Крест и посох - Валерий Елманов

Непреодолимый ужас затуманил ее разум, когда Доброгнева увидела посверкивающий кроваво-красным светом огромный глаз, злобно устремленный на нее из гигантского дупла мертвого исполина, торжествующе возвышающегося над нею буквально в нескольких метрах.

Кряк — гневно надломилась большая сухая ветвь, и хищно оттопыренный сук над нею слегка шевельнулся, будто нацеливаясь поудобнее, дабы пригвоздить свою жертву к земле.

Чтоб без промаха.

Навечно.

Не помня себя от страха, она вскочила и опрометью бросилась бежать, не ведая, правильное ли выбрала направление и не заведут ли ее ноги вместо спасения еще глубже, еще дальше в эту страшную чащу для неминуемой лютой расправы.

Колючие кусты в бессильной ненависти, не в силах причинить более существенный вред, рвали ее одежду, выдергивая куски ткани; из земли самоотверженно бросались под ноги черные коряги, сплошь покрытые чешуйками гнили, стремясь задержать ее бег; низко свисающие сухие ветви норовили опуститься пониже и вцепиться ей в волосы.

А она все бежала и бежала, пока не рухнула, окончательно выбившись из сил и вдобавок споткнувшись об огромное бревно, на небольшую кучу листьев, но тут же ошалело подскочила от неожиданности, услыхав жалобный стон, раздавшийся прямо оттуда.

Некоторое время она колебалась, но потом женское любопытство пересилило страх, и Доброгнева принялась разбрасывать листву руками, желая выяснить, откуда здесь появился человек и что он собой представляет.

«А может, и разыскать поляну заветную поможет», — мелькнула в ее голове мысль.

Спустя минуту ее труды увенчались успехом, и она увидела небольшого худенького старичка.

Кроме грубых портов и посконной серой рубахи, на нем ничего не было. Скудость одежды дедок компенсировал густой растительностью на голове, настолько пышной, что пегие пряди никогда не ведавших гребенки лохм наполовину закрывали морщинистое лицо.

Когда же он тяжело, с усилием открыл глаза, то Доброгнева вновь слегка испугалась — были они нечеловечески яркими и чуть ли не светились во всей своей изумрудной красе.

«Леший!» — озарило ее, но, не подавая виду, что признала хозяина леса, девушка ласково спросила:

— Что с тобою, дедушка? Почто стонешь столь жалостно? Али прихворнул? — И тут же охнула, но на этот раз от непритворной жалости, заметив, что огромное бревно, о которое она споткнулась, лежит как раз поперек старческого живота, вдавив его чуть ли не до позвоночника.

Попытка приподнять тяжелый ствол дерева успехом не увенчалась, и после получасовых безуспешных усилий, истратив на них остаток своих сил, Доброгнева устало растянулась рядом со стариком на земле, пожаловавшись заодно как бы в свое оправдание:

— Тут ведь богатыря надобно, не менее. Поди-ка сдвинь такую махину с места. Вон она какая толстая. Сюда бы братца моего названого — он бы вмиг управился, а мне…

Затем, слегка передохнув и повнимательнее оглядевшись по сторонам — глухой страшной чащи будто и в помине не было, лес кругом обычный, — узрела достаточно внушительную на вид жердь, по толщине больше напоминающую бревнышко.

С трудом подтащив ее и пропихнув под завалившее старика бревно, она сумела снять его с живота бедолаги, а затем и вовсе сдвинула так, чтобы дед оказался полностью на свободе.

Во время этой трудоемкой операции старичок даже не открывал глаз, молчал, лишь изредка жалобно постанывая.

Зато потом, когда девушка уже сделала все возможное, он чуть ли не сразу, хотя и с немалым усилием вскочил на ноги и благодарно ей заулыбался, по-прежнему не говоря ни слова. Да и улыбался он как-то странно: почти не открывая рта, одними глазищами, обдав ее изумрудным жаром.

— Никак оклемался, — заулыбалась в свою очередь Доброгнева и тут же — вот-вот должны были наступить сумерки, а ночевать в лесу без огня, без воды и еды представлялось не очень-то приятным — перешла к делу: — А ты мне дорогу к заветной поляне не покажешь ли? Поди-ка, все тропки в своем лесу знаешь, вот и вывел бы к ней.

Старичок смотрел непонимающе.

— Полянка здесь заповедная где-то есть, — пояснила терпеливо девушка. — А в середке у нее круг вытоптанный. — И для верности показала руками, что именно она имеет в виду.

Дедок, кажется, понял. Во всяком случае, он утвердительно закивал, отчего пегие с зеленоватым отливом волосы заколыхались вперед-назад, периодически открывая его уродство. Левого уха у старика не было.

