Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой - Иван Цанкар

Они говорили:

— Неужто мы так согрешили перед Богом и церковной властью, что нам нужен святой для обращения нас на путь истинный? Посылали бы святых угодников в другие села, где они более к месту! Не желаем, чтобы нас учили благочестию; и потом, еще вопрос, насколько подлинна его святость, может, это одно притворство или гордыня!

И в глаза, и за глаза говорили священнику такие слова, но он принимал их со смирением в сердце, даже не вздохнул ни разу, только все горячее молился и проповеди его становились еще благостней и задушевней. Такое поведение вконец разозлило прихожан.

— Он потешается над нами! — сказали они. — Прикидывается святым угодником, чтобы принизить наше благочестие! Его святость — греховное надругательство!

Церковь совсем опустела, даже старухи и ребятишки перестали в нее ходить, а мужчины решили:

— Пойдем к епископу и пожалуемся!

Отправились они к епископу и так ему сказали:

— Прислали вы нам священника, а он невесть что — не человек и не святой! Так похваляется своей святостью, что это скорей богохульство, а не пример для прихожан. От превеликой гордыни он даже в чистейшем глазу находит сучок. Утешает там, где утешения не надо, жалеет тех, за кого нужно радоваться, вздыхает, когда в пору веселиться. В каждом его слове, каждом взгляде и поступке только одна проповедь: смотрите на меня, берите пример с меня и бейте себя в грудь, грешники! Если он и вправду святой, пошлите его к настоящим грешникам, а если притворщик, накажите по заслугам.

Так говорили прихожане из села Бильки.

Епископу не хотелось обижать самое благочестивое и самое добродетельное село из всех словенских сел, и он направил святого угодника в захудалый церковный приход, где царил такой разврат, что и сам папа римский не смог бы наставить прихожан на путь праведный.

Когда святой угодник прощался с селом, не было ни флагов, ни праздничных арок, ни торжественных проводов, ни рыданий. Возчик из соседнего прихода уложил на телегу убогие пожитки священника, усадил его самого и, со злостью хлестнув лошадей, погнал их по безлюдной улице. Никто не сказал на прощанье ни единого доброго слова, даже занавески на окнах были задернуты. Но священник поднял руку, благословляя каждый дом в своем бывшем приходе, и в сердце его не было горьких упреков…

С трогательной любовью приветствовали бильчане своего нового священника-избавителя. С горы гремели торжественные залпы, перед церковью возвышались два шеста с флагами, на улице через каждые тридцать шагов стояли увитые зеленью праздничные арки. Это было истинное торжество.

Прихожане собрались возле церкви под первой, самой пышной аркой. С колокольни раздавался перезвон, подобный веселой песне, разносящейся далеко вокруг над залитыми солнцем полями. На пыльной дороге показалась коляска, она все приближалась и наконец въехала в село. Когда она остановилась перед набожными прихожанами, из нее выпрыгнул краснощекий, толстобрюхий священник, отец Матевж, тут же начавший обеими руками весело здороваться со своей паствой.

— Бог в помощь, братья и сестры! А ну, скорей в церковь, исполним, что положено! Без всяких там комедий и церемоний! А ну за мной — пастырь ведет овечек, как подобает! Что, учитель хочет выступить с речью? Нет надобности, и так знаем что к чему!

Еще и половина прихожан не успела войти в церковь, а отец Матевж уже стоял перед алтарем. Из-за мешавшего ему толстого живота он как-то странно вертелся. Верующие, органист и певчие никак не могли за ним поспеть. Священник уже возгласил Te Deum[1], когда другие еще не закончили воздавать хвалу Господу Богу. Служба завершилась, отец Матевж быстро и ловко благословлял своих новых прихожан, когда подоспели запыхавшиеся от бега священники из соседних приходов. Взглянув на них искоса, отец Матевж насмешливо ухмыльнулся.

— Что, перехитрил вас? — сказал он чуть ли не вслух и молодецким шагом направился к ризнице…

Пыхтя, взгромоздился на кафедру старый священник из соседнего села и принялся витиевато читать длинную проповедь, он восхвалял нового священника, отца Матевжа, как только мог, но его славословие не имело большого успеха, прихожане переглядывались и кашляли без надобности.

— Был святой, теперь прислали разбойника! — сказали они.

И почти угадали. В первое же воскресенье он прочел такую удивительную проповедь, что благочестивые прихожане сгорали от стыда. Он говорил:

— Что нам таиться друг от друга, если каждый из нас рожден женщиной? Я ведь хорошо знаю, что вы грешники, воры, прелюбодеи и распутники, каких немного найдется на свете, но кто станет порицать вас за это? Если я буду вас укорять, вы сделаетесь еще хуже, если я начну вас просить исправиться, вы прикинетесь обиженными, а за глаза надо мной посмеетесь, ну, а если я наложу на вас покаяние, вы, чего доброго, мне ночью дом спалите. Как же нам быть с вами? Оставайтесь такими, какие вы есть, ходите к обедне и исповедуйтесь, не обсчитывайте меня, когда будете платить церковную подать, и держитесь подальше от полицейских, а в остальном рассчитывайтесь с Богом сами, как велит вам совесть, я не потащу вас за уши ни из ада, ни из чистилища. Человек может попасть на небо и окольным путем, вы не святые, я тоже не ангел. Аминь!

Такова была проповедь отца Матевжа, но еще более непристойной была его жизнь, все его поступки.

Он ходил по селу не в черной сутане до пят, как его предшественник — святой угодник, а в сером сюртуке, едва доходившем ему до колен. Шляпу он носил набекрень, в зубах держал длинную сигару и при этом подмигивал направо и налево, смотря по тому, где примечал дородную особу женского пола. Дома у него был запасец вина, да еще какого! Но он захаживал и в трактир, где играл в карты и пел песни вместе с пьяными. Не было во всем обширном церковном приходе ни одного человека, который постыдно не уснул бы и не свалился под стол, в то время как священник еще весело пел и пил, а затем твердым шагом направлялся в свой белый дом при церкви.

Осенью соблазн увеличился десятикратно. Отец Матевж собственной персоной обходил весь свой обширный приход, собирая подать. Прихожане видели его на высоком возу с сеном, откуда он, улыбаясь, обозревал все село. Воз качался, так как сена было нагружено на две сажени в высоту, а священник восседал на жерди, как на коне; он был с непокрытой головой, с засученными рукавами. Такой непристойности в билькском приходе до сих пор не бывало.

Вскоре прихожане разинули рты еще шире. В доме священника поселилась молодая бабенка со смазливым лицом и складной фигурой, — священник объявил, что это его сестра, но ему не поверили даже дети. Каждый, кто проходил ночью мимо церковной усадьбы, видел свет в окнах и слышал звон стаканов, сопровождаемый веселым пением.

Многое спустили бы прихожане отцу Матевжу, ибо человек есть человек, будь он даже помазанником Божиим, и не всякому дано родиться в благочестивом билькском приходе. Но священник вел себя, как легкомысленный мальчишка, не только в мирских делах, но и в церковных. Обедню он служил наспех, причем настолько быстро, что женщина, задержавшись у кропильницы, могла пропустить службу от начала до конца: священник, пономарь и служка сновали у алтаря с такой поспешностью, словно косари на лугу перед дождем. Крещение, исповедь, предсмертное причастие, похороны — все обряды он исполнял будто в шутку, только забавы ради. Лишь при венчании он усердствовал немного больше, зато потом до утра пировал на свадьбе.

Так он колобродил несколько недель, и люди совсем перестали ходить в церковь. Потолковав, мужчины решили:

— Святой угодник насмехался над нашим благочестием, выставляя напоказ свою святость, а этот, с его распутством, потешается над нами еще больше! Тот притворщик ставил себя в пример: вот, мол, какой я, и вам следует быть такими! А этот в насмешку указывает на себя: я вот какой, а вы еще хуже! Пойдем к епископу и пожалуемся!

Отправились они к епископу и все ему объяснили:

— Раньше у нас был святой угодник, а теперь настоящий безбожник! Тот нас унижал притворной добродетелью, а этот срамит нас перед Богом своим непристойным поведением! Ведь каков пастырь, таковы и овцы, — так судят люди, а Бог и подавно! Дайте нам достойного священника!

Епископ был в большом затруднении, не зная, что ему делать с этим благочестивым приходом. Он перебрал в уме всех священников своей обширной епархии, но не нашел среди них ни одного подходящего: этот был слишком толстый, другой слишком тощий, третий чересчур веселый, четвертый излишне печальный, пятый очень уж набожный, шестой легкомысленный. Не видя выхода из создавшегося положения, епископ с горячей молитвой обратился к самому Господу Богу и просил его послать священника для билькского прихода.

Бог долго раздумывал и наконец принял премудрое решение: