Графини Вишенки - Ирина Кир

Трофимович в сомнении нахмурился и скривил рот.

– Даже не думай, – считал его мысли собеседник, – никаких проблем она тебе не доставит. Даже наоборот. Впряжется как лошадь и все вытянет. Никогда не будет интриговать за твоей спиной. Сразу все в лицо выскажет. В меру амбициозная. Но это скорее плюс. В науке без амбиций нельзя – сам знаешь.

– Так с чего в итоге Михаил с ума сошел? – Борис вздохнул и снова пододвинул папку к себе.

– Они ребенка очень хотели, – продолжил Говорко, – а Светлана так просто бредила материнством – с детьми чужими играла, на руки всегда просила дать подержать… Помню, на их свадьбе деньги собирать начали, ну там на мальчика, на девочку – на кого больше соберут, тот первый и родится. Она все взяла, смешала и говорит: «Детей в семье должно быть много! У нас их будет минимум штуки три! Представляете, заходите вы к нам в гости лет через десять, а вокруг туфельки, ботиночки, сандалики мал мала меньше». Только не вышло. Умерла она при родах, а Мишка рассудком поехал. Обвинил во всем мать, меня, друзей…

– А вы-то тут при чем? – Борис уже не смотрел на папку, его увлекла история.

– Знаешь, чего нельзя сделать с шизофреником? – вопросом на вопрос ответил Стас. – Его нельзя переспорить. Он до тошноты логичен! А у Мишки логика вообще конек! На спор доказывал, что белое – это черное, а черное – белое. Вот он под всех нас скопом и каждого в отдельности базу подвел: выяснилось, что Светлане вообще рожать нельзя было. Какое-то наследственное заболевание. Только оно поздно обнаружилось. Но Вишнев все перекрутил и заявил, что мы во всем виноваты: на детей настраивали, малышей специально подсовывали… Она какое-то время не могла забеременеть, а Мишка преподнес это как ее нежелание. И то, что мы находили врачей и специалистов, поставил нам в вину. Мол, чуть ли не заставили, на край могилы толкнули. Но самое ужасное – он не признал дочерей. Девочек-близняшек. Они тоже по Мишкиной версии оказались виноватыми… Можно сказать, самыми главными.

– Не может быть! Родных дочерей не признать!

– Как видишь, может. – Ппрофессор вздохнул. – Бросил в итоге Вишнев Институт, разругался с матерью (ей, бедолаге, вообще ни за что досталось), на детей даже не взглянул и уехал куда-то в Прибалтику, откуда на яхте сбежал в Финляндию. И больше я про него не слышал.

– А ты с Викторией на тему родителей не говорил? – Будущий Викин начальник потянулся за сигаретой.

– Да что же я? Садист, что ли, девочку такими вопросами мучить? Это же на всю жизнь травма!

«А уж мне-то какая травма, – подумал Стас, – и друга лишился, и жены. Сама призналась, когда вытаскивали из петли, что любовниками в свое время были. Психозы у Ларки начались еще когда Мишка женился на своей Санчес, а как уехал и не оставил адреса – вешаться собралась… Отнесла Михино письмо Маргарите да в хозяйственный за веревкой… И жизнь мне с тех пор с ней не жизнь, и бросить больного человека не могу. Эх, Вишнев-Черешнев, наколол же ты дров!»

– Что ты говоришь? – переспросил Бориса отвлекшийся на неприятные думы Говорко.

– Говорю, что согласен – травма на всю жизнь, – задумчиво произнес Трофимович и закусил лежащий на столе Parker.

– Поэтому, – профессор протянул руку и вытащил изо рта оппонента свою ручку (подарок дочери), – я даже виду не подаю, что знаю про всю ее семью, включая сестру-близняшку.

Вишня предложение интересной работы с маленькой зарплатой приняла: тема исследования оказалась весьма захватывающей – грех отказываться.

Еще дед Санчес говорил им с сестрой: «Девочки, как бы жизнь ни повернулась, не разменивайтесь на сиюминутные выгоды. Постарайтесь заниматься любимым делом. Придет время, и оно принесет свои плоды». Сестры внимательно выслушали дела и согласились. Каждая по-своему.

Про Нику отдельный разговор, а Вика любила возиться с цифрами – такие миры открывались, что и книг не надо, но она их все равно читала – расширяла горизонты. Санчесы никогда богато не жили, и девчонки привыкли зарабатывать на жизнь с малолетства. У Ники случались разовые заработки, а Вика репетиторствовала, как дед, или писала курсовые нерадивым студентам. Это, как ни странно, позволяло заниматься любимыми делами, которые материальных плодов пока не приносили, но щедро одаривали духовными. Может, именно их имел в виду Донкихот?

– Вы тоже родом из Прибалтики? – первым делом осведомилась у Бориса Трофимовича однофамилица с одним синим, а вторым фиолетовым глазом.

