ВИЧ-положительная - Гарретт Кэмрин

— Боже мой… — Майлз прыскает, закрывая лицо рукой. Его плечи трясутся от беззвучного смеха. — Боже мой, Симона.

Я крепко сжимаю губы, стараясь перестать лыбиться. Выходит не очень. Уголки моих губ так и ползут вверх, хотя щеки все еще пылают. Он точно расскажет друзьям, что я веду себя как полная дура. Если повезет, то я стану посмешищем только для них и дальше дело не пойдет.

— Ну, я просто, это… Э-э-э. — Вот засада. Терять больше нечего, так что я пру напролом. — А ты это, ну… Э-э-э… Типа на свидания ходишь?

Его смех обрывается. Теперь у него такой озабоченный вид, вроде как: а все ли у меня дома?

Боже. Я без понятия, как нормальные люди зовут на свидания, но уж наверняка не так позорно. В свое оправдание могу сказать, что я это делала в первый раз. И с таким успехом он же будет и последним.

— Так, ребята. — Мисс Клейн хлопает в ладоши. — Начинаем!

Слава богу.

Я соскакиваю со сцены и бегу на свое место. Дороги назад уже нет.

4

Прошло полчаса, а я все еще не могу поверить, что сделала это. Я могла бы просто извиниться за то, что решила, что он гей. Могла бы вежливо попрощаться и уйти, как нормальный человек. Блин, если уж выставлять себя полной дурой, можно было найти время получше. А так мне теперь до пяти торчать на репетиции, всячески его избегая. Удерживать внимание на чем-либо еще практически невозможно, потому что в голове я снова и снова проигрываю эту сцену.

Палумбо (а он уже вернулся из хоровой) хлопает в ладоши, вырывая меня из глубоких дум о моем позоре:

— Вот сейчас было отлично, ребята. По-моему, с предложениями Симоны эта сцена заиграла новыми красками.

— Вы уверены, что у нее больше нет замечаний? — спрашивает Эрик, приковывая меня к месту взглядом. — Они у нее обычно не кончаются.

Несколько артистов хора поворачиваются в нашу сторону. Я с трудом сдерживаю вздох. Он не мог выбрать для этого другой день?

— Эрик, ты же знаешь. Делать замечания — это ее работа. Ничего личного. — Палумбо поворачивается ко мне. — Ну так что, есть у тебя замечания?

— Э-э-э, нет. — Я изо всех сил пытаюсь не краснеть, но, по-моему, у меня не получается. Ну спасибо, Эрик. Выставил меня перед всеми дурой. — Пока нет.

Рокко спускается со сцены, следом за ним — Эрик. Я стою не очень близко, но мне все равно видно, как он закатывает глаза. И часть меня его не винит. Уверена, он заметил, что сегодня я не уделяла внимание тому, что происходит на сцене. Дожили: какой-то парень отвлекает меня от мюзикла. Нормальные люди влюбляются и не теряют головы, ну или хотя бы притворяются, что все нормально.

А у меня всегда с этим было не очень.

— Симона. — Палумбо сжимает мое плечо. — У тебя все в порядке?

— Угу, — говорю я, опуская руки. — Просто день тяжелый.

Это еще мягко сказано, но если он тоже так думает, то вслух ничего не говорит. Я как никогда рада, что мисс Клейн уже ушла.

— Ладно, ребята, — выкрикиваю я и беру свой блокнот под мышку. Несколько актеров на сцене оборачиваются посмотреть, но не все. — Давайте полностью прогоним первый акт, со сменой декораций и песнями. Рабочие сцены готовы? Я буду делать по ходу заметки, и в субботу мы их разберем.

Палумбо мне улыбается:

— Вот это Симона, которую я знаю.

— Она никуда и не исчезала.

Из-за кулис выходит Джесс; вокруг его шеи болтаются наушники. У него короткие темные волосы ежиком и смуглая кожа. На каждой репетиции он одет во все черное, подавая таким образом пример остальным. Это наш ведущий машинист сцены: он относится ко всему серьезнее, чем все остальные вместе взятые.

За ним выходит Майлз, и я замираю. Он вскользь смотрит на меня, и на секунду наши глаза встречаются. Я не могу разобрать выражение его лица. Да мне это и не нужно. Наверняка он сейчас рассказывает Джессу про наш разговор. Я отворачиваюсь, чтобы этого не видеть. Дело в том, что мне нравится работать с Джессом. Если он узнает о случившемся, то перестанет принимать меня всерьез.

