Длань - Алексей Юрьевич Ханыкин

дома, девочка решила осмотреть Горный привал и увидеть горы поближе. Открыв дверь, она тихонько вышла и неспешно побрела в сторону площади. Ей было интересно рассматривать новые земли, и так она пыталась полюбить их, усмирить в себе желание вернуться домой и попросить у дедушки Джиллин помощи.

На улицах никого не было, это место казалось давно заброшенным: ни цветов, ни украшений, лишь сорняк и старые деревянные дома. Девочка рассматривала их, пока не увидела в окне человека. Он ужаснулся и выбежал из дома, несясь со всех ног к площади. Танзи замерла, провожая его взглядом до тех пор, пока чужак не скрылся среди домов. И тогда она увидела идущего к ней старика — Главу. На его старом лбу собралось больше, чем обычно, морщин. Глаза скривились от гнева. Он перебирал ногами быстро, скаля зубы. Танзи попятилась назад. Со всех ног она бросилась в дом и скрылась в комнате, которую выбрала для себя. Старик не заставил себя ждать. Бесцеремонно он ворвался в дом и, увидев родителей девочки, подошёл к ним. Его лицо заливалось алым гневом, и он какое-то время обдумывал слова.

— Я говорил, что вы ещё не готовы? Говорил! Вам следует избегать жителей Горного привала! Вы можете навредить им, принести к ним неверие, несчастье! А ваш выродок разносит чернь по улицам!

— Выродок? — скривился в гневе отец. — Следи за словами, старче. Она не выродок, она наша дочь!

И без того алое лицо залилось ещё большим гневом, но продолжать спор старик не решился. Он закашлял, словно долго держал это в себе, затем сгорбился, и, уже устало и едва слышно, заключил:

— Я найду поверенного, который будет носить вам еду и правила. Выучите их и блюдите. Тогда будет разрешено покинуть стены. Если покинете ещё раз без одобрения, вас ждёт кара.

Он ещё раз крякнул и вышел прочь, хлопнув скрипучей дверью.

Танзи, заливаясь слезами, вышла из комнаты. Она ожидала, что родители за сделанное её сильно отругают, и была готова к этому. Танзи подошла к ним и, словно сдавшийся перед хозяином щенок, проскулила:

— Простите.

— Здесь нет твоей вины, — обняла её мать, — и тебе не за что просить прощения. Всё хорошо.

Следующая пара дней прошла ужасно. Как и было обещано Главой, три раза в день мужчина приносил им на небольшом ящике с прикреплёнными к нему колёсами еду и несколько тонких книг, забирал посуду и, ни проронив ни слова, уходил прочь. Танзи умирала со скуки, ей не хотелось находиться ни в этом доме, ни этом поселении, полном странных и опасных людей. Кормили неплохо, но девочка редко прикасалась к еде. Ей было страшно получать что-то от людей из поселения. Она прочитала несколько книг из шкафа и пыталась изучить правила, которые приносил вместе с едой мужчина, но они были написаны небрежно и сложно, так что девочка бросила попытки что-то понять. Родители тоже не испытывали радости, хотя старались этого и не показывать.

Вскоре отец не выдержал. Он не мог видеть, как над его семьёй издеваются, и потому, нарушив запрет, вышел из дома. Танзи хотела его остановить, но не решилась. Единственное, что она смогла придумать, — это проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Выйдя из дома так, что дверь почти не проскрипела, она шмыгнула в заросли и пошла через брошенные огороды. Она старалась не терять отца из виду, но и следила за домами: нет ли в них жителя, который опять заметит их и побежит прочь, и не выскочит ли из ниоткуда тот старик с багровым лицом. Но, вместе с тем, она не знала, чем ещё может закончиться разговор отца с поселенцами.

Вскоре он вышел почти к главной площади в центре деревни и осмотрелся. На улицах никого не было, и он был в замешательстве: куда идти дальше, он не имел ни малейшего понятия.

Танзи сидела в высоких зарослях, издалека смотря за отцом. Она видела, как к нему навстречу вышел старик Глава, как они о чём-то тихо говорили и как к ним вышли ещё несколько человек. Она видела, как жители деревни набросились на отца, повалили на землю и начали избивать руками и ногами; кто-то подбирал палки и камни и продолжал бить уже ими. Страх подступил к груди, заболело под ложечкой. Пустой желудок собрался выпустить что-то, таящееся внутри на волю. Сквозь заросли она ринулась обратно в дом искать спасения у матери.

* * *

«Дедушка, а что делает Длань?» — Танзи любила задавать этот вопрос Джиллину и слушать, как он надолго затягивает историю об ордене, его подвигах, целях и том, как он верой и правдой служит Королевству.

Но однажды старик решил рассказать ей о ритуале, что проводят новобранцы ордена. Взяв девочку с собой, он несколько раз взял с неё клятву молчать о том, что она увидит. Девочка согласилась.

Джиллин привёл её в одно из убежищ, где должен был пройти обряд принятия новых членов. «Назад дороги не будет» — предупредил всех собравшихся в небольшой комнатке старик. Перед ним стояли семеро парней и девушка, а за его спиной в огромных тёмно-красных доспехах за ритуалом наблюдали четверо воинов и Танзи.

Старик Джиллин произнёс перед ними долгую речь и в завершение сказал:

— Главы семей, подойдите к своим новым детям.

Солдаты за его спиной разошлись. Кто-то подошёл и отвёл в сторону несколько человек, кто-то по одному. Теперь лишь Танзи за могучей спиной старика смотрела, стараясь не моргать и не упускать ничего.

— Начнём посвящение, — Джиллин достал из ниоткуда небольшой кубок и протянул одному из мужчин в доспехах. Тот снял перчатку, положил её на пол и рассёк ладонь. Кровь стремительно закапала в чашу, пока лидер ордена его не остановил. Следом он вылил содержимое небольшого флакона и сам взял в руки кубок. Он засветился голубой палитрой, сменяемой на алую, пока вовсе не угас. Старик терпеливо дождался, когда сияние кубка угаснет, и протянул первому новобранцу:

— Клянёшься ли ты служить верой и правдой Королевству, его людям и носителю короны, его семье и всем, кому доверяет он? Клянёшься ли ты защищать отчий дом, что зовётся Королевством, вместе с новой семьёй, принести им победу либо пасть в битве? Клянёшься