Бражник мёртвая голова - Виктория Глигорова

— Мартин, что такое? — прошептала я.

— Не знаю… мне плохо… кажется, — сонно ответил он.

Я откинула одеяло, поднялась с кровати и подбежала к нему, опустившись к его коленям.

— Что случилось? Я так внезапно проснулась, а ты вот так сидишь.

— Мне трудно дышать, — он говорил сдавленно, потому что то и дело старался вдохнуть.

Я растерялась. Что нужно делать? Я не знала. Позвать господина? Он сам кряхтит как паровоз и вряд ли разбирается в ночных удушьях. Позвонить в больницу? Моя голова соображала предательски туго, словно никак не могла проснуться. Мысли беспорядочно стучали в голове, не давая возможности поймать ни одну. Я потёрла шею, пытаясь прийти в себя.

— Рэйвен, открой окно… душно…

Запрыгнув ногами на подоконник, я распахнула все форточки. Комнату быстро наполнил прохладный воздух с едва ощутимым запахом морской соли. На улице было так тихо, что едва слышался шум моря вдалеке. Я хотела было включить свет, но с удивлением обнаружила, что в доме нет электричества.

Подняв подушку повыше, я помогла Мартину прилечь на неё, а сама села рядом. Лунное освещение искажало восприятие: мне показалось, что он слишком бледный, а черты лица заострились.

— Тебе лучше, дорогой? Может, нужно вызывать доктора?

Я с нежностью накрыла его как всегда холодную ладонь своей. Он сжал было мои пальцы в ответ, но его рука была совершенно вялой. И почему она ещё так неприятно ледяная?

— Не зови никого, Рэйвен. Отпусти меня.

— Куда? Ты бредишь! Я сбегаю к телефону, не беспокойся, я скоро.

— Я чувствую, будто умираю, — шёпот становился всё более хриплым.

— Что ты! Мартин! — я дернулась, чтобы встать, но его рука с тяжким усилием вцепилась в мою.

— Прошу, дорогая… Не ходи. В дверях стоит Смерть, — я в ужасе оглянулась, но там было пусто, — она пришла за мной… Не перерезай ей дорогу… Она такого не любит…

— Господи! — воскликнула я, готовая поверить в любого бога, лишь бы этот кошмар закончился. — У тебя бред, галлюцинации! Там никого, никто за тобой не пришёл!

— Рэйвен… — Мартин снова заговорил, но паузы между словами увеличивались, — мне больно… оставлять тебя… но я не могу… это должно было… Знай, я… люблю тебя. Не снимай… ту бабочку… помнишь легенду? Он-на… поможет н-найтись н-нам там… в друг-гом мире…

Не в силах смотреть на то, как он теряет сознание, я бросилась к телефону, потом к другому, но они, как и электричество, были отключены. Если бы мне тогда сказали, что на крышу нашего дома обрушилось проклятье, я бы охотно поверила! Как иначе было объяснить происходящее? Дьявольская дымка луны постепенно рассеивалась, её заволакивали тучи. Запахло сыростью. Я вернулась в комнату. В дверном проёме меня обдало холодом, а по всему телу побежали мурашки.

Мартин всё так же лежал на кровати. Я позвала его, но он не ответил. Я кинулась к нему, начала его трясти, но он даже не шевельнулся, только рука, которую я до этого держала, безвольно свесилась вниз. Шумного рваного дыхания больше не раздавалось из его груди. Он был мёртв.

Я хлестала его по щекам, чтобы вырвать из объятий смерти. Бесполезно. Я не успела даже никого позвать на помощь. Теперь уже несколько лет я не могу простить себе то, что не сообразила раньше. Мы склонны анализировать свои поступки далеко после их совершения, пытаясь придумать различные варианты, как всё могло бы быть, если, и это «если» превращается для нас в настоящего палача. Возьми несколько «если», добавь несколько лет сожалений о чём-то, и ты навсегда погрязнешь в чувстве вины и самоуничтожении. Те, кто страдает, как и я, что однажды не поступили иначе, и всё могло бы быть по-другому, пусть ваши сердца остынут от этого огня! Если вы сделали то, что сделали — значит, у вас не было другого выбора или возможности его сделать.

— Прошу, не оставляй меня, Мартин! — крикнула я на безжизненное тело. От злости, что всё произошло так ужасно и нелепо, я со всей силы ударила его рукой по груди. Вспоминаю сейчас, и мне стыдно за этот удар, но я была в истерике. Из его рта только вышло немного воздуха со странным и противным звуком. Я расплакалась. Как ты мог покинуть меня, Мартин? Да ещё вот так внезапно, неосознанно и главное — навсегда. Я снова одна, совсем одна!

На настенных часах было около трёх. Почему люди умирают ночью? Есть в этом что-то мистическое и пугающее — не встретить рассвет вместе со всеми, навечно остаться в царстве ночи. Может, ночь для того и придумали, чтобы тихо уносить людей в другой мир?

Я поняла, что звать кого-то сейчас, беспокоить задолго до утра уже нет смысла. Мартин не проснётся — думалось мне, если его спасение от смерти было возможным, он бы сказал об этом. Но тут не стал даже сопротивляться. Он всегда знал чуть больше, чем остальные и видел наперёд. Или просто воля в эту ночь подставила его, пошатнулась?

Забравшись на кровать, я легла рядом с ним. Мой любимый человек больше никогда не обнимет меня. Сердце разрывалось от этой мысли. Я поцеловала Мартина в щеку. Кожа его, и так всегда холодная, сейчас была неприятно застывшей. Моё лицо наоборот, горело от нервного возбуждения и слёз. Я прильнула к его приоткрытым губам. Сложным оказалось целовать труп — деревянным губам абсолютно безразлична твоя ласка. Я почувствовала солёный привкус — это мои слёзы стекали и капали на его кожу. Совершенно не чувствовалось отвращение к мёртвому телу возлюбленного, по крайней мере, в темноте. Только сожаление, что я совсем не помнила наш последний прижизненный поцелуй. Если бы знала, что их больше не будет, никогда бы не отнеслась к нему так обыденно.

— Я никогда никого не стану целовать, кроме тебя, Мартин, — шёпотом пообещала ему.

«А вдруг я всего лишь сплю? — пронеслось в голове, — Да, это сон! Мне же снятся теперь кошмары, и этот всего лишь один из них. Я проснусь утром, и всё будет в порядке».

Я положила голову на плечо Мартина, обняв его. Уверенная, что его смерть мне почудилась, приснилась, я начала забываться сном. Не могу точно теперь сказать, было ли это бредом моего воспалённого мозга или я видела её наяву, но на входе в комнату действительно стояла Смерть. Белые очертания черепа ярко выделялись на фоне тёмной накидки. Из глазниц, рукавов, полов ткани выглядывали цветы, тянулись как щупальцы по ковру. Её голова увенчалась венком