В звездные миры - Василий Бережной

Диво дивное! Ему показалось, что ракета висит на одном месте, висит совершенно неподвижно! Он, конечно, хорошо знал, что если вокруг безвоздушное пространство, то никакого ветра быть не может, но все же сознание не могло примириться с этим. Ну, как же это так — ракета мчится со скоростью 12 километров в секунду — только подумать! — а движения незаметно. Нет ничего: ни сотрясения, ни ветра, никаких предметов поблизости. Ни слух, ни зрение, ни осязание не сигнализируют мозгу о движении!

Здесь, снаружи, небо было еще более черным, а звезды и Солнце еще прекраснее. Звезды — красноватые, желтые, белые, голубые… Казалось, тысячами удивленных сияющих очей глядит Вселенная на сыновей Земли. Николай стоял, как зачарованный, даже забыл, зачем вышел. Ему стало страшно перед величием природы, не скрытым от глаз голубым шелком неба…

Но если ощущения ничего не говорили юноше о движении, то о температурных условиях сообщили быстро. Правый бок припекло, сперва Николай подумал, что лопнул изолятор на его электрической «плитке», но потом догадался, что это припекло Солнце. И он повернулся лицом к хвосту ракеты, подставляя Солнцу левый бок. Повернулся — и чуть не вскрикнул от изумления: так чудесно сверкала на черном небе родная Земля! Огромный серебристо-голубой диск. Видны очертания материков, правда, не четко, так как атмосфера, хотя она и прозрачным слоем окутывает землю, но все же размывает резкость линий. Какое-то удивительное настроение охватило Загорского.

Земля! Земля!.. Она мчится в извечном полете, поворачиваясь к Солнцу то одной, то другой стороной. День и ночь, как брат и сестра, держат ее в своих объятиях. Происходит кругооборот живой и неживой материи — неудержимый, могучий. И кто укажет между ними грань? Все проходит там, под голубым атмосферным сводом: рождаются и умирают целые поколения, а мозг человеческий работает и совершенствуется. Хорошие условия создала природа для его развития! И не напрасно: через людской мозг она осмыслила самое себя.

Загорский задумчиво глядел на свою планету.

«Воздушного шлейфа» — удлинения атмосферной оболочки Земли, о котором говорят некоторые ученые, — он не заметил. Возможно, потому, что «шлейф» этот сильно разрежен, а может быть, и потому, что он вообще не существует. А Загорский как раз и не верил в его существование, ибо не замечено такого «шлейфа» у Венеры при прохождении по диску Солнца. Серебряный ободок ее атмосферы имеет всюду одинаковую толщину. А если Венера не имеет «шлейфа», то зачем же его приписывать Земле?

Так думал Николай Загорский, стоя на космической ракете. Полюбовавшись матерью-Землей, он посмотрел вниз и… никакого «низа» не ощутил. Ему показалось, что он продолжает смотреть вверх. Поворачивал голову в разные стороны, а ощущение «низа» так и не появилось. Тогда он поглядел себе под ноги там «низ»! «То, на чем стоишь, и является „низом“, — смекнул Николай. — А раз так, значит, можно ходить по ракете».

Он попробовал не держаться руками и… не упал. Но в следующую секунду все же ухватился за скобу. Усилием воли, преодолевая страх, сковывающий движения, начал передвигаться по обшивке люка к носовой части от скобы к скобе. Вот прямо под ногами белеют буквы — название их корабля. Но почему они внизу? Николай ведь знает — надпись сделана сбоку… А вот и боковой иллюминатор — тоже под ногами. Увидел — профессор что-то говорит Михаилу Милько…

Постепенно привыкнув к обстановке, Загорский понял, что теперь целой планетой для него является ракета, и он в самом деле может передвигаться по ней как угодно, может обойти ее вокруг!

Все эти соображения, казалось, «унормировали» обстановку, приблизили ее к обыкновенной, а главное — придали бодрости и смелости. Да и в самом деле, чего Николаю бояться? Разве здесь действуют не такие же физические законы, как на Земле? Он вспомнил свои альпинистские походы… Но нет, даже на высоких горных вершинах ему не пришлось испытать такого чудесного чувства. Там, куда ни глянь, расстилалась перед тобой Земля. А здесь… Вокруг — черная бездна. Она окружает тебя со всех сторон — безграничная, таинственная. Заглядывает тебе в душу мириадами немигающих разноцветных звезд… Мурашки пробегают по телу…

Добравшись до носовой части ракеты, Николай заглянул в радиорефлектор — он был иссечен, как будто по нему стреляли густой шрапнелью. Заметил и на обшивке частые царапины. Значит, на ракету налетел рой мелких метеоритов…

Заменить радиофару Загорскому было не трудно. Возвращаясь к люку назад, Николай осмелел и стал во весь рост, даже не подозревая, какая неожиданность подстерегает его. Все произошло молниеносно. Едва он только сделал шаг по ракете, как в то же мгновение оттолкнулся, отлетел от нее, как мяч. Мороз пробежал по телу: сила притяжения ракеты ничтожна, и он падает в бездну!