– Нет, – оторопело ответил будущий Викин шеф – уж чего он только не видел. Но такого! – Я из деревни Вишнево Самарской, как сейчас принято говорить, губернии. Барин в тех краях, еще задолго до революции, роскошный вишневый сад разбил – со всего мира саженцев навез. Внучки тех вишен до сих пор цветут и плодоносят. Говорят, с тех времен все, кто живет в деревне, – Вишневы. А, прошу прощения за мою бестактность, что у вас с глазами?

Вместо ответа Виктория направила луч лампы дневного света себе прямо в лицо, и оба глаза сравнялись в фиалковом великолепии.

– Невероятно! – только и мог произнести руководитель. – Прямо плеохроизм5 какой-то!

– Именно так. И называется эта генная мутация почти так же, как камень, что меняет свой цвет.

Бориса Трофимовича так и побрасывало спросить однофамилицу, такие ли плеохроичные глаза у ее сестры-близняшки, но каждый раз одергивал себя. Что же он – садист, что ли?

Педагогический Ника заканчивать не собиралась. Она вообще выказала полную неспособность к систематизму и структурности. Вставать каждый день в одно и то же время? Делать одно и то же? Носить определенную одежду? Нет, увольте! Во избежание грядущего скандала с обоими Санчесами сестра Вики съехала на квартиру Маргариты Андреевны, что числилась за близняшками. Оттуда по предварительному звонку девушка наезжала навестить свою Вишню и получить взбучку от стариков, а и было ей за что.

Если опустить бурную личную жизнь, то начать следует с внешнего вида. А внешний вид у Ники – это в первую очередь обувь. Бывший одноклассник, вечный поклонник и постоянный приятель обеих сестер Юрка Бобров почти все детство провел у деда в мастерских Большого театра, где тот изготавливал и ремонтировал пуанты, а также прочую сценическую обувь. Юрка пошел дальше – его вообще начало интересовать то, что человек надевает себе на ноги: тапки, шлепки, каблуки, сандалии, валенки, лапти… После девятого класса Бобров ушел в художественно-ремесленное училище, и там его душа развернулась: имея под рукой все необходимое, от шила до кожи, Юрка начал эксперименты. Главным ценителем его таланта стала Ника Вишнева – таких необычных туфелек, странных ботинок, расшитых сапог не было ни у кого. Что-то Юрка придумывал сам, а что-то реконструировал исходя из картин, чертежей, музейных экспонатов. Кое-какие идеи ему подкидывала сама муза с фиолетовыми глазами. Например, тупоносые боты с пяткой вместо мыска… Однако обувью диверсантов фантазия Ники Вишневой не ограничивалась.

Каких только опытов над своей красотой Вишня не ставила. Пробивала губы, язык и нос, обзаводилась дредами, красила волосы в невероятные цвета, брилась наголо (было и такое), становилась радикальной брюнеткой с белым припудренным лицом и черными губами. Тут волей-неволей забудешь, что у девушки на ногах… Павла Степановича с Александрой Ивановной радовало одно – все до единой причуды Нике быстро приедались. Консервативная Вика, не расстающаяся с конским хвостом, какие-то решения поддерживала (кстати, бритый череп Нике шел), что-то отвергала, но всегда с интересом ждала нового образа. Как будто сама его проживала. Однажды Ника предстала пред очи родне с волосами цвета фуксии, собранными в высокий пучок, подбритыми затылком, висками и даже лбом. В одном ухе болталась серьга из окрашенного в кобальт длинного пера. Все это вкупе с фиолетовыми глазами произвело на деда неизгладимое впечатление, и более чем сдержанный в высказываниях Донкихот, не совладав с собой, выпалил:

– Мне бы в жопу три пера – я бы птицею была!

Странные, по мнению Санчесов, образы являлись не чем иным, как следствием текущих интересов девушки. Чем только она не занималась, куда только не залетала крылатая Ника в поисках себя и всего остального: библиотеку Ивана Грозного с диггерами искала; в экспедициях по определению расположения алмазных трубок в Подмосковье участие принимала; в сообществе преодолевателей сил гравитации путем изучения какой-то левитационной поляны в Новосибирске состояла; сокровища тамплиеров в Калининграде обнаружить пыталась; в инициативные группы по спасению памятников архитектуры входила, на фермы по выращиванию осетров въезжала и так далее и тому подобное…

Иногда, увы, Нике приходилось «вставать в стойло» и идти работать. До сокровищ тамплиеров как до Луны на велосипеде, а жить на что-то надо. Разовый заработок на то и разовый, что не знаешь, когда следующий. Из-за цвета глаз и хорошего английского ее с удовольствием принимали продавцом в ювелирных или антикварных салонах, а также официанткой в клубы и экзотические рестораны. Больше полугода на одном месте Вишня не держалась – очередная idee fixe6 становилась смыслом ее существования и уносила на другой конец географии.