Куба далеко? Куба рядом! 1978 (СИ) - Арх Максим

Но не только творчество радовало меня тут. Здесь, в 1977-м году, мне всего шестнадцать. Я относительно симпатичен, популярен и очень нравлюсь многим девушкам. А девушки в этом времени… ух… жаль, что меня посадят и я их долго не увижу…

— Саша! Да очнись же ты! — неожиданно громко заорали мне на ухо, и я открыл глаза.

Рядом со мной стояли, толпясь в проходе, все члены нашего ВИА. Лица у ребят были суровые, озабоченные и нахмуренные. А некоторые моськи, так и вообще зарёванные.

— Он очнулся! — радостно выкрикнул на весь салон Сева, и Катя с Юлей сразу же, вытирая слёзы и сопли, стали меня обнимать и целовать.

— Что случилось? — не понимал я, пытаясь отодвинуть мадамов и выглянуть в иллюминатор.

— Мы думали, ты умер. Ты почти не дышал. А ты жив! Сашечка, — причитала Катя, отталкивая от меня целующую мои щёки Юлю.

— Жив. Жив. Я что спал?

— Спал. Мы думали ты умер, а ты просто спал. Очень крепко спал. Мы тебя будили, а ты не реагировал.

— Ясно. Спасибо что переживали. Всё. Я проснулся. Не плачьте и успокойтесь.

— Товарищи, сядьте, пожалуйста, на свои места, — произнесла подошедшая стюардесса, — самолёт ещё не остановился.

— Ну ты, старик, даёшь. Всех напугал, — хмыкнул Антон, потрепав меня по голове и народ, радостно переговариваясь, стал расходится.

Сева сел рядом, а я вновь прильнул к иллюминатору.

— Саша, чего ты такой встревоженный? Что ты там высматриваешь? — через некоторое время поинтересовался друг.

— Да так, смотрю кое-что, — буркнул Саша и, на секунду повернувшись, спросил: — Ты тут чёрные «Волги» не видел?

— Что за «Волги»? Где?

— На взлётке. Вроде стояло две штуки, и народ возле них тёрся. А теперь чего-то никого нет.

— Нет. Я не видел и не вижу. Вон колонна автобусов стоит, это есть. А легковушек нет. Тебе приснилось, наверное.

— Думаешь?

— Конечно.

— Вот и отлично что приснилось! — облегчённо выдохнул я и, улыбнувшись, откинулся на кресле. — Значит будем жить!

И действительно, на взлётной полосе нас ожидал только кортеж из автобусов. Ещё раз присмотрелся на предмет «чёрных воронков». Не видно. Вытер пот со лба и вновь вздохнул, радуясь, что заточение откладывается. Самолёт остановился, однако прошедшая через салон стюардесса сказала, чтобы мы все оставались на своих местах. Сама, тем временем, подошла к новому куратору нашей группы и пригласила того пройти в кабину пилота. Вернулся тот через пять минут.

— Товарищи, я только что переговорил с руководством и получил новые инструкции. Утверждённый план действий такой. Сейчас на борт поднимутся сотрудники таможни. Вы все поочерёдно пройдёте паспортный контроль, получите свои паспорта и, спустившись с трапа, пройдёте к автобусам. Они отвезут нас в Министерство культуры. Там, в актовом зале, вы дождётесь свой багаж и после этого разъедетесь по домам.

— Подождите, — встал с места я. — Как это уезжаем, прям с лётного поля? А встреча с поклонниками? Неужели у здания аэропорта нас никто не встречает? Неужели страна не встречает своих героев, вернувшихся с победой? Не может быть!

— Сядь на место! Не будет никакой встречи, — тут же схамил тот и добавил: — Уже в Германии навстречались дальше некуда. На весь мир опозорились. Ещё не хватает, чтобы тут перед советскими гражданами, стоящими в аэропорту, позориться.

После таких слов я ждать не стал, а быстро встав во весь рост, сказал: — А можно Вас на пару слов, — направился в начало салона за «шторку стюардесс». Тот скорчил недовольную физиономию, но через секунду всё же двинулся за мной.

— Что? — недовольно произнёс голос и я, повернувшись, посмотрел на сморщенную рожу неприкрыто показывающую отвращение к самому человечному человеку на Земле.

— Ни хрена и лука мешок, — шагнул я к нему, приперев к стенке.

— Что?! — опешил тот.

