Паутина - Весела Костадинова

Бросив на стол полотенце я стремительно вышла из кухни, чувствуя как в груди стучит сердце от злости. В большей степени на себя — ведь какой надо быть наивной дурой, чтобы считать, что смена фамилии хоть на что-то повлияет в этой деревне.

— Лиана! — закричала мне в след мама. — Лиана, стой!

— Что случилось, зайчонок? — папа выскочил из гостиной в коридор.

— То, папа, — едва сдерживая слезы, ответила я, — что я — дура, а ты меня в этом активно поддерживал!

Папа нахмурился, его лицо приняло обеспокоенное выражение.

— О чём ты говоришь, Лиана?

Я вздохнула, пытаясь успокоиться, но эмоции захлёстывали меня.

— О том, что все в университете знают, чья я дочь. А я, как наивная дура, думала, что смена фамилии что-то изменит.

Папа посмотрел на меня с сожалением, затем бросил быстрый взгляд в сторону кухни, где осталась мама.

— Лиана, я…

Но я не дала ему договорить.

— Почему ты мне не сказал? Почему позволил верить в эту иллюзию?

Он опустил глаза, явно подбирая слова.

— Я хотел, чтобы ты сама выбрала свой путь. Думал, что так будет лучше для тебя.

Я покачала головой, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.

— Лучше? Для меня? Или для тебя?

Папа сделал шаг ко мне, протягивая руку, но я отступила назад.

— Лиана, пойми…

Но я уже не слушала. Развернувшись, быстро вышла из квартиры, хлопнув дверью. Вылетела из подъезда, ощущая как прохладный осенний воздух холодит горящие щеки.

Где теперь правда в моей жизни, а где — ложь? Как я теперь могу быть уверенной в том, что меня ценили как самостоятельную единицу, а не дочь своего отца. Сжала пальцы в кулак, ощущая, как ногти больно впиваются в ладони. Теперь становился понятен и ужин, организованный отцом — он хотел деликатно уберечь меня от неловкого недопонимания с Роменским. Наверняка точно так же он договаривался с прошлым деканом. Думала, что сама выстраиваю свой путь, а оказалось, что за кулисами моего «независимого» существования кто-то осторожно расставлял мне подушку безопасности.

Да чтоб вас всех!

Всплеск злости накрыл меня с такой силой, что я, не думая, пнула по металлической ножке скамьи, вложив в этот удар всю ярость, разочарование и беспомощность.

Острая боль взорвалась в ступне, отозвалась вспышкой в мозгу. Я судорожно втянула воздух сквозь зубы, чувствуя, как слёзы мгновенно подступают к глазам, не спрашивая на то разрешения.

Ну вот, отлично.

Опустилась на скамью, прижимая ладони к лицу, и тихо зашипела — не от боли в ноге, а от всего сразу. От обиды, от злости, от чувства униженности, от осознания того, насколько я была наивной.

— Если сейчас сломала себе ногу и не явишься на мои лекции — я буду сильно разочарован, — послышался позади меня ровный, спокойный голос.

Я резко вскинула голову, сердце ухнуло куда-то вниз.

Игорь Роменский стоял в нескольких шагах, руки в карманах, лицо всё то же — непроницаемое, как у человека, которого невозможно застать врасплох.

От неожиданности я не сразу нашлась, что ответить, но ощущение, что он уже некоторое время стоял и наблюдал за мной, было неприятным.

— И как мне теперь с этим жить? — ехидно и зло бросила в ответ.

— Как жить — не скажу, а вот на экзамене тебе хана. Так устроит?

Я фыркнула в ответ, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Роменский, несколько секунд постояв рядом, присел на скамейку рядом со мной. На мгновение на меня повеяло ароматом цитрусов и удового дерева, свежим и дымным, от которого слегка закружилась голова.

— Любой отец защищает своего ребёнка, — тихо сказал он, наклоняясь вперёд, локти на коленях, пальцы переплетены в замок. Голос его был ровным, спокойным, почти задумчивым. — Твой защищал тебя. Это нормально.

— Не нормально то, что он лгал мне, — ответила, потирая зудевшие глаза. — Дал поверить в то, что я сама справилась, а не за его счет.

— А ты не справилась, Лиана? Или в глубине души ты считаешь, что хуже отца, поэтому так боишься его фамилии?

— Нет…. — вопросы Роменского выбивали из меня всю злость, оставляя растерянность и усталость. — Только теперь я не уверенна, что….

— Лиана, — он повернул ко мне голову, и в полумраке я вдруг отчётливо осознала, насколько он красив. Не в том глянцевом смысле, от которого теряют голову студентки, а в чём-то другом — чёткие линии лица, холодный, уверенный взгляд человека, который привык понимать людей быстрее, чем они сами себя.

— Думаешь, все у нас на факультете любят твоего отца? — продолжил он. — Да огромное число людей, зная, что ты его дочь, и дай ты им повод, завалили бы тебя на первом же экзамене. Университет, девочка, — он сделал паузу, чуть склонив голову набок, — это не только наука, это ещё и политика.

Я сжала губы в тонкую линию, пытаясь уловить в его словах подвох, но не находила.

— Люди не любят тех, кто умнее их, не любят чужих достижений. У любого учёного есть недоброжелатели: у моего отца, у твоего. У меня. Будут и у тебя.

Он говорил спокойно, ровно, без лишнего нажима, но я чувствовала, как каждое слово ложится точно по адресу.

— Твоё решение сменить фамилию дважды щёлкнуло их по носу, — добавил он. — Не дало повод шипеть, что за тебя всё решает отец, и не дало возможности насолить ему. Вот сама и думай, всё ли было напрасно.

Я молчала, ощущая, как злость уходит, как вода сквозь песок, оставляя после себя только пустоту и странное, но почти неизбежное принятие.

И ещё стыд.

Оттого, что человек, с которым я практически не знакома, оказался свидетелем нашей семейной ссоры.

Я опустила голову, ощущая, как жарко горят щёки.

— Не думай об этом, — вдруг сказал он, и я резко подняла взгляд.

Его тон изменился, стал…. мягче?

— Я тоже не сразу понял, что к чему, — он хмыкнул, отвернувшись и глядя куда-то в сторону. — Подумал, что мне впаривают очередную «профессорскую дочку».

Я моргнула.

— В смысле?

Он посмотрел насмешливо.

— Я прямом. А зачем еще в гости звать неженатого мужчину 35 лет, которого не видели черт знает сколько времени?

— Ой, — щеки захлестнула горячая волна, я тут же вспомнила все разговоры, которые ходили в университете, да и мамины слова тут же пришли в голову.

— Но твой отец куда умнее других. Он и тебя защищал, да и мне дал понять, что поддержит в случае чего.

— Это в случае чего же? — подозрительно прищурила глаза.

— В случае, — Роменский едва сдерживал улыбку, — если меня кто-то попытается сместить с должности.