Соперница королевы - Виктория Холт

— Места при дворе есть для вас всех, — мама тоже была полна энтузиазма. — И у вас действительно блестящие перспективы.

«Перспективы» означали удачный брак, и это было именно то, что так беспокоило наших родителей, пока мы были в изгнании.

И вот наконец пришел день, когда меня должны были представить Ее Величеству. В памяти остались такие яркие впечатления от того дня, что я даже помню каждую деталь моего темно-синего шелкового платья, с пышной юбкой в форме колокола и рукавами с разрезами. Корсаж был туго затянут, а мама позволила мне надеть на талию усеянный разноцветными каменьями пояс, которым очень дорожила и который, по ее словам, принесет мне удачу. И вскоре я решила, что так оно и есть. Мне тогда хотелось идти на аудиенцию с непокрытой головой — я очень гордилась своими волосами, но мама решила, что мой новый французский чепец больше соответствует случаю. Я немного поворчала, что из-за вуали позади чепца не будет видно моих волос, но все же пришлось уступить. Мама опасалась, что если мой наряд не угодит Ее Величеству, это может роковым образом сказаться не только на мне, но и на остальных, поэтому спорить с ней было безнадежно.

Что сильнее всего поразило меня при встрече с королевой, так это аура властности, окружавшая ее, но уже тогда — мы этого еще не знали, — наши жизни тесно переплелись. Ей предстояло сыграть важнейшую — может, за исключением Роберта, — роль в моей судьбе, да и мою роль в ее жизни, несмотря на многочисленные превратности правления Елизаветы, не назовешь незначительной.

Конечно, я была молода и наивна, хотя и пыталась изображать из себя светскую даму. В Германии мы вели скромную и уединенную жизнь, но я сразу увидела в ней что-то, чего раньше не встречала в людях. Я знала, что в свои двадцать пять Елизавета прошла через такие испытания, которые могли сломить большинство людей. Она не раз оказывалась на волосок от гибели. Когда она была узницей Тауэра, смерть подобралась к ней вплотную, потому что топор палача в любой день мог опуститься на эту хрупкую шею. Ей не было и трех лет, когда казнили ее мать. Интересно, помнит ли она то время? Что-то в ее больших желтых глазах говорило о том, что она все помнит. А еще то, что она быстро учится и не забывает ничего из того, что выучила. Елизавета всегда была взрослой не по годам — все равно, что профессор среди детей. Конечно, она все помнит! Может быть, именно поэтому Смерть так и не настигла ее, хотя все эти годы шла за ней по пятам. Она, безусловно, была царственной и хватало минуты в ее компании, чтобы заметить это царственное величие, словно она готовилась к этому всю жизнь. Впрочем, вероятно, так оно и было. Она была очень изящной, спину держала прямо, а удивительно белая кожа ей досталась от отца. Ее элегантная мать была брюнеткой с оливковой кожей. Но это я, а не Елизавета унаследовала темные глаза, как у моей бабушки Марии Болейн. А вот волосы у меня — густые, кудрявые, цвета светлого меда. Глупо отрицать, что такое сочетание очень привлекательно, и я быстро поняла это. Из всего, что я видела на семейных портретах Болейнов, Елизавета ничего не унаследовала от своей матери, кроме, конечно, блестящего интеллекта. Я совершенно уверена, что ее мать обладала таким интеллектом, как иначе Анна Болейн смогла так очаровать короля, что он избавился от законной жены, испанской принцессы, и даже порвал отношения с Римом, чтобы только жениться на ней.

Волосы у Елизаветы, как золотой нимб с искорками рыжины. Я слышала, что ее отец обладал особым магнетизмом, привлекающим к нему людей, несмотря на его жестокость. У нее тоже, несомненно, было это обаяние, сочетавшееся с женским даром покорять и очаровывать, доставшимся ей от матери.

В те первые моменты я чувствовала, что королева именно такая, какой я ее представляла, и что она заинтересовалась мной. Благодаря необычному сочетанию светлых волос и темных глаз, а также моей живости, в семье я считалась красавицей. Теперь моя красота привлекла внимание королевы.

— В тебе много от бабушки, — как-то сказала мне мама. — Берегись самой себя.

Я знала, она имеет в виду то, что я буду нравиться мужчинам, как и Мария Болейн, мне предстоит научиться дарить свое внимание не кому попало, а только тем и там, где есть перспектива. Это вполне устраивало меня и было одной из причин, почему я так обрадовалась возможности попасть ко двору.

Королева восседала на большом резном стуле, похожем на трон, и мама подвела меня к ней.

— Ваше Величество, моя дочь Летиция. Мы в семье зовем ее Леттис.

Я присела в реверансе, не поднимая глаз, как мне и велели, словно боялась быть ослепленной ее царственным величием.

— Ну что ж, тогда и я буду звать ее так, — сказала королева. — Леттис, встань и подойди поближе, чтобы я тебя рассмотрела.

Из-за близорукости ее зрачки были неестественно огромны. Я поразилась, какой белой и нежной выглядела ее кожа, а светлые брови и ресницы придавали ей выражение легкого удивления.

— Слушай, Кэт, — королева имела привычку давать всем прозвища, а поскольку маму звали Катерина, то понятно, почему Кэт, — какая хорошенькая у тебя дочь!

В то время моя красота еще радовала ее. Она всегда была неравнодушна к красоте, особенно к мужской, но ей нравились и красивые женщины… до тех пор, пока они не начинали интересовать мужчин, которые нравились ей!

— Благодарю Вас, Ваше Величество.

Королева рассмеялась.

— Однако ты плодовитая женщина, кузина. Семь сыновей и четыре дочери, если не ошибаюсь? Что ж, отрадно видеть большие семьи. Леттис, дай мне руку, дорогая. Мы ведь родственницы, ты же знаешь. Как тебе Англия после возвращения?

— Англия прекрасна с тех пор, как вы стали королевой, Ваше Величество.

— Браво, — рассмеялась королева. — Вижу, вы правильно воспитали ее. Это наверняка Фрэнсис, узнаю его.

— Фрэнсис всегда заботился о правильном воспитании детей, когда мы были вдали от дома, — сдержанно ответила мама. — Когда Ваше Величество подвергались опасности, он был в отчаянии… И мы все тоже.

— Что же, теперь вы дома и все будет хорошо, — заверила Елизавета. — Нужно подобрать женихов твоим девочкам, кузина. Но если они все так же красивы, как и Леттис, то проблем не будет.

— Возвращение домой — огромная радость для нас, Ваше Величество, — ответила мама. — Думаю, что ни я, ни Фрэнсис пока больше ни о чем другом и думать не способны.

— Я постараюсь вам помочь, — произнесла королева, не сводя с меня глаз. — Однако твоя Леттис очень молчалива.

— Я ждала разрешения Вашего Величества говорить, — тихо сказала я.

— Вот как? Что ж, тогда говори. Терпеть не могу тех, кому нечего сказать. Веселый негодяй куда интереснее, чем молчаливый святоша. Так что ты можешь рассказать о себе?