За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая - Александр Черенов

Так как ни о какой «идейной подкладке» в шпионаже Михаила Николаевича не могло быть и речи, то разведывательную работу он не переставал успешно совмещать с многотрудной деятельностью на нескончаемых попойках, интимных свиданиях, волочением за дамамииз различных градаций «света», посещениях публичных домов и кафешантанов. Это отнимало у него уйму времени и сил, которых нередко не хватало для того, чтобы хотя бы своевременно приходить на службу. Подобное времяпровождение всё больше напоминало правило без исключений. И лишь осознав на трезвую голову, что день «выдачи гонорара» близок, а информации – «кот наплакал», Михаил Николаевич «приходил

на помощь коту». Прямо в штабе, в служебное время, он начинал припоминать слухи, сплетни, светский и полусветский трёп, которыми были переполнены его дни и ночи.

Обрабатывая и анализируя это «сырьё», он с удивлением обнаруживал, что полученная информация по значимости и достоверности даже превосходит ту, которую он с таким трудом выуживал из штабных документов. Его аналитические экзерсисы не остались незамеченными и в Центре. По прошествии двух месяцев грошовой информации за гонорары прямо противоположной величины, он впервые удостоился скупой благодарности чекистского руководства:

«Информация подтвердилась. Меры приняты. Желаем успехов».

С одной стороны, такая оценка труда вызывала у Михаила Николаевича чувство законной гордости. Но с другой стороны, он понимал, что она же и определила его дальнейшую судьбу. «Рубикон» был перейдён – и легкомысленному отношению к тому, что с ним приключилось, наступал конец.

Утешало одно: война была где-то там, далеко. Где-то там бежали в атаку или лежали в грязи. А здесь ходили в оперу и ресторан, на званый вечер и в публичный дом, в синематограф и к очередной любовнице. Здесь не было слышно шума приближающегося или удаляющегося фронта – зато всегда была слышна музыка из дверей кафешантана, звучные хлопки бутылочных пробок, нескончаемые «Силь ву пле!», «Миль пардон!» и «Извозчик!» И даже перемещения штаба следом за наступающей или же отступающей армией ничего не меняли в устоявшемся «modus vivendi» тылового офицера.

И всё в жизни Михаила Николаевича, штабс-капитана и офицера для поручений при штабе командующего Волонтёрской армией, так бы и шло, если бы не Его Величество Случай. Нагрянул он в один из ноябрьских дней восемнадцатого года. Дежурство уже шло к концу – и Михаил Николаевич со скучающим видом ворошил кипу бумаг, лежащих на столе с самого утра. Он так и не удосужился прочитать их: после «вчерашнего» голова раскалывалась, как перезревший арбуз.

С невыразимой тоской он подумал о том, что до очередной попойки у князя Пещерского ещё целых два часа – а занять их нечем. Он уже почти собрался упасть духом, как вдруг дверь с шумом распахнулась – и порог решительно перемахнул краснорожий, седоусый мужик лет пятидесяти в генеральской шинели, в заляпанных грязью сапогах и с мятой папахой в руке.

Это был Вадим Зиновьич Кобылевский, известный во всей армии бабник и выпивоха, в офицерской среде за глаза именуемый «Кобелёвский» за свои, отнюдь не ратные, подвиги. Генерал прибыл в штаб для того, чтобы представляться командующему по случаю назначения его командиром пехотной дивизии. Он и сегодня был изрядно «подшофе», но на ногах держался крепко: его способность выпивать чуть ли не по ведру и не пьянеть при этом снискала ему заслуженную популярность в офицерской среде. Стремительным шагом генерал миновал адъютанта и порученца, как вдруг остановился, словно что-то разглядев периферическим зрением. Круто развернувшись, он раскинул объятия и двинулся в сторону штабс-капитана, оглушительно ревя на ходу:

– Ба, ба, ба! Мишка! Дружище! Какими судьбами?!

В «германскую» жизнь и вправду не единожды сводила обоих вместе. Но чаще это случалось за карточным столом или столиком в ресторане, чем в передовой цепи идущих в штыковую атаку. И за картами, и за рюмкой Михаил Николаевич и Вадим Зиновьич, несмотря на различие в чинах, были достойны друг друга.

На глазах у изумлённого адъютанта генерал крепко, по-медвежьи, обхватил штабс-капитана и трижды, в засос, поцеловал его. Ароматом свежевыпитой мадеры разило от него за версту.

– Мишка, мать твою так, – гремел Кобылевский, сотрясая воздух и стены, – как я рад видеть тебя целым и невредимым! А помнишь, как мы с тобой…

Кобылевский усиленно пытался вспомнить хоть какой-нибудь подвиг, совершённый ими на пару. Но вспомнить он мог одни лишь имена девиц из заведения мадам Мими, которое они действительно нередко посещали на пару с Михаилом Николаевичем. И он счёл за благо «свернуть» воспоминания.

