Белый, белый снег… (сборник) - Александр Александров

– Видела сегодня мужиков из твоей бригады… Правда, что тебя снова бригадиром назначают?

Иван смутился, отложил в сторону недорезанный огурец.

– Не хотел говорить тебе раньше времени… С Нового года берут на прежнее место!

От избытка чувств Надежда бросилась ему нему на шею.

Пришла Света. В руках у нее была коробка с тортом.

– Здравствуйте, – скромно сказала она.

– Па-а-аша-а-а! – позвала Надежда сына.

Павел вышел сияющий, поцеловал девушку, помог ей раздеться. Потом проводил Свету в комнату.

Пора было за стол. По команде хозяйки все задвигали стульями, усаживаясь на свои места.

– Ой, подождите! – что-то вспомнив, остановила их Надежда. – Давайте, пока время есть – сфотографируемся.

Она достала из «стенки» фотоаппарат.

– Давайте лучше я вас всех вместе сфотографирую, – предложила Света.

Иван, Надежда, Павел и Машенька встали возле наряженной новогодней елки. Света навела фотоаппарат.

– Стоп! – неожиданно воскликнул глава семейства. – Дика забыли!

– Беги-и! – шутливо подтолкнула его в спину жена.

Иван, в чем был, раздетый, выскочил на мороз. Дик радостно бросился к нему, поднялся на задние лапы, передними упираясь хозяину в грудь, выражая тем самым высшую степень доверия. Котельников отстегнул его от цепи и за ошейник завел в дом.

В центре комнаты поставили стул. Иван присел, придерживая пса, норовившего лизнуть его в лицо. За спиной у Котельникова, дружно обнявшись, встали жена и дети.

– Улыбочку! – задорно скомандовала Света.

Все улыбнулись и посмотрели в объектив.

– Внимание, снимаю!

Щелкнув, камера навсегда запечатлела счастливое семейство. Все Котельниковы на фоне новогодней елки и в центре – Дик.

Проклятие Черного шамана

Пролог

– Значит так, – сурово произнес молодой оперуполномоченный в штатском, наваливаясь мощной грудью на стол. – Берешь бумагу, ручку – и пишешь все, как было…

– Да я уже и так все вам рассказал.

– Еще раз говорю: берешь бумагу, ручку…

– Прошу мне не тыкать! – возмутился я.

– Хорошо… Берем бумагу, ручку – и пишем.

Я невольно усмехнулся. Раньше, когда меня в транспорте вместо «Сейчас выходите?» спрашивали «Сейчас выходим?», я почему-то сразу думал, что человек работает в милиции.

– Чтобы все описать, потребуется время, – устало вздохнул я.

– Времени сейчас у тебя будет предостаточно, – оперуполномоченный недобро прищурился.

– Погодите! – встрепенулся я. – Вы что, меня арестовать хотите?

– А ты как думал? – резко бросил он, и щеки его зарделись. – Накрутил здесь, понимаешь… И концы в воду?

Я с трудом подавил в себе вспышку ярости. Все во мне трепетало. Вот, значит, как!..

– В конце концов, я имею полное право задержать любого подозреваемого на установленный законом срок. До выяснения обстоятельств… – уже спокойнее сказал оперативник. – Чего волноваться зря? Виновен – посадим, невиновен – отпустим. Все просто…

Он вызвал охрану и меня под конвоем доставили в одиночную камеру.

«Миленькое местечко… – из последних сил попытался пошутить я. – Самое главное чувствуешь себя здесь в полной безопасности».

Оставив бумагу и ручку на столе, я, не раздеваясь, улегся на застеленную серым одеялом шконку[1] и почти сразу провалился в черную пустоту.

На завтрак была жидкая овсяная каша, ломоть черного хлеба и теплый чай в алюминиевой кружке. Эта нехитрая трапеза не утолила голод, а лишь слегка приглушила его. Чтобы отогнать навязчивые мысли о еде, я сел к столу, положил перед собой чистые листы, взял авторучку… События последних дней неожиданно обрушились на меня. И это было так отчетливо и ясно, что мне невольно пришлось пережить все заново.

1

Первое, на что мы обратили внимание, въезжая в поселок, был кружащийся довольно низко вертолет. Толстобрюхая винтокрылая машина явно искала место для посадки.

– Что, почту привезли? – поинтересовался водитель у проходивших мимо мужиков.

– Не-е-е! – охотно отозвался один из них. – Витьку Старцева медведь порвал. Из областной больницы прилетели…

«Вот это да! – опешил я от неожиданности. – Как же так? Что теперь делать?»

Не хотелось верить услышанному. Ведь совсем недавно мы общались с ним по телефону. И именно он пригласил меня сюда отдохнуть, поохотиться.

– Что, знакомый, что ли? – участливо произнес шофер, заметив, как я изменился в лице.

– Приятель… Служили вместе.