— Помогите! — что есть силы крикнул в микрофон. — Падаю, падаю!

Беспомощно размахивая руками, дрыгал ногами, словно старался найти точку опоры.

В наушниках он услышал голос Ивана Макаровича:

— А про баллон забыли?

— Ах, да… ракетный баллон!..

Нажал на кнопку — его резко толкнуло к «Комете». Но, видимо, он не рассчитал направления, ибо пролетел мимо металлического тела своей «планеты». С ужасом увидел, что она отдаляется в противоположную сторону…

— Спокойно, товарищ Загорский! — прозвучал у самого уха голос Плугаря. — Что вы так растерялись? Я вам помогу!

«И правда, — подумал Николай, спокойствие и выдержка! Ведь мое тело сохраняет ту же скорость, что и ракета, следовательно, от нее не отстанет… А кислород? Кислорода хватит на несколько часов. Вот приближение к Луне — это опасность!» Тревога пронизала каждую клетку его тела. Космический корабль выходит к афелию своей орбиты — точке, в которой скорость ракеты замедляется, и она начинает поворот на другую дугу эллипса. Поблизости афелия Милько включит мотор, повернет ракету, чтобы совершенно нейтрализовать ее скорость, и тогда она попадет под влияние притяжения Луны. Начнется спуск… «Сколько же остается времени? — тревожно подумал Загорский. — Неужели не успею?». Чувство опасности холодком прохватывало сердце. Но внутренний голос говорил ему: правильно пользуйся ракетным поясом.

Гигантским сияющим поясом смыкался Млечный путь — он был везде, куда бы Николай не кинул тревожный взгляд: вверху, внизу. На Земле видна только часть Млечного пути — та, что над головой. А здесь — сплошной его круг, ибо под ногами нет ничего, ничто не закрывает безграничного простора!

А может, это все Николаю снится? И черное, усыпанное разноцветными звездами небо, и корпус ракеты, как бы повисшей в пространстве… И вообще вся эта невероятная, фантастическая экспедиция… Может, это просто в бреду? Холодный пот выступил на висках. «Нет, нет, что это я… — подумал Николай. Такая чепуха в голову лезет… Нервы, нервы…» Он закрыл глаза и почему-то вдруг представил себя мальчуганом в саду у бабушки… Солнечно так, хорошо. Он хочет сорвать румяное яблоко — вот оно висит на тонкой вершине! Ловко взбирается по скользким ветвям, и страшно, и сорвать непременно хочется. Но кто-то уже зовет его издалека: «Николай! Николай! Радио у вас испортилось, что ли?» «Какое радио? Ах, да…»

Это в наушниках голос Ивана Макаровича.

Загорский словно просыпается, к нему возвращается сознание.

— Вы слышите, Николай? Приближайтесь сюда, а я брошу вам веревку.

Теперь Загорский увидел профессора. Он стоял на пороге люка, держась за скобу.

Загорский нажал кнопку. Когда он проплывал мимо ракеты, Иван Макарович кинул веревку, но конец ее пролетел в нескольких метрах от Николая. Тогда сделали еще одну попытку. Николай снова выпустил из баллончика газ, чтобы его толкнуло к ракете… Наконец, он поймал веревку. Иван Макарович легко подтянул его к люку.

— Ужасная небрежность! — отчитывал он радиста уже внутри корабля. — Не привязаться к ракете!

Ольга и Михаил смотрели на Николая как после длительной разлуки. А он, поглядывая в иллюминатор и, должно быть, не веря самому себе, спрашивал:

— Неужели я был в этой бездне?

ТАМ, ГДЕ НЕ СТУПАЛА НОГА ЧЕЛОВЕКА

Прошло еще часа два в полете. Космический корабль с гербом Советского Союза на металлической обшивке приближался к тому месту в пространстве, где начинает преобладать сила притяжения Луны. Некоторое время экипаж обсуждал случай с Николаем Загорским. Ольга встряхивала белокурыми волосами и весело поблескивала глазами. Михаил Милько смеялся, похлопывал Загорского по плечу. Один лишь Иван Макарович сидел молча. Морщины резко обозначились на его высоком лбу. Он следил за приборами и время от времени посматривал на своих спутников. «Совсем еще дети! — говорил его взгляд. — Шутят на краю пропасти!»

Время как бы остановилось, но цифры на ленте вычислительной машины показывали, что оно мчится неудержимо.