Длань - Алексей Юрьевич Ханыкин

посетит ещё несколько поселений и пополнит запасы. Чтобы купить для Танзи еды, Пётр продал несколько шкур из своей хибары. Когда торговец уехал, он спешно направился в лес искать хворост для обогрева. К вечеру Лесник пришёл уставший и грязный, в саже, а за спиной нёс небольшую связку дров. Отложив несколько прутьев себе и наказав девочке развести огонь, Пётр направился выменять хворост на что-то полезное.

Этим вечером старик, смыв с лица и рук сажу холодной водой из ручья, уснул, не съев ни кусочка.

Наутро всю деревню созвали на совет: в ручье, что тянулся через поселение, погибла вся рыба.

— Это проклятье на нас! — причитали жители.

— На нас ниспослана кара: лес, а теперь и вода.

— В чём мы были неправы? В чём мы помешали Первым?

Жители в панике не могли найти выхода, каждый из них искал свою причину, за что на них обрушилось проклятье, пока кто-то из мальчишек, перекрикивая гул, не выпалил:

— Как она к нам пришла, так и начались беды!

Гул мгновенно затих. Каждый обдумал слова и, уже через мгновение, завопили:

— Да, да!

— Она принесла нам беды!

— Прочь гнать её!

— Она осквернила и лес, и воду!

— И Петра навлекла на неудачи!

Танзи стояла у края толпы и видела, как их паникующие лица быстро сменялись на гневные. Почти все, как одурманенные, показывали на неё пальцем и кричали, обвиняя во всех бедах. На глазах быстро выступили слёзы.

— Замолчите! — вступился Пётр.

Он встал перед девочкой, закрыв грудью от толпы и в гневе соединил брови:

— Она ребёнок, ироды! — кричал он. — В свои годы она столько пережила, и вы ещё на неё свои беды сбрасываете? Да как вам…

Его нарушил стук копыт. Через мёртвый сожжённый лес к ним приближался торговец Дентерро. Он радостно смеялся, потирая руки, и жители, забыв о проблемах, поспешили в свои дома. Как только торговец спéшил, к нему повалили люди, желая обменять свои последние пожитки на золото, а затем тут же меняли его на Тифенитовую настойку.

Взяв девочку за руку, Пётр повёл её домой.

— Не слушай их. У них случилось много плохого, и поэтому они обвиняют в своих бедах других. Всегда легче кого-то обвинять, чем признавать свою вину.

Гул у телеги торговца не прекращался до сумерек. Лишь когда Дентерро спрятался под крытым передвижным убежищем, все остальные медленно стали разбредаться по домам. Танзи боялась даже выглядывать в окно — опасалась, что они вспомнят про неё и вновь обвинят в том, что она не делала. С этими мыслями девочка всё никак не могла уснуть, а наутро долго не могла встать с постели. Лишь увидев, как и Пётр не встаёт из своей землянки, она вскочила.

Его тело уже остывало.

Забыв обо всём, Танзи поспешила на улицу. Она подбегала к домам, стучала в двери и просила о помощи, и, не дожидаясь, пока кто-то ей ответит, бежала к следующим. Кто-то выглядывал в окно, ворчал и вновь прятался за стенами, но несколько человек решили проверить, что же случилось. Они неуверенно вошли в хибару Петра и осмотрелись:

— Негусто, — прохрипел старик.

— Пётр, помогите ему! — всё кричала Танзи.

Неуверенно подойдя к телу, старики пощупали грудь, один из них задрал рубаху и приложил ухо к телу:

— Ушёл, — вскоре заключил старик.

Грустно вздохнув, они разбрелись по домишке, собирая что-нибудь, что вообще можно взять. Девочка смотрела на них с ужасом, но боялась сказать хоть слово. Она попятилась к стенке и, медленно опустившись к земле, тихонько заплакала. Закончив, один из стариков погладил её по голове, и они вместе с остальными поспешили к торговцу. Танзи слышала, как люди вновь просили у Дентерро продать им сласть из Тифенита, готовые даже дать взамен еду, что у них осталась.

Танзи до самого вечера просидела дома. Никто не пришёл к Петру и тем более к ней. Голод давал о себе знать, но страх не позволял ей выйти на улицу.

Сумерки спускались медленно, каждый миг тянулся ужасным голодом. Танзи не знала, что ей делать: мысли в голове путались, и в этом ужасе к ней возвращались события в Горном привале, а с ними и осознание, что нужно найти дедушку Джиллина. Танзи верила, что только он сможет спасти её. В это время вокруг старой лачуги Петра собирались люди. Они старались не шуметь, но гул и топот можно было различить издалека. Танзи неуверенно подошла к окну: вдалеке, у своей повозки, сидел Дентерро и с интересом наблюдал за происходящим. Дом окружили жители. Рыбачка вышла вперёд:

— Мы приняли зло! Девка, — она махнула своим большим кулаком в сторону лачуги, — принесла к нам несчастье, принесла беду. И Первые нам давали знак об этом: погорел лес, убежали звери. Мы не признали этот знак и поплатились. Вода стала отравленной, погибла рыба, и теперь, чтобы просто выпить водицы, мы должны её купить! А на что купить? Вот! Всё это из-за неё! Из-за неё! И Пётр наш, наш лесник, из-за неё умер! Даже придать земле его не можем, она нам его не даёт! — Она выждала паузу, дав людям обдумать её слова. — Так надо от неё избавиться, прочь гнать, прочь! Сжечь!

— Сжечь! — подхватила толпа.

— Подпирайте дверь, колотите окна, чтоб не сбежала, и несите огня!

Не успела Рыбачка договорить, как жители поселения поспешили выполнять её наказы. Дверь подпёрли какой-то скрягой и, пока кто-то нёс неудачно сделанный факел из старого тряпья, остальные смыкали дом кольцом. Танзи, подбежав к телу Петра, обняла его:

— Спасибо за всё, что сделал для меня, — вытерев слезы, она поспешила выпрыгнуть в окно, на другой стороне, где ещё не было людей.

— Вон, сбегает! — закричал кто-то.

— Где? Лови!

Девочка неслась прочь со всех ног. В ночи сложно было разглядеть дорогу, и она не раз чуть не ударялась о сгоревшее дерево, то и дело спотыкаясь, падала, поднималась и бежала дальше. Ей казалось, что за ней бежит вся деревня, и вот-вот её догонят, вернут в дом и сожгут вместе с телом Петра.