Расплатившись с водителем, я подхватил свой туго набитый рюкзак, закинул за спину зачехленное ружье и поспешил туда, где был народ – к вертолету… Но повидаться с приятелем мне не удалось. Пока я скакал через пеньки и кочки, пробираясь к поляне, вертолет уже взлетел.

Что делать?.. Во всем поселке я никого больше не знал. Да еще и водителя отпустил. А отсюда до райцентра – верст пятьдесят. Кроме того, как мне удалось выяснить, регулярного автобусного сообщения здесь вообще не существовало. Автобус ходил два-три раза в неделю… Мой бывший сослуживец жил здесь с матерью и женой. Дети учились в райцентре, в школе-интернате. Домой приезжали по выходным. Сам он работал на местной пилораме… Приятель мой давно звал меня на охоту, а я все не ехал и не ехал. И вот, на тебе, собрался…

«Что же делать? – размышлял я, провожая взглядом улетающий вертолет. – Не ночевать же на улице?»

– Вон его жена с матерью, – любезно подсказал щуплый седобородый дедок в ватной телогрейке. – Переживают…

Я подошел, поздоровался. Заплаканные женщины молча кивнули в ответ. Видно было, что им не до меня.

– В сознании? – спросил я.

– Да… – тихо ответила его жена, – Но очень…

Не договорив, она всхлипнула и уткнулась в платок.

Поляна быстро пустела, люди расходились по домам. Кое-где уже в окнах светились огни. Порывы холодного ветра срывали последние листья с берез, трепали пожухлую траву; от реки тянуло зябкой сыростью. Щемящее чувство тоски и одиночества привычно ворохнулось в груди.

– Чего же вы стоите? – окликнули меня женщины. – Идемте…

Я поднял с земли рюкзак.

– Матрена! – подал голос все тот же седобородый шустрый дедок. – А то пусть у нас ночует!.. Чего вам тесниться? А?..

Он вопросительно взглянул на меня. Я согласно мотнул головой. По правде сказать, этот вариант меня больше устраивал… В семье горе, чего я буду там мешаться? И им лишние хлопоты, и мне тяжело…

– Пойдем, – дедок легонько подтолкнул меня в спину. – Вон, мой дом, возле мостика.

Гостеприимного деда звали Захар Матвеевич. Он подкупал своей общительностью. И неизвестно, чего было больше в этой готовности приютить одинокого путника – бескорыстного желания помочь ближнему своему, или уверенность в том, что у этого городского бродяги наверняка найдется что-нибудь выпить? Скорее всего, им двигало и то, и другое.

В доме было жарко натоплено. Хозяйка возилась возле русской печи, разливая в тарелки наваристые мясные щи. Ароматный запах витал в воздухе. Я достал из рюкзака коньяк. Дед Захар заметно взбодрился.

– Бабка, давай-ко неси рюмки!

Анна Андреевна – так звали хозяйку – принесла граненые рюмки на тонких ножках. Ради гостя из подполья достали соленых груздей, моченой брусники…

Выпили, принялись за закуску.

– Ты ешь-ешь, наворачивай! – ободряюще улыбнулся дед Захар, заботливо подкладывая в мою тарелку дымящуюся отварную картошку. – Грибы вон бери, колбасу домашнюю… В городе-то у вас все не то… Все искусственное… Племянница к соседке приезжала. На мясокомбинате работает. Так, говорит, в вареную колбасу на сто килограммов, только пять кило чистого мяса полагается. Остальное – добавки… Ну, разве это еда?

Я согласно кивнул. От выпитого дед раскраснелся, отмяк душой. Видно было, что ему интересно поговорить с новым, незнакомым человеком. Хозяйка снисходительно поглядывала на захмелевшего мужа.

– Скотину держите? – спросил я, поддевая на вилку ломтик ароматной домашней колбасы.

– Да где нам теперь… – вздохнула Анна Андреевна, обтерев концом платка, небрежно спущенного с головы на шею, тонкие сухие губы. – Дети подкармливают. У дочки с зятем хозяйство.

Выпили еще по рюмочке, поговорили о том, о сем. Потом разговор как-то незаметно повернул к главному событию сегодняшнего дня.

– Утром нашли Витьку-то… – тихо произнес дед Захар, задумчиво теребя седую бороду. – Сам на лежневку[2] выполз. Мужики на работу поехали, наткнулись.

– Ой, беда! – сокрушенно покачала головой хозяйка. – Двое ребятишек ведь у него.

– Медведь, это тебе не курица, – продолжал размышлять дед, – Ему человека заломать – раз плюнуть. Вон, в охотничьем журнале писали: одним ударом хребет лосю может перешибить… А бегает как? Пятьдесят километров по бурелому!.. Разве тут убежишь?

– Да уж… – сказал я и невольно содрогнулся, представив, как огромный дикий зверь безжалостно терзает моего приятеля.