– А, чёрт с ним, с прошлым! Скажи мне лучше, какого хрена ты тут просиживаешь галифе?! Айда ко мне в дивизию – вот, где настоящее дело!

И он выразительно щёлкнул себя указательным пальцем по горлу, наглядно демонстрируя характер «настоящего», в его понимании, «дела».

– Ничего не потеряешь, Мишель: будешь при моём штабе этим… как его…

Он неопределённо покрутил рукой в воздухе.

– Ну, в общем – для разных поручений!

Складывающаяся ситуация изрядно озадачила Михаила Николаевича. С одной стороны, такая перемена места службы требовала санкции Центра. Но с другой, имелся сметающий всё на своём пути, как разъярённый бизон, Кобылевский, противостоять которому не было никакой возможности.

– Чего тут думать, штабс-капитан?!

Кобылевский уже не агитировал, а констатировал.

– Сейчас мы с Иваном всё это дело перетолкуем и утрясём! Через пять минут я возвращаюсь и вижу тебя с чемоданом на пороге и счастливой улыбкой на лице!

Минут через пятнадцать – не уложился, точнее, не залился в пять – Кобылевский дохнул на Михаила Николаевича ароматами коньяка, только что распитого с командующим.

– Как?! – уставившись на адъютанта, изумился он на манер гоголевского Ноздрёва. – А где чемодан?! Где улыбка?! Или ты меня не уважаешь?!

Окончательно теперь осознав, что фортуна сделала очередной поворот – и, увы, без его участия – Михаил Николаевич взмолился:

– Ваше превосходительство, помилуйте! Как можно – так вот сразу?! Надо же проститься с товарищами… с дамами… И потом, я сегодня приглашён князем Пещерским! Там будет одна… такая… Словом, я обещал! Не пойти – значит поступиться своей честью, Ваше превосходительство!

И он гордо взметнул подбородок.

Вадим Зиновьич, старый поклонник обоих полов и завсегдатай коллективных попоек, с пониманием отнёсся к просьбе молодого офицера.

– Ваша просьба уважительна, штабс-капитан! На сборы даю время до утра, а ровно в десять ноль-ноль у входа в гостиницу Вас будет ждать мой персональный автомобиль! Но если ты опять придёшь не с чемоданом, а с извинениями, я назначу тебе такой штраф, что ты у меня целый месяц только опохмеляться будешь! Честь имею!

С шумом захлопнулись входные двери. Зато распахнулись двери кабинета командующего, и на пороге появился Иван Антоныч, весь в смущении – и даже смятении.

– Михаил Николаевич, голубчик, не сочтите за труд заглянуть ко мне на минутку, – не приказал, а попросил Его Превосходительство.

Когда штабс-капитан вошёл в кабинет, и закрыл за собой двери, командующий предложил ему сесть, а сам остался стоять, с хрустом дёргая суставы пальцев. Всем своим видом он демонстрировал неуверенность, словно не зная, с чего начать. Наконец, по-прежнему не поднимая глаз на порученца, он решился.

– Видите ли, Михаил Николаевич, какое, значит, дело… Тут у меня, как Вы, наверно, видели, побывал генерал Кобылевский…. Я бы с огромным удовольствием оставил Вас при себе… Я Вас люблю и ценю – и не только в память Вашего отца, а моего друга… Но Кобылевский чуть ли не с руками рвёт Вас от меня… Ну, Вы же знаете генерала… И вот я – прямо в смятении… Я…

Желая прекратить уже ничего не значащий разговор, а заодно выручая командующего из «затруднительного положения», Михаил Николаевич запросто «капитулировал от лица обоих»:

– Иван Антоныч, Ваше Превосходительство: я согласен.

…На следующее утро, с чемоданами и головой, раскалывающейся от вчерашне-сегодняшнего прощания, Михаил Николаевич вышел из дверей гостиницы. На часах было ровно десять. Чёрный «паккард» Кобылевского стоял у тротуара.

На душе штабс-капитана было смутно и тягостно. И не по причине лаконичного опохмела. Вроде, и не с чего ему было горевать: «Нумизмат» предупреждён, Центр – тоже, деньги получены. И, тем не менее, энтузиазма не прибавлялось. Что-то было не так. Наконец, сквозь завесу похмельного тумана к штабс-капитану прорвалась мысль: дивизия Кобылевского собирается в наступление. Вот это было совсем ни к чему…

Но вот багаж уложен. Штабс-капитан занял место на заднем сидении. Шофёр посигналил какому-то извозчику, чтобы тот убрал свою колымагу с дороги, и машина тронулась. Несмотря на известный адрес, впереди была неизвестность…