Куба далеко? Куба рядом! 1978 (СИ) - Арх Максим

— Да. Ты прав. Товарищ Мясоедов нам о тебе всё рассказал. Он работает в том же районе, где ты живёшь. Но, разумеется, не только он сигнализировал о том, что столь юный гражданин нашего города пишет музыку, пишет романы и снимает фильмы. Были и другие сигналы. Чтобы подытожить, хочу сказать, что твои песни многим нравятся. И фильмы с книгами тоже. Мы с удовольствием их слушали, смотрели и читали. И вот, собственно, после этого, мы и решили, воспользовавшись случаем познакомиться поближе — наладить контакт с таким замечательным и энергичным юношей. Руководитель нашего города — товарищ Виктор Васильевич Гришин, лично дал указание встретиться с тобой, расспросить и узнать, чем тебе мы можем помочь?

— Э-э… Да, я, собственно, как-то… В общем вроде бы пока всё есть, — начал Вася набивать себе цену.

— Но ведь помощь не бывает лишней, — не громко хохотнул тот. В этот момент открылась дверь и две, не мои, секретарши принесли нам ланч.

— Вот, Саша, угощайся, кушай и рассказывай, — произнёс хозяин кабинета.

— О чём?

— Начни с самого начала. Про семью. Про учёбу. Как в школе учишься, как музыку стал писать, романы. Ну и, соответственно, расскажи, как ты додумался такой фильм, гм… придумать.

— Э-э, да вроде бы всё обычно, — пожал плечами скромный и самый человечный человек. — Особо и рассказывать-то нечего. Всё как у всех.

— А ты всё же расскажи. Вот как ты до всего этого дошёл?

— Э-э… Если вы никуда не торопитесь, то, собственно, дело было так, — не стал привередничать Васисуалий и, взяв со стола бутерброд с красной рыбой, начал своё повествование.

Я рассказывал, а собеседник кивал, открыв рот, и изредка задавал уточняющие вопросы. По большому счёту все они сводились к двум фразам: «И как же ты так до этого додумался?» и «Не может быть. А что было дальше?».

Ну, собственно, я и рассказал, что было дальше. Не спеша, с интонацией, бутерброд за бутербродом, мы приближались к самому главному. А главным в моём монологе было одно — сагитировать, гражданина и его аппарат, стоять за меня монолитной стеной!

— И я вот не знаю, как теперь отнесутся к тому, как мы выступили. Может быть, в Госконцерте не понравится, — сделав угрюмое лицо, произнёс я последнюю фразу своего повествования.

— Аха-ха, — засмеялся хозяин кабинета. — Говоришь в Госконцерте? Аха-ха… Смешно.

— А что не так?

Он внезапно прекратил улыбаться и холодным тоном произнёс: — Да ты такую бурю поднял, что выше всяких там Госконцертов забурлило.

— Вот как? Почему?

— А потому, Саша, что ваше выступление было очень, гм… экстравагантным, что ли. Так наши артисты не выступают.

— Ну так мы и старались выступить не обычно, — аргументировал Саша, сказав абсолютную истину, после чего добавил ещё: — Именно этого мы и добивались.

— Добивались и добились, — хмыкнул собеседник. — И теперь я тебе вот что скажу, — он стал ещё серьёзней. — Сейчас, Саша, нам нужно подумать, как нам над тобой разогнать сгущающиеся тучи. Скажу сразу, твоё выступление повергло наших людей в шок. Многим оно понравилось, но очень многим нет. Они пишут письма в различные инстанции и требуют суда над всеми вами. Над всеми, кто это учинил.

— Суда? За что?

— За то, что вы, с «зиловским» ансамблем, испортили образ советского человека перед мировой общественностью.

— Фигня всё это, — не согласился я. — Не портили мы ничего. Наоборот, устроили так, что половина мира впала в экстаз. Да и вообще, как образ нашего человека можно испортить?

— Не знаю, как… но знаю, что наш МИД, по некоторым сведениям, получил множественные петиции. И во всех них речь идёт о вашем ВИА и о тебе.

— И что буржуи?

— Ну, всей полнотой информации я не обладаю, — начал вилять собеседник, — но вроде бы…

— Не томите, пожалуйста! Скажите, как есть. Ругают? — поторопил его я.

— Наоборот. Хвалят! — ошарашил меня Хмельков. — И мало того, они, вроде бы, хотят пригласить ваши коллективы на гастроли.

— Все? И «Берёзку»?

