Бражник мёртвая голова - Виктория Глигорова

из них. Она сложила свои костлявые руки в молитвенный жест. Мои веки тяжелели, опускались, с каждой секундой фигура уплывала и уплывала в темноту.

«Memento vivere», — кажется, я услышала сквозь сон её тихую фразу.

Глава VI

Утром, проснувшись окончательно, я поняла, что всё произошедшее ночью не было сном. Застывшее тело Мартина продолжало неподвижно лежать на кровати, ровно так, как и было оставлено мной. Только глаза оказались приоткрытыми, чего я не различала в темноте. По его синевато-бледному лицу ползала отвратительная толстая муха. Подобная картинка никак не укладывалась в моё сознание: ещё вчера вечером он был жив, разговаривал со мной, обсуждал ближайшие планы, а сейчас по его губам ползает насекомое, а он больше не в силах его согнать… Я скривилась; тоска и боль сжали моё сердце. Несправедливо! Стресс, пережитый ночью, подкосил меня. Темнота будто захлестнула меня. Я перестала сдерживаться и снова расплакалась, только теперь уже кричала, путалась в одеяле, разорвав его и сбросив на пол, хваталась за волосы, пытаясь нарочно сделать себе больно, чтоб не было так тяжело на душе. Я изо всех сил трясла Мартина, не помня себя.

— Очнись! Очни-и-ись! Мартин! За что ты так со мной?! Я ведь не смогу без тебя! Не смогу!

На мой крик пришёл господин Браун с каким-то незнакомым мужчиной. Мастер выглядел встревоженным и наспех одетым. Меня мало волновало их присутствие и то, что они могли подумать о моей истерике: я никак не могла успокоиться. Мой голос начал срываться и сипнуть. Второй мужчина поймал меня под руки. У меня уже просто не оставалось сил сопротивляться, поэтому ему удалось стащить меня с кровати и усадить в кресло.

— Джером, — заговорил господин, — это конец?

— Ты и сам видишь, дружище, — вздохнул мужчина в ответ.

Наставник подошёл к своему уже бездыханному ученику. Губы пожилого человека дрогнули.

— Прощай, сынок, — сказал он и закрыл Мартину глаза. — Мы встретимся в том, в лучшем мире. — Поцеловав его в лоб, Браун отошёл.

— Покойся с миром, — прошептал Джером.

— Я хоть и стар, но почувствовал присутствие духов ночью, — тихим голосом заговорил с ним Браун, вероятно, чтобы я не расслышала. — Видения беспокоили меня, я буквально слышал Её запах. Понял, что не просто так — пришла за кем-то. Утром сразу отправился за тобой — не смог позвонить, телефоны в доме отключены. Неспроста.

— Так вот почему она никого не позвала, — так же шёпотом ответил Джером. — Старик, ты же знаешь, я от потустороннего так же далёк, как и ты от медицины. Но это звучит странно.

— Я видела Смерть! — попыталась крикнуть я, но вышло сиплое кряхтение. — Мартин тоже видел её! Он говорил!

Мужчины переглянулись.

— Она что, тоже видящая?.. — спросил Джером.

— Мартин решил, что тоже, — ответил господин. — Я пока что сомневаюсь.

— Возможно, у неё просто бредовая лихорадка по причине психического срыва.

— Так кто ж из нас доктор? Смерть видят только те, за кем она пришла. Если бы Рэйвен её тоже видела, лежала бы сейчас рядом. Осмотри её. А лучше забери. Сейчас она уже ничем мне не поможет.

— А ты?..

— А я, — вздохнул мастер, — начну готовиться к похоронам.

Доктор Джером занялся мной. У меня действительно началась болезнь. Бросало в жар, трясло всё тело, я больше не могла адекватно соображать. Я провалилась в беспамятство на несколько дней. Лежала одна в другой комнате, маленькой и затемнённой. Вокруг меня постоянно были люди, но… какие-то странные. Совсем разные. В необычной одежде. Они ходили по комнате, танцевали и смеялись, а оказавшись рядом с моей постелью, обязательно сочувствовали. Лампа на тумбочке хоть и светила тускло, но я заметила, что никто из них не отбрасывал тени. Я пробовала заговорить с одной женщиной с напудренными волосами и в кружевном платье, потому что её лицо видела наиболее ясно, но она плохо понимала меня, и только кивала. Когда ко мне заходил доктор справиться о состоянии, он не видел её.

— Спросите, кто она, — говорила я ему, — меня она не слышит…

В ответ Джером показывал недоумение и только давал мне новое лекарство.

— Рэйвен во всю общается с некой… женщиной, — как-то они вместе сидели у моей кровати с господином Брауном и обсуждали моё состояние. — Разве может она её слышать и уж тем более видеть?

— Духи есть везде, здесь тоже, особенно здесь, — задумчиво ответил мастер, — но это не значит, что даже медиумы будут постоянно находить контакт. Нужны настройка и вызов. Ты думаешь, её рассудок помутился, и она охвачена бредовыми галлюцинациями?

— Конечно, друг. Сам посуди: она всю ночь пролежала, обнимая мёртвое тело возлюбленного…

Они считали меня сумасшедшей. Я и сама не знаю: может, действительно моя психика не выдержала смерти Мартина? Какая разница. Одно было ясным: я перестала быть прежней Рэйвен. Что-то изменилось во мне, надломилось, но в то же время появилось и новое, непонятное. Жар тела продолжал держаться, но способность мыслить вернулась ко мне. Я продолжала видеть женщину с высокой причёской столь же реально, как видела свои руки, вытянутые перед глазами. Она казалась порождением XVIII века, настолько несовременной и в то же время роскошной. Остальные люди, наполнявшие комнату, со временем исчезли. Женщина часто вязала или вышивала, сидя на диванчике, и напевала под нос какую-то песенку на незнакомом языке. Когда доктор возвращался, она не пугалась его, напротив, Джером совершенно не заботил её, а он не мог увидеть даже её рукоделия, часто лежавшие на комоде.

Я всё-таки сумела заговорить с ней:

— Кто ты? Скажи, умоляю! Почему я вижу тебя?

— Меня зовут Мария-Августа, — её голос немного отдавал эхом, — я жила здесь когда-то.

— Ты мертва?

— Что ты! Смерти нет. Я вечно жива.

— Но тебя никто не видит, кроме меня.

— Значит, только ты из них можешь говорить со мной.

— Ты привидение?

— Не знаю, кто это. Я не помню, дорогая, прости. Я обычная женщина.

— Имею в виду, ты дух?

— Если ты о том, что у меня больше нет тела, то да.

— Значит, ты дух умершей женщины, что жила здесь… И ты приходишь ко мне. Я могу видеть духов! Что со мной? Почему?

В ответ она небрежно улыбнулась и пожала плечами, продолжая туда-сюда стегать цветной нитью свою белую ткань на коленях.

Если бы не Мария-Августа, я могла умереть от тоски и одиночества. У меня не осталось никого, с кем я могла бы поговорить. А пока лежала больной, мужчины успели похоронить Мартина. Старые сволочи! Жаль, что я не смогла ещё раз проститься с