Давай, Симона, напряги мозги. Я могла бы сказать Майлзу, что у меня случилась небольшая аллергическая реакция на орешки из автомата. Или можно все свалить на месячные, но это типа против правил феминизма. Кажется.

— Эй, Симона.

Я напрягаюсь и слегка поворачиваю голову. Слава богу, это всего лишь Джесс. Один. Майлза нигде не видно.

— Здесь я, — брякаю я и выдыхаю. Я рада, что это он, потому что думать о постановке — это как раз то, чем я и должна заниматься. — Не знаю, слышал ты или нет, но мы сейчас весь первый акт будем прогонять. Если у тебя сценарий с собой, советую взять карандаш и делать пометки.

Он кивает, но задерживает взгляд на моем лице.

— Что? — Я скрещиваю руки на груди.

— Ничего, — говорит он с легкой улыбкой на губах. — Просто у тебя вид какой-то напряженный.

Черт. Майлз ему рассказал. Я мешкаю секунду, потом дико машу руками в сторону сцены. Народ все еще слоняется без дела, несмотря на то что я только что объявила начало прогона. Я предпочитаю не повышать голос, но сейчас смотрю на них и понимаю, почему мисс Клейн все время кричит.

— Понятно. — Он смотрит на мои руки. — Уверена, что больше ничего? Может, напряги с парнем?

Мои щеки снова краснеют. Джесс хороший и все такое, но мы с ним обычно не разговариваем ни о чем, кроме постановки. И, по-моему, сейчас не самое подходящее время вдруг заводить дружбу.

— Блин, — вздыхаю я и запускаю руку в волосы. — Он тебе рассказал? Уже? Слушай, все не так плохо, как кажется…

— О чем? — Джесс мотает головой. — Майлз только сказал, что у тебя трудный день. А у тебя тот еще видок — явно напряги с парнем. Я-то знаю, я у себя в зеркале такой же постоянно вижу.

— Ой… — Майлз ему не рассказал. Я невольно улыбаюсь. — Парни — отстой, скажи?

— Всяко, — подтверждает Джесс. — Но они нам все равно почему-то нравятся. Такова жизнь.

Может быть, я ошибаюсь, но, кажется, его взгляд задерживается на Рокко немного дольше, чем нужно. Рокко — неплохой парень. Вот только… по-моему, они друг другу не подходят. Хотя кто знает, вот я Майлзу тоже не подхожу. Он популярный, и язык у него хорошо подвешен, а я сильна только идиотскими поступками. Приятно знать, что я не единственная, кто ничего не понимает во всех этих любовных делах.

— Таким темпом мы закончим, когда нам стукнет лет по восемьдесят, — говорит Джесс, переводя взгляд на сцену. — С каждым годом только хуже. Когда я начинал в девятом классе, все делалось как надо и было готово раньше срока.

Бо́льшая часть декораций выкрашена в темно-серый цвет, и только по краям — яркие граффити. Работы тут еще много, но все не так ужасно.

— Ой, да ладно. — Я пихаю Джесса в плечо, и он изгибает бровь. — Не так уж и плохо, че ты. Все успеете.

— Будем надеяться. — Он складывает руки на груди. — Иначе мы попали.

— Я смотрю, ты, как всегда, на позитиве, — качаю я головой, засовывая руки в карманы. — Слушай, давай как-нибудь встретимся и поболтаем. Может, за обедом? Мы с тобой единственные ученики на типа руководящих постах.

— Давай. Вместе разберем твои заметки, — соглашается он с легкой улыбкой. — Только, наверное, одного перерыва нам на все не хватит.

— Я не специально! — говорю я. Боже, надеюсь, щеки у меня не красные. — Палумбо сказал делать, как я считаю нужным, так что я записываю все мысли, а потом разгребаю тонны заметок. Конечно, я не ожидаю, что Палумбо будет со всем соглашаться. На самом деле я все жду, что в один прекрасный день он попросит меня заткнуться.

— Симона, да все нормально, — смеется Джесс, держа руками наушники. — Я просто прикалываюсь.

Может быть, но, как по мне, это не очень похоже на шутку. Джесс явно не единственный, кто заметил, что я в режиссуре новичок.

— Эй, ребята!

Мы поворачиваемся на голос. Я почти отпрыгиваю назад, когда вижу у двери Майлза. И вся напрягаюсь.

— Чего? — спрашивает Джесс. Я не могу разлепить губы.