Коко и Игорь - Крис Гринхол

совершила бы переворот в их жизни, при наличии определенного дохода они могли бы жить в более комфортабельных условиях. А сейчас, нажимая на беззвучные клавиши, он ведет послушные пальчики Сулимы по клавиатуре.

И вот так, думает он, возможно, придется провести всю оставшуюся жизнь. От мысли о том, что он вынужден будет учить контрапункту скучающих дам и подростков, по телу пробегает дрожь.

Сулима перестает играть. Оба прислушиваются к шуму, который ворвался в комнату. Дождь, накрапывающий все утро, внезапно становится проливным, слышно, как он барабанит по водостокам. Игорь с сыном подходят к открытому окну. Залетающие в комнату капли дождя попадают им на лица, на руки, остаются мокрыми пятнышками на мраморном полу. Игорь прикладывает к холодному стеклу руку, потом прижимается к нему лбом.

Он вспоминает, как в детстве прикладывал к заиндевевшему оконному стеклу пятикопеечную монетку, монетка растапливала иней, и открывался мир за стенами дома. И тут в нем оживает утраченная жизнь. Будто, глядя в дырочку на оконном стекле, он возвращается в детство. Прогулки по Невскому, сани, запряженные лошадьми, отблески огня из изразцовой печки в углу его комнаты. Как на миниатюрной сцене появляется Петербург, город, в котором он родился, — Адмиралтейская игла, Мариинский театр с его куполом и запахами зала. Все вернулось. И рядом с этими видениями плывут запахи дегтя, намокшего меха башлыка, дымка от махорки на улицах. Эти запахи сопровождаются звуками города — шумом автомобилей, криками торговцев, дребезжанием колес по булыжнику мостовой и внезапным свистом кнута.

Громовые раскаты сотрясают стены. Игорь чувствует, как под его лбом дрожит стекло окна. Глазок в другой мир закрывается. Запахи исчезают, ритмы тают, и Игорь вспоминает, что он в дешевом отеле, в изгнании, вместе со своей семьей. В холодной комнате, где от его дыхания запотевает стекло.

Дождь, подобно шлейфу розовато-сиреневой мантии, накрывает Париж и его окрестности. Город залит запахом сырости. На тротуарах расплывается свет уличных фонарей. В один из этих неярких кругов света ступает Игорь, он встряхивает зонтик.

Со своей обычной пунктуальностью, Игорь появляется ровно в восемь часов. Он извиняется перед Дягилевым за жену, которая не выходит из-за слабого здоровья. Ей в сырую погоду бывает плохо, к тому же Милена, младшая дочь, тоже больна.

Но Игоря ливень возбуждает. Весенний дождь всегда будоражит его — он чувствует обновление, неотразимость красоты весеннего цветения, запах свежей травы. Он вытирает очки от капель дождя и откидывает назад черные волосы.

— Это — чтобы прогнать озноб… — Дягилев протягивает Игорю бокал вина.

— Спасибо, — отвечает Игорь, пряча носовой платок.

Сегодняшние гости — в основном артисты, те, которые связаны с Русским балетом. Тут также присутствует Хосе-Мария Серт, художник из Каталонии, и его жена, француженка Миссиа.

Величественный и очаровательный Серт встает и пожимает Стравинскому руку.

— Рад вас видеть, — приоткрывается щель в его бороде.

— Взаимно, — отвечает Игорь.

Миссиа присоединяется к ним. Игорь давно с ней знаком. Сочетание богатства и красоты делают ее настолько влиятельной, что в артистических кругах она вызывает недоверие. Ее презирают за множество коварных проделок, но с Игорем она всегда была добра и даже помогала ему в первые месяцы изгнания. Они мило, но с некоторой настороженностью здороваются. Миссиа принимает его поцелуй с легким намеком на то, что она сеньор, а он — вассал. Он же дарит ей поцелуй с учтивостью человека, которого представляют королеве.

Спустя час появляется Коко. Как раз в тот момент, когда садятся за стол. Ее опоздание трудно оправдать — ведь она в отличие от других гостей обитает неподалеку. Рю Камбон, где она живет, идет параллельно рю Кастильон, где квартирует Дягилев. Коко сложно, цветисто объясняет свое опоздание и говорит по-французски так быстро, что Игорю трудно ее понимать. Она рано отпустила шофера, желая прогуляться, но когда погода стала такой ужасной, ей пришлось ждать, когда ее привезут, впрочем, ее так никто и не довез. Коко победно пожимает плечами, и — она прощена. Горничная принимает ее пальто и шляпку.

Старые подруги, Коко и Миссиа, обмениваются сестринским поцелуем. Дягилев обнимает Коко. Они познакомились прошлым летом, в Венеции у Сертов.

— Рад, что вы все-таки добрались. — Для такого плотного мужчины, как Дягилев, голос оказывается очень высоким.

Коко замечает, что с тех пор как они виделись в последний раз, Дягилев прибавил в весе. Кольца впиваются в его пухлые пальцы. Пышный двойной подбородок покоится на галстуке, который прихвачен зажимом с черной жемчужиной. Когда Дягилев наклоняется, чтобы поцеловать руку Коко, она видит седину в его темных волосах.

Дягилев предлагает подождать с обедом, пока Коко приведет себя в порядок. Но она не согласна.

— Ну возьмите хотя бы полотенце, чтобы вытереть лицо и руки.

Коко слегка похлопывает себя по разрумянившемуся лицу и энергично растирает руки. Дягилев тем временем представляет ее остальным гостям.

— Я бы хотел, чтобы те, кто еще не знаком с Коко Шанель, познакомились бы с нею. Она — создатель самой изысканной одежды.

— Вы слишком добры.

Коко, оказавшись рядом со столькими талантливыми людьми, слегка нервничает. Но то, как она была представлена, успокаивает ее, и она становится более оживленной.

— И что же вы можете рассказать нам о последних достижениях в моде? — спрашивает Дягилев, предлагая ей включиться в беседу.

— Подолы становятся короче, линия талии — опускается, — говорит Коко, приподымая юбку.

— Будем надеяться, что они вскорости встретятся, — объявляет Хосе и получает за это удар в ребра от Миссии и взрыв хохота.

Коко садится напротив Игоря, который поднимается с места, чтобы пожать ей руку. Он видит перед собой привлекательную брюнетку с угольно-черными бровями, полными губами и небольшим вздернутым носом. В тот момент, когда их руки встречаются, он чувствует, как его тело пронзает мощное течение. Будто током покалывает пальцы. Он в изумлении смотрит на свои руки, потом — на Коко. Наверное, думает он, это от того, что она так сильно растирала руки.

Коко чуть отстраняется, удивившись тому, что он дурачится. По первому впечатлению его нельзя причислить к богеме. Она находит, что его шейный платок слишком веселенький. Мундштук — скорее аксессуар денди, как и монокль.

— Я повсюду встречаю ваше имя, —