Осознанное сновидение - Роберт Ваггонер

энергией заставило меня понять: «Эй! Да это же сновидение. Я осознаю!» Ребёнок захлопал в ладоши, когда он увидел, что я осознал себя.

Я почувствовал некоторое возбуждение от того, что снова осознал сон, и решил пролететь сквозь стеклянное окно. Я пролетел прямо сквозь него, но оказался в другой комнате. Затем я решил пролететь сквозь бетонную стену, чтобы посмотреть, что находится за другой стороной. Я пролетел сквозь неё и пережил интересное ощущение стены, пока я проходил сквозь неё. Но теперь я оказался на каком-то складе. Я пролетел сквозь стену ещё раз и оказался возле входа в школу.

Стоя там, я думал, что сделать, и вспомнил о способности Уорсли вытягивать свои руки в осознанном сне. Я решил испытать это. Вытянув свою левую руку, я начал тянуть её своей правой рукой, — невероятно, рука начала удлиняться. Это показалось мне интересным, и я тянул ещё и ещё. Теперь моя левая рука вытянулась примерно на семь футов. Я пошевелил своими пальцами и наблюдал, как они двигаются.

Я пристально посмотрел на своего брата, на которого я теперь обратил внимание. Пока я растягивал свои руки, он сокращал свои, вталкивая их в свои плечи! Одна рука почти исчезла, оставалась только кисть с пальцами! Вдруг я почувствовал, что сновидение заканчивается, и я попытался удержать его, но не смог вернуться в него. Я выкрикнул нечто вроде послания любви и энергии другим. Я проснулся. //

* * *

ГЛАВА 2

УПРАВЛЯЕТ ЛИ МОРЯК МОРЕМ?

Ещё до того, как исследователи сновидений показали, что осознанное сновидение поддаётся проверке и огласили свои результаты, я провёл шесть лет, практикуя их сам и часто защищая возможность такого опыта в беседах с другими, кто шаблонно говорили мне, что «невозможно быть сознательным в бессознательном сне». В течение тех лет, я находился под сильным влиянием своего отца, чьё настойчивое требование на интеллектуальной непротиворечивости помогло мне принять достоверность моего парадоксального опыта, также принимая, что моя интерпретация этого опыта могла быть совсем далека от истины. Как результат, я продолжал всё глубже погружаться в осознанное сновидение, принимая свою интерпретацию в качестве рабочей гипотезы или «временного объяснения».

Оглядываясь назад, этот период моей жизни во многом научил меня смотреть на науку, как на представляющую собой такого же рода «временное объяснение», а не как на последнее слово истины. Я увидел, что учёные и господствующая культурная мудрость может иногда игнорировать или не признавать то, что будет принято дальнейшим развитием науки. В случае осознанного сновидения западная наука подвергала сомнению его существование, по крайней мере, целое столетие, если не больше.

К счастью, некоторые из моих школьных друзей оказались открытыми к идее сознательного сновидения и «нахождению своих рук» в своих сновидениях. Это стало своего рода вызовом. Через неделю или около того, один из моих друзей сообщил, что в одном сновидении его руки внезапно появились прямо у него перед лицом. Когда он смотрел на них, он подумал: «О, мои руки. Это сновидение», и решил проснуться.

«Почему же ты ничего не сделал, — спросил я его, — например, не взлетел или что-то ещё?»

«Но это же всего лишь сновидение, — ответил он. — Это не было реальным. Так что я проснулся».

Эта культурная предвзятость к бодрствующему состоянию, как к «реальному», а ко всем другим состояниям, как к «нереальным» и, следовательно, не стоящим внимания или изучения, для многих оказывается мысленной преградой. Если мы предполагаем, что в любом отличном от бодрствования состоянии мы мало чему можем научиться, то мы почти совершенно игнорируем любое отличное от бодрствования состояние и, таким образом, усугубляем эту предвзятость.

«Этот важный феномен (осознанное сновидение) одними авторами был отвергнут как психологическая химера, а другими — как научный блуждающий огонёк», — поясняет Дж. Аллан Хобсон, исследователь сна и сновидений из Гарварда. «(Философ Томас Метцингер) знает, как и я, что осознанное сновидение является потенциально полезным состоянием сознания»[15]. Осознанное сновидение предлагает путь к научному изучению сознания, так как нейрофизиологи могли бы исследовать связи, которые существуют между деятельностью мозга и субъективными переживаниями осознанного сновидения, и сравнивать их с состоянием бодрствования и сна.

Хобсон, кому случалось иметь случайные осознанные сновидения, предполагает, что «ЯМР-исследование осознанного и неосознанного сновидения является крайне желательным следующим шагом в научном исследовании сознания. Технические трудности, возникающие в связи с реализацией такого эксперимента огромны, но главное препятствие носит политический и философский характер.» Хобсон замечает: «Многие учёные отбрасывают любое исследование субъективного переживания, особенно такого неоднозначного и эфемерного, как осознанное сновидение»[16].

Преодоление препятствий науки, теории и культуры оказывается неотъемлемой задачей любого оказавшегося парадоксальным опыта, как например, осознанного сновидения. Спустя двадцать пять лет после моего первого осознанного сновидения я снова оказался в положении защитника осознанного сновидения — не столько от научных исследователей, которые, в конечном счёте, таки приняли официальные научные данные по этому предмету, но от озабоченных психотерапевтов и психоаналитиков по сновидениям.

На недавней конференции Интернациональной Ассоциации по Изучению Сновидений (IASD) психотерапевты начали меня расхваливать. Другой психолог упомянул, что слышал, как я в своём выступлении на конференции в Копенгагене, в котором я пытался связать опыт осознанного сновидения с высказываниями Карла Юнга и Зигмунда Фрейда, и предположил, что осознанное сновидение может явиться средством исследования нас самих и знакомства нас самих с «большим я», или коллективными сторонами психики. После моей речи, она пересмотрела своё отрицательное отношение к осознанному сновидению и поняла потенциал осознанного сновидения как средства психологического исследования и интеграции.

Итак, теперь я начал встречаться с разными, и ещё требующими убеждения, коллегами этой новообращённой женщины-психолога. Большинство начинало с того, что говорили мне, что их академическое образование научило их смотреть на сновидение, как на послание из глубинной части нас самих. А «контролирование сновидения», чем, как они меня уверили, занимаются осознанные сновидцы, — может разрушить или исказить чистое послание из этой глубинной части нас самих. Хотя они и были слишком вежливы, чтобы озвучить это, но следующая мысль висела в воздухе: только самовлюблённый дурак может потворствовать занятиям осознанными сновидениями.

После нескольких кулуарных встреч, в которых я подбирал слова, чтобы озвучить свою точку зрения, мне на ум пришла одна аналогия, которая, кажется, привнесла больше света в беседу. Аналогия следующая:

— Никакой моряк не контролирует море. Только глупый моряк может сказать такую вещь. Аналогично, никакой осознанный сновидец не контролирует сновидение. Подобно моряку на море, мы, осознанные сновидцы, управляем нашей воспринимающей осознанностью внутри расширенного состояния сновидения.

О, сила аналогий.