Судьба. Преданная - Галина Пискунова-Пестрикова (Байдерова)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь продолжалась.
Глава 6. Детство
Галку не интересовали проблемы семьи. У неё была своя семья – кукла, которую привёз брат, и с которой не расставалась ни на миг. Она её пеленала, баюкала, кормила, пела ей песни, рассказывала сказки. Говорить Галка научилась рано, слова произносила очень чисто. Это заслуга сестры Вали. Она же научила её читать и писать. Любопытная, шустрая Галка вбирала в себя всё, что видела и слышала, что нужно и чего не нужно. Шалила и проказничала, за что ей часто влетало от всех, кому она портила настроение. А настроение портить она умела всем.
Увидев, что бабушка перестала вязать и куда-то вышла, Галка моментально брала вязание и, вытащив спицы, с удовольствием распускала носок. Ей очень нравилось смотреть, как нитка выскальзывала из петель. Распускала носок до конца, если бабушка долго не приходила. Зато совсем другое «удовольствие» она получала от бабушки. Та, увидев содеянное, хватала Галку за чупрыню, и, дёргая за волосы, приговаривала:
– Я те дам… я те дам… заноза ты эдакая…
Было больно, но всё повторялось заново, если представлялся случай.
Как-то Галка, играя на улице, услышала, что её завёт бабушка.
– Чё, ба?
– Там в духовке чугунок с молоком с красной пенкой. Смотри не съешь пенку. Это молоко для Жени. Я пойду на станцию.
Ну зачем бабушка это сказала? Ну кто удержится от соблазна? И что бы Галка теперь не делала у неё в мыслях стояла только «пенка… пенка… пенка…». И она бежала домой посмотреть на эту пенку. «Только посмотрю» – думала она. А потом вдруг появлялось искушение: оторвать кусочек от пенки: «ну ничего ведь не случится… и Жене хватит». Это повторялось до тех пор, пока пенка не исчезла. Сначала Галка очень переживала, что съела пенку, сокрушалась, что пенку уже не вернуть. Постояв немного возле чугунка с молоком без пенки, горестно вздохнув и покачав головой, она побежала на улицу, и уже через некоторое время с лёгким сердцем играла во дворе, и никакой «наказ бабушкин» её больше не тревожил.
Вскоре она услышала грозный голос:
– Галка, иди сюда!
Ничего не подозревая, забыв о том, что натворила, радостная Галка бежала к бабушке, надеясь, что та принесла ей что-нибудь вкусненькое, совсем не ожидая того, что произошло. А бабушка схватила её за чупрыню, жестко сжав волосы, и с большой силой начала вертеть Галкиной головой туда-сюда, туда-сюда, приговаривая:
– Я же тебе говорила… я предупреждала тебя…, а ты что сделала?..
Милая бабушка, ты же сама виновата. Зачем нужно было говорить Галке о пенке? Ты бы тоже не утерпела, если была бы на месте Галки.
Но всё равно она бабушку любила. Ей нравилось ходить с ней на станцию. Там бабушка, непременно, что-нибудь вкусненькое выпросит у проезжающих: яблочко, пряничек, конфетку, иногда давали арбуз или дыню… По дороге между ними происходил серьёзный разговор:
– Куда эти люди едут?
– Домой.
– А где у них дом?
– Там, где они его оставили во время войны.
– А где они его оставили? А что такое война? Папу враги убили на войне? А какие ещё люди были на войне? и т. д.
Галка очень любила задавать вопросы и любила, чтобы на них отвечали.
Не смотря на то, что маму она боялась больше всех, потому что та без разбора её дубастила: виновата не виновата – бах-бах по головушке – и в расчёте.
И всё-таки при случае она тоже с удовольствием портила маме настроение, и никакие «бабахания» её не останавливали.
Галке сильно нравилась мамина швейная машинка. Пока матери нет, она садилась за машинку и крутила колесо. Её очень очаровывал звук движущегося челнока: тэтэтэтэтэтэтэтэтэ…, нравилось как вертится катушка, как путаются нитки. А что будет потом? Не беспокоило. Пока мать не заставала её за этим занятием. Ну тут уж не бабушкино «круть-верть», а барабанная дробь по красивой русой головке…
У братьев она любила разматывать небольшую трансформаторную катушку: уж больно красивая проволочка. Куда бы её пришпандорить? И ведь находила куда. Наматывала на шею кукле. Прекрасные получались бусы! Отрезала проволочку мамиными ножницами. Поэтому мама говорила: «точу, точу, а они всё тупые».
Но больше всего она любила спускать воздух из велосипедных шин. Открутит ниппель – воздух: шшшшшшшшшш. Красота! Но особая «красота» была тогда, когда кто-то из братьев это обнаруживал. Уже неповторимый звук издавали её уши, а вместе с ними и она издавала неповторимый до слёз звук: «ой ёё ой, ой ёё ой, я не буду больше…» Слёзы градом текли из глаз. Она давала брату слово и на некоторое время затихала. А потом находила новую болячку на срачку, и всё повторялось заново.
