Argumentum ad hominem - Вероника Евгеньевна Иванова

спрыгнул «паук». Очень радостное известие, ничего не скажешь. Пчёл разметало взрывом задолго до окончания сбора данных, а учитывая ребут…

У меня ничего нет. Вот вообще ничего. Кроме последней надежды на десантный трос.

– Ну телеметрию-то вы получили? Анита?

Она отозвалась не сразу и как-то неохотно:

– Передача шла прямо в эфир. Без записи.

То есть, только и исключительно на базу, пред чьи-то высокопоставленные очи. По особому распоряжению, все такое. И как можно предположить, далеко не в отдел статистики.

Не хотелось об этом сейчас вспоминать, но ползали по базе слухи, что время от времени высшее руководство развлекается играми на выбывание. За счет подчиненных, само собой. Стравливает друг с другом группы пешек, так сказать, а между тем делает ставки, попивая скотч хрен-пойми-скольки-летней выдержки. Уж не знаю, какие призы уходят победителю, а в проигрыше остается ясно, кто. И если сегодня такой игрой зацепило нашу вахту…

– Посадка!

Ох. Они-то сели, а я, скорее, плюхнулся кулём о взлетно-посадочную. Хотя Анита явно старалась сделать все как можно мягче, словно чувствуя себя виноватой.

Ленты гриддера, похоже, растягивали в шесть рук и дружно: я не успел очухаться, как конечности киселем расползлись в стороны, потеряв малоприятную, но все же опору. Потом кто-то дернул вверх щиток моего шлема.

– Живой!

А, это Полли. Как всегда, без церемоний.

– Кто давно по граблям не получал? – грозно прикрикнули на Портера откуда-то сзади, и тот, чуть втянув голову в плечи, уступил дорогу медслужбе.

– Вы б ещё его трясти начали, скны дти… - неразборчиво ругнулся парень с нашивками парамедика на форменной куртке, прилаживая сканер к сервисному разъему моего обвеса. – Сколько пальцев?

Я немного подумал и показал. Один. Под дружный гогот парней.

– Поюморить предлагаешь? Не советую. Шприцы все равно у меня длиннее.

– Ну что там, док?

– Похоже, можно обойтись без экстры, только плановой. Сейчас носилки подкатим и…

– Мастер-сержант Тауб?

Хоть полоса и была залита огнями, матовые обвесы одинаково массивных фигур словно впитывали в себя свет, не позволяя сомневаться: нас и впрямь навестили их чернейшества. Сейфы, при полном параде.

– Мастер-сержант Тауб? – повторил тот, кто видимо был старшим в конвое.

Медик недовольно тряхнул головой:

– Ваши дисциплинарные разборки сейчас не ко времени. Этому человеку необходимо оказать…

Его отодвинули в сторону. Не особо грубо, но без церемоний. А меня подхватили под локти и поставили на ноги. Только тогда масштаб катастрофы начал потихоньку проясняться.

– Эй, в чем проблема-то? – попробовал встрять Рито.

– Мастер-сержант Тауб задержан до выяснения обстоятельств.

– Каких ещё…

– Изнасилование гражданского служащего при исполнении.

Я ожидал услышать любую, даже самую фантастическую чушь, но только не что-то подобное.

Как? Кого? Когда? Да за каким чертом?!

– Значит, дверь и все остальное на сегодня отменяется?

– Полли, мать твою…

Терпение или что там у меня оставалось вместо него, разлетелось клочьями.

Я на полном автомате обернулся, забывая о том, что со всех сторон окружен сейфами, за что и получил удар шокера поддых. Медик затараторил что-то вроде «нунельзяжетаксчеловеком», но все это и прочий белый шум скоренько ушли в глубокую параллель от меня и моего окончательно отказавшего сознания.

Глава 2. Женщины вообще могут всё, просто не для каждого.

Дарли

Прима появилась на сцене ровно за вдох до того, как я сподобилась бы таки пощупать и погладить складки мраморной тоги. Даже каменные и навечно застывшие они казались текуче-мягкими в отличие от плиссировки моей юбки, при особо незадавшихся движениях и поворотах мстительно царапающей колени. Причем почему-то больше левое, чем правое.

К тому же древний дяденька, заслуживший честь быть статуйно увековеченным, выглядел, тем не менее, вполне по-человечески, и вряд ли обиделся бы на мои прикосновения. Зато его нынешние потомки, несомненно, обвинили бы меня в святотатстве, посягательстве и нанесении ущерба ценностям. Семейным уж точно, если не культурным и историческим.

С другой стороны, если допустить, что даже каждая плашка начищенного до блеска паркета имеет происхождение, исполненное благородства и памяти славных времен, то даже дышать здешним воздухом, значит, нарушать, осквернять и посягать. Остается лишь удивляться весомости причин, вынудивших сиятельную контессу Аурелию Абруцци допустить в святыню своего дома такую дворняжку, как я.

– Надеюсь, ваше ожидание не было слишком скучным?

Оно было долгим. Очень. Времени хватило на несколько прогулочных кругов по залу, и ещё осталось. На размышление о том, что некоторые персоны совершенно зря считают исполнение церемоний краеугольным камнем собственного существования.

Долгим было ожидание, да. Но чтобы скучным?

– Разве можно скучать в окружении такого великолепия, госпожа контесса?

Легкая тень в её взгляде ответила мне быстро и утвердительно, но разумеется, сразу же была изгнана прочь, уступив место прежнему высокомерному льду.

Жаль… Чуточка глубины этим зеленым глазам вовсе не помешала бы. Но тогда они стали бы похожи не на драгоценный, а поделочный камень, что совершенно недопустимо. Можно даже сказать, неприлично.

Я заметила, она заметила, ставни захлопнулись, прелюдии закончились.

– Нам следует обсудить предстоящее мероприятие, - величественно изрекла контесса, повернулась и направилась прямиком в галерею, конца и края которой с моего места не просматривалось вообще.

Приглашение? Предложение? Приказ? Понимай, как хочешь. Если это в принципе необходимо понимать. Можно даже прикинуться дурочкой и вывести-таки эту неудачно одушевленную статую из равновесия, но…

Всегда есть но.

Ответственность, честь мундира, корпоративная этика – как ни назови, все равно придется идти следом и послушно ждать, когда беседа соизволит быть продолженной.

Контесса хотя бы не ускоряет шаг, и то хорошо. Можно продолжать пялиться на все вокруг. В том числе и на неё саму.

На строго уложенные локоны оттенка темного золота. На тонкую шею, не умеющую ни склоняться, ни кланяться. На угрожающе острые локти сложенных у талии рук. На черный бархат траурного платья, словно высасывающий из окружающего пространства и свет, и любые проявления жизни.

Кого-то там она похоронила. Может, супруга, может родственника. В последних светских сплетнях вроде бы ничего по этому поводу не упоминалось. Да и зная, насколько затейливыми бывают традиции всяких владетельных родов, не стоит особо заморачиваться. Вполне возможно, что этот траур и вовсе тематический, по какому-нибудь далекому предку или годовщине очередного передела собственности, сократившего владения семьи Абруцци на две с половиной деревеньки. Главное здесь – поза. Несчастная скорбящая женщина, которую все просто обязаны утешить, поддержать и облагодетельствовать.

Вопрос: а я здесь с какого боку припека? Я ведь вроде как тоже женщина, и если подходить чисто по-женски, то…

– У вас есть дети?

Кого-то раздражают вопросы про возраст и финансы,