Паутина - Весела Костадинова

Я закрыла рукой глаза — да твою ж то мать!

— Примерно о том же…. — за этот вечер меня раза четыре уже мордой об асфальт приложили.

— Хорошо. Встать сможешь? — он кивнул на ногу. — Уже становится холодно, а ты даже без куртки.

Я скосила взгляд на собственные руки — действительно, холод начинал пробираться под тонкую ткань свитера. Но сильнее всего я ощущала ноющую боль в ноге.

— Проверим, — вздохнула я, начиная подниматься.

Он не сделал ни единого движения, чтобы помочь, просто наблюдал, скрестив руки на груди. И почему-то это было даже лучше — будто он давал мне возможность самой справиться, не превращая меня в беспомощную девочку.

Я встала, осторожно перенесла вес на ногу и тут же поморщилась.

— Ну? — он чуть приподнял брови.

— Терпимо. До дому дойду, на лекциях буду.

Он поднялся и подал руку.

— Я провожу, — вопросом это не было.

Под насмешливым взглядом темных глаз, мне ничего не оставалось делать, как опереться на подставленную руку, ощущая плечом тепло Роменского, аромат его парфюма накрыл меня новой волной, тёмный, глубокий, с густыми смолистыми оттенками уда и искрами свежести терпкого цитруса.

Я поймала себя на том, что замечаю слишком много.

— Игорь Андреевич, — начала я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально, — а вы со всеми студентами так заботливы?

— Разумеется, — ответил он невозмутимо, — если они — дети профессоров, а по вечерам устраивают драматические сцены с разговорами о предательстве, смене фамилии и с попытками сломать себе ногу.

— Далась вам эта нога, — фыркнула я, ухмыльнувшись и вспоминая дневной разговор с подругами. Вот вам и чумовой декан.

Как там? Умерли в один день от бубонной чумы, да?

4

Мама с отцом поссорились всерьёз и надолго. Тяжело было это осознавать, но наша, казавшаяся незыблемой, счастливая семья трещала по швам.

Роменский оставил меня у подъезда, убедившись, что я спокойно смогу дойти до квартиры. Не навязывался, не спрашивал ничего лишнего — просто кивнул, сдержанно улыбнулся и сел в машину. Уже через секунду, когда он завёл двигатель, мне показалось, что обо мне и обо всех этих проблемах он забыл мгновенно.

Я же, стараясь не привлекать внимания, проскользнула в квартиру, однако сразу услышала разговор на повышенных тонах, доносящийся из кабинета отца.

Впервые, сколько себя помнила, он разговаривал с мамой жёстко и сурово.

Не злость, не ярость — именно ледяное раздражение, сдержанная ярость, которая звучала гораздо страшнее, чем если бы он просто кричал. Наверное, именно так он говорил с теми, кто имел несчастье вывести его из себя по-настоящему.

Я замерла в коридоре, пытаясь разобрать слова.

— Что с тобой происходит, Клара? Что ты пытаешься сделать из меня и Лианы? Чего добиваешься?

— Хочешь, чтобы Линка пошла по твоим стопам, Лев? Это ты лепишь из нее гениального ученого, которым она не является! Думаешь, я не понимаю, что она — не ученый?! Напоминаю, Лев, я тоже биолог, и могу оценить нашу дочь!

— Клара! — рыкнул отец, — ты в своем уме? Когда это ты стала таким уникальным экспертом? Да ты и дня не работала по специальности! Ты….. — он замолчал, понимая, что сейчас наговорит лишнего.

Дослушивать я не стала, молча проскользнула в свою комнату и закрыла двери, прижимаясь спиной к стеклянной поверхности. Нос предательски щипало, из глаз катились слезы.

Значит мама и папа оба не видят меня ученой. Но я и сама не была уверенна, что после завершения обучения останусь в университете, куда больше меня влекла работа в международных фармацевтических компаниях, прикладная наука, исследования, новые технологии. Но услышать от мамы такие слова — это был удар ниже пояса.

Утром ситуация дома не стала лучше. Отец, увидев меня, слабо улыбнулся, но выглядел бледным и уставшим. Под глазами залегли тяжелые тени. Впервые в жизни я вдруг поняла, что годы стали брать свое. Подошла к нему, обняла, утыкаясь в сильное плечо и жадно вдыхая его запах: дикой вишни и кардамона. Он обнял меня, крепко прижав к себе, выдыхая и понимая, что я больше не сержусь.

Я прижалась к нему еще сильнее.

— Ты прости меня, папа… — прошептала, пряча лицо у него на груди, такой сильной, надежной, будто сотканной из самого времени. В этот момент я снова ощущала себя той самой маленькой девочкой, которую его руки защищают от всего на свете. — И… спасибо тебе, что всегда меня защищаешь. Мне так жаль, что вы с мамой поругались из-за меня вчера.

Он провел рукой по моим волосам, мягко, почти невесомо.

— Не из-за тебя, малышка… — его голос был глухим, наполненным чем-то тяжелым, что он, видимо, давно носил в себе.

Пауза затянулась.

— Мне страшно, Лиана… — наконец признался он, и я вздрогнула.

Папа редко говорил о страхе. Для меня он всегда был воплощением силы и спокойствия.

— Очень страшно. Ты ведь и сама видишь, что с мамой что-то происходит. Но что именно — я не могу понять…

Я осторожно выскользнула из его объятий и села напротив него за кухонный стол, залитый утренним светом. В воздухе еще витал запах свежесваренного кофе, но даже он не мог разогнать сгустившуюся в комнате тревогу.

— Папа… — я сжала ладони в кулаки. — Она ведь еще пол года назад была совсем другой… А сейчас… Ее словно подменили. Помнишь, как она настаивала на моей учебе? Как ругала за оценки, а потом тут же мирилась, смеясь и целуя меня в макушку? Как болтала с нами вечерами обо всем на свете? А теперь… что с ней случилось?

Отец молчал. Потом сунул руки в карманы и подошел к окну. Я видела, как напряглись его плечи, как в серых глазах отразился раскинувшийся за стеклом город. Утренние лучи солнца падали на его лицо, подчеркивая усталость и тень горечи, затаившуюся в уголках губ.

Мое сердце болезненно сжалось.

— Папа… — в горле встал ком. — Неужели…

Он резко обернулся.

— Нет, зайчонок. Нет, — твердо сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Не думаю. Я бы почувствовал. Понял бы сразу. Это что-то другое. Что-то тонкое, едва заметное, но… опасное.

Его голос дрогнул на последнем слове.

— Последнее время твоя мама даже со своими старыми друзьями почти не общается. Вчера Росицкий сказал, что она с Маргаритой не говорила уже больше двух месяцев…

— Тетя Марго так долго с мамой не разговаривала? — я удивленно вскинула голову. Это было действительно странно. — Папа…. — я задумалась, — но она с кем-то по телефону говорит же….Я думала…

— Я тоже, Лиана, я тоже.

Он