— Ты, милая, совсем недалече от нее, — наконец вымолвил он. — Пойдем-ка провожу, а то места тут глухие, зверье непуганое, еще обидит ненароком кто-нибудь. — И он лукаво посмотрел на Доброгневу.

Охотно приняв его предложение, девушка послушно двинулась за ним по неприметной тропке, откуда ни возьмись появившейся в негостеприимном лесу.

Идя следом за стариком, она пыталась угадать, вправду ли хозяин леса искренен с нею в своем желании довести до нужного места или, поводив с часок и окончательно запутав, возьмет и исчезнет где-нибудь в зарослях кустарника.

Словно почувствовав ее опасения, дедок, до того шустро рысивший по тропке, неожиданно остановился, повернулся к ней.

— Ты, милая, — вновь певуче обратился он к девушке, — дурного в голову не бери. Ведь и зверь лесной добро, ему содеянное, помнит накрепко, злом не откликнется. Конечно, у людей не всегда так, однако… — Старичок, не договорив, вздохнул сокрушенно и, махнув рукой, потрусил дальше по тропке.

Впрочем, главного он уже добился — Доброгнева без опаски последовала за ним, стараясь поспевать за далеко не старческой рысцой.

«И ведь не колко ему, — подумала она. — Я вот в сапогах, но и то чую, как в вошву[12] всякие сучочки да иголки впиваются, а ему все нипочем. Что значит хозяин леса».

Слова «леший» Доброгнева избегала сознательно, даже в мыслях не употребляя его, — мало ли, еще обидится.

Вскоре сумерки уже сгустились, но тут как раз подошел конец и их краткой совместной прогулке.

— Вон она, — кивнул дедок, подходя к плотному скоплению деревьев и тыча в них пальцем.

— Где? — изумилась травница.

— Прямо за ними, — сумрачно пояснил хозяин леса, предупредив: — Токмо ты уж дале сама, а мне с тобой идти силов нетути. И так-то еле ноги двигал.

Она разочарованно вздохнула. Расчет, что старичок доведет до самого места, не оправдался.

А ну как она теперь сызнова заплутает?

Да и не хотелось ей оставаться одной.

— Не заплутаешь, — отозвался леший, — токмо… — Он замялся и, нервно хихикнув, пытливо спросил девушку: — Может, передумаешь? Сама не спеша поразмыслишь, глядь, да и сыщешь ответ, кой тебе надобен.

Доброгнева и впрямь колебалась, но слова спутника оказали на нее почему-то противоположное действие. Она резко тряхнула головой, упрямо сцепила зубы и, чувствуя, что появившейся решимости хватит ненадолго, быстро пошла к плотно стоящим деревьям.

Сделав два-три шага и вспомнив, что не поблагодарила деда за показанный путь, она повернулась было к нему, но того уже и след простыл.

— Жаль, — вздохнула она и ускорила шаг.

Она, признаться, настроилась на то, что идти еще изрядно, час или два, но оказалось куда меньше. Плотное скопище деревьев простиралось всего-то на два десятка саженей, а потом как-то сразу резко закончилось. Стоило Доброгневе пробраться сквозь заросли огромного, в ее рост, а то и выше, колючего кустарника, как она оказалась на краю полянки.

Прямо посреди нее, почти вплотную друг к другу стояло несколько приземистых каменных глыб высотою в три-четыре человеческих роста.

Они образовывали небольшой, метров семь-восемь в диаметре круг, внутри которого царила непроглядная тьма, от нее веяло тяжелым могильным холодом, который Доброгнева почувствовала сразу, едва увидев все это.

«Все-таки дошла», — облегченно вздохнула она, но радости не ощущала, ибо ей предстояло…

В том-то и дело, что она ничегошеньки не ведала об ожидавшем ее. Ну вот ни на столечко, ни на маковое зернышко. Потому и страшило ее грядущее.

Но тут она вспомнила о своем названом братце и, прикусив губу, отважно шагнула вперед. Как и в любом деле, важен всегда первый шаг. Он самый трудный, самый тяжкий, а стоит его сделать — и второй, не говоря уж о прочих, окажется куда более легким.

В любом, но только не в этом, поскольку запасы ее решимости иссякли чуть раньше, в паре метров от ближайшей щели.

Она замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась — уж больно страшным оказался зияющий внутри мрак. Был одновременно и пугающим, и даже отталкивающим, а точнее сказать, словно предупреждающим о чем-то.

Тело девушки охватила мелкая нервная дрожь.

Этот озноб был вызван не только испугом. Из узкого прохода между камнями, ярко чернеющими даже в густых сумерках, явственно несло стужей.