Похвала Глупости - Дезидерий Эразм Роттердамский

жизнь, никого не задевая лично, можно ли это назвать пасквилем? Не есть ли это скорее наставление, увещевание? Иначе сколько бы раз пришлось мне писать пасквиль на самого себя! Кроме того, кто не делает исключения ни для какого класса или группы людей, тот, очевидно, нападает не на отдельных людей, а на недостатки всех и каждого. Если поэтому кто будет кричать, что он обижен, то он лишь выдаст тем свой страх и свою нечистую совесть. А куда свободнее и язвительнее писал св. Иероним, не стесняясь подчас называть по именам объекты своей сатиры!

Что касается меня, то я систематически воздерживался называть имена и, кроме того, старался писать настолько сдержанным тоном, что проницательному читателю не трудно заметить, что я стремился скорее забавлять, чем бичевать. Я вовсе не думал, по примеру Ювенала, выворачивать вверх дном клоаку человеческих гнусностей и гораздо более старался выставить напоказ смешное, чем отвратительное.

Если кого не в состоянии удовлетворить подобные разъяснения, тому я могу лишь посоветовать утешать себя тем, что, в сущности, следует считать за честь нападки Глупости, от имени которой я говорю. Впрочем, к чему разъяснять все это такому адвокату, как ты: ты ведь сумеешь наилучшим образом отстоять самое сложное дело.

Будь здоров, мой красноречивый Мор, и прими твою Морию под свою надежную защиту.

Писано в деревне, 10 июня 1508 г.

Похвала Глупости

Глупость рекомендуется

Что бы там ни толковали обо мне люди – мне ведь небезызвестно, на каком дурном счету глупость даже у глупцов чистейшей воды, – во всяком случае я утверждаю, что именно во мне – и во мне одной – источник всяческого веселья и для богов и людей. И вот вам разительное тому доказательство. Стоило лишь мне взойти на кафедру перед настоящим многолюдным собранием, как вмиг все физиономии осветились веселой улыбкой; вмиг все лица подались вперед; вмиг аудитория огласилась вашим веселым и сочувственным смехом. Как поглядеть на вас, ну, право же, точно вы, на манер гомеровских богов, вволю хлебнули нектара, настоянного на непенте[6]; а ведь не далее, как минуту перед тем, сидели вы с кислыми, вытянутыми физиономиями, точно только что вернулись из трофониевой пещеры[7]. Знаете, как у человека лицо невольно озаряется радостной улыбкой при виде утреннего солнышка, когда оно только что показало из-за горизонта свой золотой лик, – или при взгляде на обновившуюся после суровой зимы, под ласкающее дуновение весенних зефиров, и как бы помолодевшую природу: таким вот точно образом вмиг изменилось у всех вас выражение лица, лишь только я предстала перед вами. И заправскому ритору удается не без труда, да и то не иначе как при помощи длинной и тщательно обработанной речи, – развеселить печальных, заставить их стряхнуть с души тяжелые думы; для того чтобы достигнуть этого результата, мне достаточно было одного мгновения, – стоило только мне показаться вам.

Почему, однако, выступаю я сегодня не совсем в обычной для меня роли оратора, об этом вы сейчас услышите, если только вам угодно будет уделить моим речам долю внимания, – не того, впрочем, внимания, с каким вы привыкли слушать церковные поучения, а того, которым вы награждаете рыночных скоморохов, шутов и фигляров; одним словом, я бы пожелала моим слушателям тех самых ушей, которыми, бывало, слушал Пана царь Мидас[8].

И вот вздумалось мне выступить перед вами в роли софиста – правда, не одного из тех, что набивают головы мальчуганов разной вздорной чепухой и превращают своих питомцев в каких-то сварливых и вздорных баб; не этих я хочу взять себе за образец, а тех древних, что, желая избежать позорного имени мудрецов, предпочли называться софистами. Их задачей было славословить богов и героев. Вам предстоит сейчас выслушать панегирик, только не Геркулесу, не Солону, а мне самой, то есть Глупости.

Оправдание самовосхваления

Я, право, ни в грош не ставлю тех умников, что готовы аттестовать идиотом и нахалом всякого, кто сам себя выхваляет. По-ихнему, это глупо – себя выхвалять; и пусть – глупо, лишь бы не было в том ничего зазорного. А по-моему, так нет ничего естественнее того, чтобы Глупость выступала сама глашатаем своих похвал, – чтобы она явилась «своей собственной флейтой», как гласит греческая поговорка. Кому, в самом деле, лучше обрисовать меня, как не мне самой? Если только, конечно, не предполагать, что кто-нибудь знает меня лучше, чем я себя.

Мне сдается, во всяком случае, что я поступаю куда скромнее многих сильных и мудрых мира. Они, видите ли, скромны. Хвалить себя? Фи! О нет, они лучше наймут какого-нибудь продажного краснобая либо пустомелю-стихоплета, чтобы послушать за деньги похвалы самим себе, то есть ложь непроходимую. Полюбуйтесь на этого скромника: он, точно павлин, веером распускает хвост и вздымает хохол, в то время как тот бесстыжий подхалим приравнивает ничтожнейшего человека к богам, – выставляет образцом всяческих добродетелей субъекта, которому до них так же далеко, как альфе до омеги, наряжает ворону в павлиньи перья, старается, как говаривали греки, выбелить эфиопа и сделать из мухи слона. Наконец, я всего лишь хочу применить на деле бродячую пословицу: «Если сам себя не похвалишь, никто другой тебя не похвалит».

Неблагодарность людей

Не знаю, право, чему дивиться – неблагодарности ли людей или их лености: в сущности, все они усердно меня лелеют и на каждом шагу испытывают мои благодеяния. И однако же, не нашлось в продолжение стольких веков ни одного, кто бы в признательной речи воздал хвалу Глупости, а меж тем не было недостатка в охотниках, не щадя ни лампового масла, ни бессонных ночей, слагать пышные панегирики в честь Бусиридов, Фаларидов[9], четырехдневных лихорадок, мух, лысин и тому подобных мерзостей.

Свою речь я буду говорить экспромтом, без предварительной подготовки; тем правдивее будет она.

Профессиональные ораторы

Мне бы не хотелось, чтобы речь мою приписали желанию блеснуть остроумием, по обыкновению профессиональных ораторов. Они ведь – дело известное! – корпят над одной речью лет тридцать (если только не произносят чужую), а потом клянутся всеми богами, что написали ее в три дня, так, шутя, между прочим, либо – по их словам – просто продиктовали ее экспромтом. Что касается меня, то, право же, я предпочитаю говорить, по моему всегдашнему обыкновению, первое, что мне взбредет на язык. Во всяком случае, не ждите от меня, чтоб я стала, по примеру заправских ораторов, начинать свою речь разными определениями и разделениями по всем правилам риторики. Да и какой был бы толк