Жизнь в «Крематории» и вокруг него - Виктор Троегубов

В общем, не имея еще намерений играть вместе, мы уже музыкально и мировоззренчески притирались друг к другу. Как-то, когда на субботней лекции, которую невозможно было пропустить, мы отгадывали кроссворд из субботнего выпуска «Рекламного приложения» (популярная в те времена газета объявлений, аналог нынешнего издания «Из рук в руки»). В той же газете мы нашли объявление о продаже «аппаратуры для вокально-инструментального ансамбля». Вечером Армен позвонил по указанному телефону, и… мы с ним стали компаньонами, закупив комплект самопального аппарата. Причем недостаток средств на приобретение пришлось добивать почти кинематографическим приемом: недостающую сумму мы выиграли в рулетку.

Данная коммерческая акция предопределила мое присоединение к «Атмосферному давлению», куда кроме Армена (бас, вокал) входил поющий гитарист Джон Хомяков и барабанщик Александр Севастьянов. Я стал играть на акустической 12-струнке и петь. Кстати, впоследствии Джон фрагментарно присутствовал в записи «Иллюзорного мира» (1986 год) и «Комы» (1988 год), а также несколько раз появлялся в составе «Крематория» на сцене. Александр Севастьянов записывал бонги на альбоме «Крематорий II» (1984 год), ударные на альбоме «Иллюзорный мир», и тоже пару-тройку раз концертировал с группой.

Репертуар «Атмосферного давления» на 60 % состоял из англоязычных композиций собственного производства в стиле модернизированного Black Sabbath, а до боекомплекта добивался классическими рок-хитами («Jumpin' Jack Flash» – Rolling Stones; «I Saw Her Standing There» – Beatles; «Soldier of Fortune» – Deep Purple; «Pandora Box» – Procol Harum etc.) и несколькими образцами отечественной рок-музыки, так необходимыми просыпающемуся национальному рок-сознанию. Кроме пары вещей «Машины времени» (пусть это вас не шокирует, так как наличие песен Макаревича в репертуаре тогдашних групп было стандартным), у «Атмосферки» был и свой конек: три вещи незаслуженно забытой ныне московской группы 70-ых – «Оловянные солдатики», в которых мы с Арменом впервые почувствовали силу нашего двухголосия…

…Совковых команд в те времена было не так уж много. Из Москвы наиболее интересными для себя мы считали «Високосное лето», уже упомянутых «Оловянных солдатиков», чуть позже (с 1979-го) – «Воскресение». Питерцев мы тогда еще не знали – кроме залетных «Мифов» и попавшей к нам совершенно случайно катушки Юрия Морозова, добитой почему-то концертом Ильченко (что выяснилось лишь пару лет спустя).

А пока мы выступали на любых доступных площадках: на танцах в ДК различных институтов, на свадьбах, на выпускных вечерах – везде, куда приглашали.

Кстати, я забыл упомянуть, что в 1978 году, еще до моего появления, «Атмосферным давлением» была записана фонограмма «Корабль дураков», куда входило 14 композиций на англо-марсианском языке. К сожалению (или к радости?), впоследствии эта пленка была утеряна, а не то сегодня она представляла бы огромный интерес для коллекционеров.

ПЕРВЫЙ БЛИН

Первое выступление «Крематория», вернее группы, называвшейся совсем по-другому, но уже исполнявшей первые «крематорские» опыты, произошло в рамках фестиваля искусств МАИ – «Студенческая весна».

Наш одногруппник, комсомольский функционер Валера Рождественский посоветовал нам с Арменом попытаться получить стипендию обходным путем – посредством участия в данном фестивале. Мы решили попробовать, хотя, поверьте, основной козырь был нематериален.

Дело в том, что внутри «Атмосферного давления» вызрело новое дитя – акустические песни-зарисовки, иллюстрировавшие наш бесшабашный быт тех дней. Эти вещи мы с применением акустических гитар, губной гармошки, флейты и двух голосов уже пели своим друзьям на наших сборищах (читай – пьянках), и вдруг появилась реальная возможность выдвинуться в один из лучших в Москве тысячных залов – зал дворца культуры МАИ.

Упоминавшиеся уже барабанщик и гитарист «Атмосферного давления» наши с Арменом новые опусы не приветствовали, поэтому мы решили задействовать людей со стороны. Ими стали: совершенно непредсказуемый альтист Дима Плетнев (кликуха «альтист Данилов»), то ли выгнанный, то ли ушедший с третьего курса училища при консерватории, и наш с Арменом сокурсник и собутыльник Андрей Пустовой, обладавший феноменальной семейной особенностью расслаблять фаланги пальцев и выстукивать ими совершенно невообразимые ритмические рисунки. Любой, кто когда-либо видел, как он это делает, сразу принимался размахивать руками, пытаясь изобразить нечто подобное. Не тут-то было, повторить то же самое было невозможно.

Но по порядку: мы с Арменом заявились в факультетский комитет ВЛКСМ и сообщили о своем желании выступить на фестивале. Предложение было принято весьма благосклонно, но последующие слова о том, что мы будем исполнять собственные песни, вызвали шок, нам тогда непонятный. Мы и сами могли бы догадаться: комсомольские кураторы фестиваля опасались, что наше выступление со своими песнями может принести им неприятности. Поэтому особое внимание устроители фестиваля уделили нашим текстам, которые рассматривались почти под микроскопом. Но после недельных мытарств с переделкой текстов наш репертуар обрубили на контрольном прогоне, заявив, что нам лучше играть инструментальную музыку.

Так что выступили мы всего лишь с двумя песнями (плюс две инструментальные пьесы). Мы должны были выступать во втором отделении большого представления, а в первом отделении показывал свою пьесу студенческий театр. Еще во время прогона мы познакомились с ними, и они попросили меня и Армена сыграть эпизодические роли, тем более что они считали наш облик идеально подходящим для этих персонажей. Итак, мы дебютировали на театральной сцене в роли двух фарцовщиков (в кожаных куртках), пришедших на свадьбу с бутылками шампанского. Правда в роли «шампуня» у нас выступал розовый портвейн почему-то называвшийся «Вермутом» литражом 0.8 литра, заблаговременно приобретенный в студенческом магазине. Оказавшись за «свадебным столом», мы разлили данный напиток в граненые стаканы и стали его потреблять, благо что остальные актеры кричали «горько!» и имитировали застолье. По ходу пьесы нас как отрицательных персонажей должны были прогнать со свадьбы. Так и случилось, но, только выйдя за кулисы, мы поняли, что забыли бутылку с «Вермутом» на столе. Однако это обстоятельство не застало нас врасплох: мы ведь являлись отрицательными персонажами, поэтому я вышел на сцену с репликой «пардон» и забрал со стола у ошарашенной свадьбы заветный портвейн. Когда началось второе отделение, ближе к концу которого наша команда должна была появиться на сцене, мы за сценой допивали остатки «Вермута» и предвкушали…