Тёмное солнце - Мария Мельхиор

увидела, как Ворон заносит меч над склонённой головой. Нужен был лишь один жест. И Оресия предостерегающе вскинула руку.

— Именем нашим, ты прощён, — произнесла она.

* * *

Сейчас

Невольник не поднял взгляда, когда Гилота отдавала монеты торговцу. Тот связал её новой собственности руки, отдал покупательнице свободный конец верёвки, как поводок. Но приобретение не пыталось сопротивляться, и это осталось лишь унизительной формальностью, как ошейник и клеймо.

Принимая верёвку, Гилота сделала едва заметное неловкое движение и оцарапала ладонь торговца острой гранью красного камня в кольце. Он, кажется, даже не заметил. И не заметит впредь, пока царапина не покраснеет, и заражение пойдёт по венам, ища путь к сердцу. Гилота сама не могла бы объяснить убедительно, какой мотив толкнул её на эту подлость, но в тот момент ей показалось, что это будет справедливо.

В конце концов, она была простой женщиной, зарабатывающей на жизнь дешёвым колдовством, а не монархом, вершащим судьбу мира. Не в её обязанностях измерять со всех сторон каждый поступок.

Невольник плёлся следом, держась за её плечом, и его словно не было вовсе. Гилота пыталась почувствовать рядом присутствие чужой силы, пусть и безвозвратно запечатанной, но видела лишь пустоту. Идущие навстречу люди отступали, чтобы разминуться с её спутником, и во взглядах у них мелькала то опаска, то гадливость, потому что все они замечали клеймо, отмечающее осуждённого колдуна. Сколькие из них способны были вспомнить, как расступались перед этим человеком, чтобы почтительно склонить головы, когда он пройдёт мимо? Нет, то было в другой жизни.

Гилота вывела мужчину на знакомую улицу, остановилась перед дверью, и он остановился чуть позади, ожидая пока она отопрёт замок.

— Здесь моя мастерская, да и дом, пожалуй, тоже.

Под подошвами её сапог старые рассохшиеся ступеньки скрипели, а он ступал босиком, без единого шороха, как призрак.

Ещё одна дверь открылась в тёмный коридор, где посетители обычно долго собирались с духом, чтобы переступить порог комнаты, которую Гилота считала рабочей. Здесь был широкий стол, увенчанный медно блестящей горелкой, которая у людей её профессии давно пришла на смену камину с котелком, в окружении алембиков, реторт и колб, и некоторые из них следовало тщательно промыть. Среди рассыпавшихся записей затерялись инструменты, которые она забывала вернуть на место. Вдоль стен выстроились стеллажи, уставленные книгами, ящиками, свёртками и стеклянными сосудами, где в мутной жидкости плавало нечто, бывшее когда-то живыми существами или их частями.

— Ты читал в тех книгах, научивших тебя колдовству, что время идёт по спирали, бесконечно повторяя себя в разных вариациях? — спросила Гилота.

Но ей ответила лишь тишина. Гость, который и теперь не был гостем, молчал, не поднимая взгляд. Гилота подумала о том, кем же он может быть теперь. Трофеем? Но она всего лишь купила его, отдав куда меньше, чем полагается за породистого жеребца или редкое снадобье.

Она впервые за долгое время отдёрнула занавеси, впуская в комнату яркий дневной свет.

Гилота чувствовала, что это ей не понравится, но всё равно обернулась и внимательно осмотрела замершего у двери мужчину. Он стоял неподвижно, по-прежнему склонив голову и опустив связанные руки. Изношенное вретище почти не скрывало тело. Худое, с жутко выпирающими костями и грубыми шрамами, вряд ли ещё достаточно выносливое для постоянной тяжёлой работы. Не будь редкого клейма — он не стоил бы даже тех монет, что она заплатила.

Обойдя невольника кругом, Гилота коснулась неумело наложенной грязной повязки на предплечье, и мужчина напрягся, но не попытался убрать руку. Эта рана была свежая, и стоило взглянуть на неё поближе, а вот остальное… Отметины могли поведать долгую тошнотворную историю о том, что вытворяли с этим человеком. Отметины говорили, что этого человека пытали. Не так, как допрашивают пленённых в войне, а медленно и профессионально, чтобы это длилось чуть дольше того, что жертва способна вынести. Переломанные пальцы. Раздроблённые кости левой руки срослись, наверняка поработал тюремный лекарь, но остались неровными настолько, чтобы к руке больше не вернулась прежняя подвижность. Ожоги от клещей и раскалённых спиц. Полосы рубцов там, где тонкими ремешками срезали кожу. Ногти, некогда сорванные, так и остались грубыми и тёмными, похожими на звериные когти. И после всего свершившегося его не убили, а подлечили, клеймили, лишили всех прав и продали в рабство, как экзотическую зверушку.

— Вижу, тяжек путь героя, когда он лишается единственного, что делало его героем — настоящего злодея в качестве противника.

Когда-то они знали друг друга. И перед ней был человек, который знал её теперь лучше, чем сотни тех, кто раньше был рядом. Гилота была уверена, что уж этого оскорбления он точно не снесёт. Хотя бы вскинет голову и посмотрит на неё, как это бывало раньше. Ведь ненависть гораздо ближе к любви, чем равнодушие.

— Где теперь твоё воинство, герой-победитель? Куда ушли твои союзники, когда пал источник вашей общей злобы, а отмщение было совершено? Неужто оказалось, что не всё так просто, но вы попробовали вновь и нашли очередного виновного? Взялись за следующую поганую ведьму, и ей оказался ты.

Она не выдержала и зло рассмеялась.

— Помнишь, как ты гневно кричал о том, что я утопила мир во мраке, и для этого мне хватило трёх лет и одной войны? Ну так у вас был десяток лет! Скажи мне, это так выглядит белый свет, которому вы поклонялись? Скажешь мне, теперь ты счастлив?

Не нужно было этого говорить. Но Гилота горячилась и уже не могла остановиться. Что-то тёмное, липкое, застывшее от прошедших лет, трескалось и рвалось наружу, и слова сыпались, как острые камни. А тот, кому они предназначались, не пытался возразить, и это злило её сильнее.

— Ты слышишь меня! — крикнула Гилота. — Слышишь, так ведь?!

Она сделала шаг вперёд, размахнулась и… остановила руку. Голова мужчины склонилась, и лишь благодаря разнице в росте Гилота заметила, что он закрыл глаза.

Гилота впервые пожалела о том, что почти сразу перестала следить за жизнью Томаса Вьятта, когда родилась вновь. В его судьбе было слишком много нитей, которые больше не пересекались с ней. Он мог стать полководцем, он мог занять место убитого им же Ворона, мог вернуть себе родовые земли и стать королём нового северного государства.