Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина

сцена ревности становилась все тягостней. Но Коля был терпелив как слон:

– Как тебе сказать… Полезные дураки всегда интереснее. Я еще окончательно не решил, но сама по себе идея мне нравится. Начнем с финала. Потом еще чего-нибудь допишем. Да только тут надо Вовку взять с собой, чтобы он тоже с нами был заодно.

Мы договорились, и начались наши бесконечные перезвоны, болтовня и работа над пьесой.

2

Все дома и в школьной библиотеке было прочитано, изучено, рассмотрено и выучено наизусть. Я день за днем рассматривала альбомы по искусству и особенно рисунки Бакста. Залипла на Саломее. На рисунке танцевала женщина, в ее руках развевалось покрывало. Каждый изгиб даже не тела ее, а зависшей в воздухе ткани отзывался истомой внизу живота. Я смотрела на ее соски, которые проглядывали сквозь прозрачное платье, и прикасалась к своим.

Терпеть это было уже невозможно, нужно с кем-то поговорить. Сунуться к Коле и Нине боязно, вдруг они начнут ржать и говорить колкости? Я еще не забыла, как Нина отшила Леночку. Казалось, что лучше всего на роль собеседника подходит Ангел. Все-таки тоже художник.

И я пошла на Петровку. Но Ангел был занят – какая-то девушка сидела у него на коленях, и он наглаживал ее задницу.

Я пошла за кофе, привалилась к прилавку. Толстая буфетчица Петровна, которую, кажется, звали даже не по отчеству, а по названию кафе, поставила турки на горячий песок. Сначала ничего толком не происходило, потом кофейная вода постепенно густела и превращалась в корочку. Корочка поднималась, и сквозь нее начинали прорываться сначала маленькие пузырьки, они становились все больше и больше, пока кофе не убегал. «Вот так и мои стихи, – думала я. – Еще совсем недавно, в сентябре, это была просто кофейная вода, слова, в которых я видела смысл, но не понимала, что даже их порядок в строке может о чем-то говорить. Теперь это скорее корка. Тут главное понять, в чем фокус…»

Кто-то положил руку мне на плечо. Я вздрогнула и обернулась. Рядом стоял Бранд.

– Взяла уже? Уступай место.

Я села за столик, вскоре и он подсел, кинул пачку сигарет на стол, мы закурили.

– А у вас в Питере все еще есть дом с башней?

– У нас полно башен. Тебе какой?

– В котором Иванов, Брюсов, Мережковский, Блок…

– А… Ты про эту башню. Есть. Я там сто раз был. Ну как был… Не в самой квартире, а на крыше.

– Там что, можно просто так на крышу забраться?

– Можно. Я же говорил сто раз: поедем, покажу.

– Я высоты боюсь. Слушай, ты еще что-нибудь о них знаешь?

– О ком?

– Ну вот о них. Понимаешь, я все уже прочитала. В библиотеке больше нет, в детскую городскую ходить бессмысленно, а во взрослую меня не записывают.

Бранд секунду что-то соображал, потом сказал:

– О! Он же тут где-то ошивается! – Он повертел головой, начал махать руками, щелкать пальцами и кричать: —Валенок! Валенок!

И тут же к нам за стол подсел высокий парень. В отличие от остальных, он был одет, как гопник или детдомовский: болоньевая куртка ни о чем, коротковатые школьные штаны вместо джинсов и очень коротко подстриженные негритянские кудри. Немедленно стало понятно, почему его зовут Валенок.

Бранд показал на меня:

– Валенок, тут надо, чтобы ты помог.

Валенок пристально посмотрел на Бранда:

– Да не дрейфь. Ей по делу, и ничего такого.

Валенок вздохнул:

– Что на этот раз? Сразу предупреждаю, Солжа еще долго не будет.

– Да не, все проще, расслабься. Ей четырнадцать. Во взрослую библиотеку не пускают, а книжки ей нужны элементарные – Мережковский, Брюсов, Гумилев, Ахматова…

– Ахматова «Без героя»?

– Если подгонишь издание семьдесят четвертого года, будет просто отлично. Ну и от меня «Питер» Белого. Мой дома остался. В смысле там, дома.

– Это можно. С Гумилевым будет сложнее, но там тоже есть издания. Посмотрю у родаков. Только возврат обязателен. Отвечать ты будешь, – и потом уже мне: – Телефон дай свой. Когда соберу, позвоню.

Он вытащил из портфеля здоровенную бухгалтерскую книгу и начал рисовать какие-то каракули.

– Ох, смотри, – сказал Бранд, – заметут тебя с твоим кондуитом – всех нас попалишь.

– Во-первых, у меня все зашифровано. В данном случае это мои книжки – кому хочу, тому и даю читать. А в-третьих, ты сам не разберешь, что у меня тут написано.

Я заглянула в книжку. Страницы целиком заполняла арабская, что ли, вязь. Никаких цифр.

– Ты же мой телефон только что записал.

– Записал и зашифровал.

– А на каком это языке написано?

– На моргульском.

– На каком?

Валенок возвел глаза горе, тяжело вздохнул и посмотрел на Бранда. Тот в ответ пожал плечами:

– Что делать. Надо работать с кадрами. Образовывать, – и потом мне: – А ты ему за такое благодеяние иди купи кофе.

Через несколько дней Валенок действительно позвонил, забил мне стрелку на Гоголях и передал шесть книжек, среди которых был и «Петербург» Андрея Белого.

3

Поскольку в жизни надо было что-то радикально менять, я решила перестать завязывать волосы в хвост. Стала носить их распущенными. И уже через неделю дневник запестрел красными чернилами: «Пришла неряшливо одетая», «Родители, обратите внимание на прическу дочери!», «Внимание! Волосы!!!».

Родители пытались со мной серьезно поговорить, но даже когда они начинали меня бить, и я после пары тумаков у них на глазах застегивала хвост заколкой, все равно как только заворачивала за угол дома, снова распускала волосы и уже в таком виде приходила в школу. У входа меня встречал дежурный учитель, требовал дневник, и все повторялось.

Однажды Гыга объявила классный час. Я хотела было улизнуть, но она специально стояла около двери, заставила меня сесть на место и закрыла класс на щеколду.

Ну, я села. Для начала она взяла указку, поджала губы и уставилась в окно. Смотрела довольно долго. Потом начала ходить от двери к окну, постукивая указкой по ладони, взяла дыхание и начала:

– Вы еще не знаете, но несколько лет назад в нашей школе случилось чрезвычайное происшествие. Здесь училась одна девочка. Она отличалась, скажем так, сексуальной озабоченностью. Родители не доглядели. И любые попытки школы привести ее в чувства ни к чему не приводили. И педагогический совет, и комсомольская организация пытались эту, скажем так, неумную ученицу образумить. Мы били во все колокола. Но она игнорировала все наши замечания. Думала, что если у нее отросло везде, то и мозги тоже выросли. Но нет. Чтобы мозги появились, учиться надо, а не дворы подолом мести. Потому что – что такое человек без мозгов? Животное! Историю с настоящими Маугли помните? Да, волки воспитали, но мозги не развились –