— Не знаю…

— Если что, без «Берёзки» не поедем, — самодовольно заверил я, но всё же образумился и сказал то, что надо: — Если, конечно, партия и правительство так посчитает.

— Посчитает, посчитает. Не переживай. И не только это! Хочу тебе сказать, что для некоторых наших советских граждан, ваше выступление и поведение не приемлемо, — он встал с дивана и, заложив руки за спину, стал прохаживаться рядом с дверью: — Они говорят, как раз нравится Западу, значит вы их шпионы и сателлиты. Уяснил? И это не шутки. Они говорят о подрыве из вне наших советских ценностей! — подошёл ко мне и склонившись постоял пару секунд. Затем распрямился и, махнув рукой, продолжил: — Я понимаю, что ты молод и многого знать и осознавать пока не можешь, но поверь, сейчас идёт серьёзная разборка по поводу этих ваших гастролей. Многие не понимают, как вообще вам разрешили выступать. Да ещё в таком, гм… такой, эм… не обычной манере.

— Ясно, — хмыкнул я и, решив, что прелюдии закончены, попытался перейти к сути: — Так зачем Вы мне обо всём этом рассказываете?

— А затем, что мы хотим тебе помочь. Мы очень не хотим, чтобы твой талант пропал. И, так как ты житель нашего города, наше руководство готово прийти к тебе на помощь и помочь полностью раскрыть твой дар. Скажи, что ты планируешь делать и чем наш город и партия может тебе помочь?

В очередной раз хмыкнув, я не стал лепить различные реальности и иносказания, а, посему, набрав побольше воздуха в лёгкие, взял да выдал: — Я хочу снять ещё один фильм. И снять его, я хочу на Кубе! Помогите!

— Э-э…

Пришлось рассказывать…

Сюжет вызвал интерес, подбор актёров заставил вступить в дискуссию, а вот место съёмок визави привело к замешательству. Идея снимать на Кубе ему категорически не нравилась.

— Саша, я всё понимаю. Ты уже снял один великолепный фильм. Очень хороший получился, несмотря на то, что ты снимал в первый раз. Мы ни капли не сомневаемся, что будущая картина будет не хуже. Мы готовы помочь. Наша московская студия Горького готова помочь. Но почему именно за границей ты хочешь это снять? Почему не у нас?

Пришлось вновь рассказать о зиме, джунглях и о том, что среди ёлок Подмосковья «Хищник», хоть и будет смотреться не плохо, но всей атмосферы передать вряд ли сможет. Да и грибники, после премьеры лет пять-десять в лес не сунуться.

Не убедил… Тот, конечно, говорил, что понимает, что сделает всё возможное, однако на деле было ясно, что по загранкомандировке он мне не помощник.

«Что ж, на нет и суда нет».

Ещё немного поговорили и стало ясно, что пора прощаться.

— Вот что, хочу тебе ещё сказать. Когда, и, если вдруг, тебя будут в чём-то обвинять или же возникнут какие-нибудь проблемы, ты сразу звони вот по этому номеру, — он взял со стола блокнот и вырвал из него лист, на котором, действительно, было написано семь цифр. Какой можно было сделать вывод? Да очень простой — он с самого начала знал, что даст мне телефон для экстренной связи и записал его заранее. — Если вдруг что, звони. Поможем, чем можем.

— Хорошо. Ладно. Спасибо, — пожав плечами, расстроенно произнёс я и убрал листок в карман джинсовой куртки. Да, я надеялся на большее. Но не срослось. Что ж, будем искать ещё варианты. Может быть ведомство Устинова захочет проявить интерес в нужном мне направлении? Ведь мы же с Кубой союзники?

— Вот и отлично. В общем будем на связи, — улыбнулся собеседник. — Кстати, ты, если что, не менжуйся. Сразу звони. Ты понял? — спросил Хмельков, вновь подойдя к двери из кабинета. И я действительно понял — аудиенция окончена.

— Спасибо. Учту, — кивнул Вася и встал, собравшись идти на выход, но был остановлен.

— Подожди, Саша. Тут ещё вот какое дело, — застеснялся вдруг визави.

—?..

— Можешь подписать пластинки? Оставить автограф?

— Да не вопрос, — хмыкнул я. — Давайте.

— Не мне, — помотал головой тот. — Дочке моей, — вновь замялся, — и внучке.

— …

— Они в приёмной сидят. Ждут. Так я зову? — И открыв дверь, помахал рукой: — Лена, Машуня, быстро заходите.