— Короче, крендель м**, если ты ещё раз раззявишь свой рот и скажешь, что мне делать…

— Да как ты?! Ах ты, щенок…

— Заткнись, падла! — взял за галстук и чуть придушил гражданина. Тот попытался отбить мои руки, но я сжал его воротник так, что тот захрипел. — Тихо, не дёргайся! Слушай сюда! Если не замолчишь, то я, б**, скажу, что это ты, лично ты, меня вынудил выступать так как я выступил в ФРГ. Понял?! Знаешь тогда, что с тобой сделают? Нет? Расстреляют на***, а семью в тюрьме сгноят.

— Как? — широко раскрыл рот визави.

— Каком к верху! Как вражеского шпиона, науськанного ЦРУ и внедрённого в Минкульт для дестабилизации обстановки в стране, — пояснил товарищу пионер, мило улыбаясь, а потом процедил: — Так что заткнись, с***, если жизнь дорога!

— Да я тебя…

— Да ни*** ты меня… Это я тебя… Мне шестнадцать и тебе хрен кто поверит. А вот мне поверят, когда расскажу, как ты меня принуждал голым по сцене прыгать на потеху капиталистов всего мира! Ещё как поверят! К тому же ты, наверное, в курсе, что Леониду Ильичу мои книги понравились? Знаешь кто это? А это наш любимый Генеральный секретарь! В курсе? А в курсе, что он хочет со мной встретиться? Нет? Ну так вот знай, что в ближайшее время я его посещу, гм, ну или посетю! И когда это произойдёт, подумай, что я ему там — на этой встречи, могу наговорить. Сам понимаешь, там будет всё в моих руках. Могу обвинить кое-кого, а могу наоборот, наградить, гм, точнее сказать: посодействовать в награждении. Уяснил? Ну так уясняй же быстрее! А если ничего не понимаешь, то просто заткнись и молчи, пока при памяти! Ты туп и нихрена не врубаешься. Так что не мешай, а то сожру и косточек не останется! — убрал руки с его галстука. — Однако попробуй всё же понять простую вещь — артистам нужна слава! А славу можно получить, лишь добившись успеха, одним из элементов которого является известность! Вроде бы звучит как каламбур, однако это так. Ребята старались и имеют право на своё мгновение славы! Ни в коем случае нельзя это право у них забирать!

— А ты… Тебе нельзя выступать перед репортёрами. Нельзя! У меня приказ!

— Всем пофигу, что там у тебя за приказ! Я не дам испортить, то для чего это всё заваривалось. Конец шоу никогда не должен быть хуже его начала! Тебе это не понять, так что просто не лезь! Но, чтобы тебя «кондратий» не хватил, я обещаю, что буду тихо мирно стоять в сторонке и не пророню ни слова. Окей? — тот сморщился. — Ну вот и договорились. Давай теперь подумаем, что нужно сказать артистам.

Через минуту обсуждений я открыл шторку, вышел в салон и громко произнёс:

— Ребята, как вы видите, за нами подъехал кортеж, но, друзья мои, на выходе из аэропорта нас ожидает большая группа советских граждан, которые хотят вас поздравить с успехом за рубежом. Именно благодаря этим простым советским людям мы смогли оказаться там, где были и именно благодаря их поддержке сумели достойно выступить, не уронив честь нашей страны. Поэтому принято решение, что после прохождения таможенного контроля, мы все выйдем из терминала, поприветствуем наших граждан, Яков Моисеевич скажет небольшую речь, а затем мы централизованно сядем в автобусы и они нас отвезут в Минкульт. Туда же привезут наш багаж. А уже оттуда мы все разъедемся по домам.

— А «Берёзка»? — кто-то выкрикнул с места.

Я посмотрел на куратора и, видя, что тот потерян, не дожидаясь реакции, объявил:

— И «Берёзка» то же!

Открылась дверь и в салон стаи подниматься сотрудники таможни и ещё какие-то люди в гражданке. Вероятно, их главный отодвинул меня чуть в сторону и, встав по центру салона, громко произнёс:

— Товарищи, я сейчас буду называть Ф.И.О. Прошу того, чьё имя я назвал, сразу же встать и подойти ко мне. Остальных прошу присесть на свои места и дожидаться своей очереди, — повернулся ко мне: — Молодой человек, вас это тоже касается.

Пришлось подчиниться и, сев на кресло, ждать…

— Саша, но что мне говорить? Почему я? — пристал ко мне наш худрук, когда после досмотра и получения паспортов мы стали спускаться по трапу.

— Странный вопрос. Ты ж наш худрук. Тебе и ответ за всех нас держать, — хмыкнул я.