Однажды вместе с подружкой она залезла на балкончик, которым пользовались рабочие, и у подружек завязалась серьёзная беседа. Больше всех говорила Галка. Из её уст вылетали такие матерные выражения, что любой мужик бы позавидовал. И вдруг снизу раздался мужской голос:
– Галочка, это ты так лихо выражаешься? Вот это да! – Это говорил их сосед, дядя Лёва.
Галка вжалась в стенку. Глаза от неожиданности расширились, она часто захлопала своими длинными ресницами, лицо от стыда стало пунцовым, дыхание прерывистым. Что делать? А он продолжил:
– Не подумал бы, что такая милая девочка может говорить такие гадкие слова. Если услышу ещё раз, то скажу матери – и ушёл.
Понятно, слово «матери» для Галки имело магическое свойство. Она моментально забыла все гадкие слова. Ну зачем же ей нужны проблемы с матерью?
Находчивости Галкиной не было конца. Ну как не оценить такую изобретательность?
Как-то раз один из политических заключённых подогнал к казарме овец, соорудил шалашик и в течение нескольких дней пас отару рядом с казармой. Однажды он зашёл в магазинчик, купил железную трёх литровую банку сгущённого молока, но открыть её было нечем. Возвращаясь из магазина, он увидел Галку:
– Девочка, ты не могла бы принести нож, чтобы я открыл банку. Я угощу тебя сгущенным молоком.
Галка внимательно смотрела на незнакомого дядю. Ничего грозного в нём не было: голос тихий, мягкий, глаза добрые, на лице улыбка. Галка его не боялась.
– Сейчас принесу. – и побежала домой.
Вбежав в коридорчик, она вдруг остановилась: дома же мама. Она не даст ножа и будет ругать, что Галка разговаривала с незнакомым дядей. И тогда Галка резко развернулась и побежала к куче сваленных скоб. Ими путевые рабочие скрепляли шпалы. Схватив одну скобу, она побежала к шалашику. Увидев в руках Галки скобу, а не нож, дядя удивлённо поднял брови: что это?..
Галка со знанием дела уселась на бушлат, поставила между ног банку, размахнулась и… бах! Из банки как из взорвавшегося вулкана выплеснулось молоко. От удивления у дяди открылся рот, какое-то время он молчал, а потом расхохотался так, что слёзы катились из его глаз. Затем он вытащил булку хлеба. Отломил кусок, сделал в нём углубление, налил туда молока и подал Галке. То же самое он сделал себе, потом на что-то умостился, и они, как два закадычных друга, стали уплетать вкуснятину.
– Тебя как зовут?
– Галка.
– Спасибо тебе, Галка. Я так давно не смеялся. Теперь я понял, что ради такого надо жить дальше… Ну а баночку принесёшь?
– Не-а. Мама не разрешит.
Галка знала вежливые слова и правильно ими пользовалась. Сказав дяде «спасибо», а потом «до свидания», она вылезла из шалашика и побежала по своим делам.
Утром ей захотелось снова пообщаться с дядей. Но ни дяди, ни овец не было. Только стоял пустой одинокий шалашик, пригреваемый солнышком и обдуваемый тёплым ветерком.
На казарме Галку любили все. С ней интересно было поговорить. Приглашали к себе. Всегда её чем-нибудь угощали. Она так к этому привыкла, что потом сама без приглашения шла в гости. Ей очень нравилось бывать у соседки тёти Розы.
Однажды из дверей тёти Розы разносились вкусные запахи, и Галка моментально пошла в гости. Постучав, открыла дверь:
– Тётя Роза, здра…
Недоговорила, замерла, глаза её устремились к столику, стоявшему у окна. Столик был самодельный с перекрещенными ножками, посредине которых была сделана полочка, куда хозяйка складывала мелкие предметы: нитки, спички, баночки и прочее. На верху этой мелочёвки Галка увидела новенькие жёлтенькие рублики, которые как будто говорили: «возьми нас».
Галка не слушала, что спрашивала её тётя Роза. Та стояла у плиты спиной к столику. Воспользовавшись удачным моментом, она быстро подошла к столу, развернулась к нему спиной и, вытянув назад руки, взяла по рублику в каждую, а потом, не меняя положения, глядя на тётю Розу широко раскрытыми глазами, сжав крепко за спиной рублики в кулачках, маленькими шашками, попятилась к двери. Тетя Роза, почувствовав что-то неладное, повернулась к Галке, которая уже попкой пыталась открыть дверь. Увидев испуганные глаза Галки, удивленно приподняв брови, она спросила: