Жизнь в «Крематории» и вокруг него - Виктор Троегубов

Вообще, выступление перед друзьями всегда более ответственны, так как, кроме дружеского расположения слушателей, существует значительная доля скепсиса и иронии. А нам очень важно было услышать не только комплименты, но и конструктивную критику.

Второй концерт перерос в пьянку, во время которой был проведен опрос подвыпивших, а следовательно более откровенных, друзей и знакомых. Большая часть оценила наш дебют как положительный, а мы старались почерпнуть из отзывов мотивы для корректировки программы. Так что, кроме разудалой внешней формы (вино, отвяз и т.п.), на флэтовых концертах присутствовала мудрая внутренняя сущность: отсутствие разделяющей артиста и зрителя сцены не давало возможности халявить и отсекало все излишества исполнения и имиджа.

Уже через неделю состоялось следующее выступление. После этого концерта мы поняли, что особого дефицита зрителей нет. Большинство из побывавших на сейшенах не только хотели попасть туда вторично, но и приводили свое окружение. Несколько трудней обстояло дело с местами для концертов. Сами понимаете, соседи смельчаков, предоставлявших квартиры под сейшена, неминуемо регистрировали сборище большого количества народа, порой двукратное (два концерта в день). Именно трудности с флэтами не позволяли устраивать наши мероприятия еженедельно. В среднем, двойной концерт происходил раз в две недели. По количеству выступлений «Крематорий» перекрывал почти все московские группы, за что в первую очередь хочется поблагодарить хозяев квартир.

Практически каждое такое мероприятие кто-нибудь из зрителей записывал на магнитофон, и вскоре по Москве разошлись многочисленные записи наших концертов. Надо сказать, что концертные записи имели даже более удачные варианты аранжировок, чем студийные (где мы были так сильно ограничены в составе). К тому же Пушкин и Россовский оказались именно теми исполнителями, которых нам с Арменом так недоставало во время студийных записей, а песни, обыгранные на зрителе, окончательно устаканились и обросли мясом, в смысле аранжировкой.

НЕРЕАЛИЗОВАННЫЙ ПРОЕКТ

Пусть читатель не удивляется, что в этой главе произойдет некое нарушение хронологии. Считайте это моей причудой, но сейчас мы перенесемся на 14 месяцев назад, а именно в лето 83 года…

Еще весной Армену пришла в голову идея написать цикл песен, в которых главным действующим лицом будет женщина, от лица которой и будет идти повествование. Эта мысль показалась мне очень удачной. Я ожидал, что особенно усилится действие текстов, если вложить их нонконформистский цинизм в уста с нежным девичьим тембром. Была оговорена концепция будущего альбома с условным названием «Душа проститутки», и мы начали писать «женские» песни. Параллельно со страшной силой начались поиски вокалистки. Дело осложнялось тем, что необходим был голос, универсальный для пения и речитатива. И вот тут произошла довольно забавная своими совпадениями история, которую я попытаюсь проследить в хронологической последовательности.

Летом мои родители уехали на юга, и ко мне на флэт сразу переместились все близкие (и не очень близкие) друзья. Думаю, говорить о том, что среди них был и Армен, излишне. Начался многодневный праздник, в котором было множество приколов и импровизаций, новых и забытых лиц, а также крепкий удар по алкогольным напиткам всех разрядов, так что порой обстановка напоминала ситуацию из нашей песни «Проснись! Нас обокрали»:

…А в этой квартире и утром все пьяные,

Здесь трио мужское сидит много лет.

В одиннадцать[1] снова портвейна достанут,

И будет опять продолжаться банкет…

Армен все же ухитрился как-то вырваться из этого замкнутого круга и выехать в город по своим делам. По возвращении он сообщил, что на скамейке в скверике у метро «Лермонтовская» (ныне «Красные ворота») спьяну познакомился с некой дамой по имени Ива. Ее глубоко заинтриговала информация о существовании нашей группы, так как она уже где-то что-то пела и теперь рвалась в бой. Приехать с Арменом она по какой-то причине не смогла, и он дал ей мой телефон.

Со следующего же дня начались настойчивые звонки Ивы с предложением приехать пообщаться. Но так уж случилось, что ее телефонная активность совпала с нашей похмельной депрессией, следовавшей за особо мощным и продолжительным алкогольным апогеем. Поэтому, вконец задолбанный друзьями и подругами, я до поры до времени отразил ее, предварительно взяв телефон. Через некоторое время я все же ей позвонил, и мы встретились на тему возможной совместной работы. Почему-то встреча состоялась в метро, где невозможно было ни продемонстрировать музыкальный материал, ни оценить вокальные способности. Точно помню, что пересеклись мы на «Пушкинской». Ива явилась в сопровождении кавалера, который во время разговора прятался за колоннами на платформе метро. Наш разговор, периодически прерываемый шумом поездов, был достаточно лаконичен. Я вкратце рассказал ей об идее записи альбома и привел для примера пару текстов, вроде тех, что ей предстояло петь. В ответ я услышал фразу типа: «Такую пошлость я петь не могу!» и еще что-то непонятное и отрицательное.

Отсутствие общей идеологической платформы переводило наш дальнейший разговор в разряд бессмысленных. На прощание я поинтересовался, какие же тексты предпочитает Ива, и она зачитала мне два стихотворения. Первое повествовало о неких желтых ботинках, практически являясь среднеарифметическим переводом сразу нескольких суперрок-н-роллов. Что-то между «Blue Suede Shoes» и «Old Brown Shoe». Второе стихотворение вообще напоминало детскую считалку:

Кошки не похожи на людей,

Кошки – это кошки…

В общем наша встреча закончилась ничем. Но весной 1984 года, когда я слушал случайно попавшую в мои руки катушку некой группы «Браво», у меня появилось ощущение, будто что-то знакомое слышится мне в двух начальных песнях. Запись принес мне Саша Портнов, общавшийся с крутыми писарями андеграундной музыки, так что на коробке были написаны названия песен и состав группы. Я задумчиво скользнул глазами по имени певицы – Ивонна Андерс – и тут же вспомнил свою встречу на «Пушкинской» и прочитанные мне девушкой по имени Ива тексты… Вот так не сложилось наше сотрудничество с такой самобытной певицей, как Жанна Агузарова. Может быть, если бы мы встретились не в метро, а в другом месте, где можно было что-то спеть или сыграть, – результат встречи оказался бы другим. Но стоит ли гадать о возможных последствиях, если существует реальная жизнь?