в полиции, патрульным.

— Рад за вас, Джек. Но говорить с вами об этом я сейчас не могу. Если хотите, дайте мне вашу визитку, я позвоню вам, когда у меня будет что сказать.

Визитку он мне не дал. Просто облокотился о крышу «линкольна» и сказал:

— Я думал, мы сможем договориться. У меня хорошие связи в Управлении полиции, у вас — в суде. Вы рассказываете мне о том, что стало известно вам, я вам — о том, что стало известно мне. Сдается, это будет крупное дело.

— Так есть у вас визитная карточка?

На этот раз он достал из кармана визитку и протянул ее мне:

— Ну что, договорились?

Я повел рукой, прося его отойти в сторонку, захлопнул дверцу, включил двигатель. И, уже выезжая на пандус, услышал, как он крикнул мне вслед:

— Эй, Хэллер, мне нравится надпись на вашем номере.

Я помахал ему из окошка рукой и начал спускаться по пандусу, стараясь припомнить, в каком из моих «линкольнов» я сейчас сижу. С того времени, когда я работал с полной нагрузкой, у меня их осталось три штуки. И в последний год я водил эти машины одну за другой, по очереди, чтобы не дать пыли скопиться в их выхлопных трубах. Наверное, это было частью моей стратегии возвращения к делу. Все три машины были точными копиями друг друга и различались только номерными знаками.

Остановившись у будки гаражного служителя и протянув ему корешок своей квитанции, я заметил стоявший рядом с кассовым аппаратом дисплей системы видеонаблюдения. На нем застыло изображение моей машины, вид сзади. И я увидел свой номерной знак с надписью: «ВСЕХЗАДАВЛЮ».

Я ухмыльнулся. Что да, то да. Мне предстояло приехать в суд и впервые встретиться с одним из клиентов Джерри Винсента. Пожать ему руку, а после препроводить его прямиком в тюрьму.

Когда я за пять минут до назначенного срока вошел в зал суда, судья Юдит Шампань уже сидела на своем месте, выслушивая ходатайства. Своей очереди ожидали еще восемь адвокатов. Я прислонил сумку к барьерчику и шепотом объяснил судебному приставу, что заменяю Джерри Винсента и пришел, чтобы выслушать приговор, вынесенный Эдгару Ризу. Пристав ответил, что судье еще предстоит разобраться с некоторым числом ходатайств, а что касается приговора Ризу, он стоит у нее на очереди первым. Я спросил, нельзя ли мне повидаться с Ризом, и пристав отвел меня в камеру временного содержания.

— Эдгар Риз? — спросил я, войдя в нее.

К решетке подошел невысокий, мощного сложения парень.

— Я Майкл Хэллер. Заменяю вашего адвоката. Джерри сказал вам, какой приговор вы получите, признав себя виновным?

— Ну да. Пять лет в тюрьме штата, а буду хорошо себя вести, так выйду через три.

Вообще-то сильно походило на то, что не через три, а через четыре, но в эти подробности я вдаваться не стал.

— Ладно, судье придется повозиться немного с другими делами, а потом она вызовет вас. Прокурор зачитает вам свою тарабарщину, вы скажете, что все поняли, затем судья произнесет приговор. Пятнадцать минут, не больше.

— Да хоть пятьдесят. Все равно мне отсюда в тюрягу идти.

Я кивнул и покинул Риза. Постучал по металлической двери — не сильно, но так, чтобы находившийся в зале суда пристав услышал меня. Пристав выпустил меня в зал, я сел в первом ряду, открыл сумку и вытащил из нее большую часть папок с делами.

Верхней оказалась как раз та, что была посвящена Эдгару Ризу. Содержимое ее я, готовясь выслушать приговор, уже просмотрел. Самое что ни на есть рядовое дело о хранении и распространении наркотиков.

Следующей шла папка Патрика Хенсона — связанное с обезболивающими дело, про которое я сказал Лорне, что собираюсь от него отказаться. Однако теперь я подумал-подумал, да и открыл папку.

Двадцатичетырехлетний Хенсон был серфером из Малибу. Профессионалом, но окончательного признания в этом качестве не получившим, поскольку турнирных побед у него было пока немного. На соревнованиях в Мауи он слетел с доски и повредил плечо. Ему сделали операцию, после которой врач прописал Хенсону оксикодон. Полтора года спустя Хенсон уже плотно сидел на нем и, чтобы избавиться от боли, добывал таблетки всеми правдами и неправдами. Спортивных спонсоров он потерял и, дойдя до ручки, украл в одном из домов Малибу, куда его пригласила подружка, дорогое ожерелье. Согласно отчету шерифа, ожерелье это принадлежало матери подружки и содержало среди прочего восемь бриллиантов. Оценивалось оно в двадцать пять тысяч долларов, однако Хенсон загнал его за четыреста и отправился в Мексику, чтобы купить там две сотни таблеток оксикодона.