Верхний этаж - Александр Власов

— Ты о чем? — посмотрел на него Никита Савельевич, отвлекаясь от приятных воспоминаний.

— О трубе… Длинная же до невозможности! Вдруг засорится и дым не пойдет! — серьезно продолжал Семен, — Может, нам всем в трубочисты податься?

Он рассчитывал услышать громкий смех, но мальчишки сдержанно приняли шутку, а Петька сказал:

— Все придуриваешься? И не надоело?

— Подожди! — попросил Никита Савельевич. — Трубочист — тоже профессия, и ничуть не хуже других. Всякий труд у нас…

— В почете! — закончил за него Семен.

— Правильно, — подтвердил Никита Савельевич и, чувствуя, что для него готовится каверзный вопрос, постарался заранее ответить на него Семену: — Нет труда зазорного. Любой хорош. Но это не значит, что лично тебе должно быть все равно, где и кем работать. Это всем другим безразлично, чем ты будешь заниматься. Им важно, как ты работаешь, а где и кем — это уж что твоя душа выберет. Так что, пожалуйста, иди в трубочисты, работай на совесть — почет тебе и уважение!

Семен насмешливо дернул щекой.

— Глядишь, и к ордену представят!

— А почему бы и нет?.. Я не знаю такой работы, за которую никогда и никого не наградили.

— Не знаете? — тотчас уцепился Семен, вспомнив вечно пьяное ненавистное лицо отчима, работавшего приемщиком стеклотары.

— Не знаю, — подтвердил мастер.

— Может, вы и правы, — притворно сдался Семен и, зло поблескивая глазами, вытащил из кармана сложенную вчетверо газету, развернул ее, внятно и громко прочитал:

— Наградить орденом Трудового Красного Знамени товарища Пробкина Ге Ге — приемщика бутылок из-под водки.

— Вре-ешь! — неуверенно произнес кто-то из ребят.

Потом послышался такой же неуверенный смешок, и, как по команде, захохотала вся группа.

— Видите — не верят! — обратился Семен к мастеру, — А вы поверили?

— Нет, — признался Никита Савельевич. — И не потому, что он бутылки принимает. Очень плохо это дело налажено. Какие уж тут награды, если сдать посуду — целая проблема!.. Но не нам ее решать — наше пэтэу готовит других специалистов.

Мастер чувствовал, что Семен Заботин, высмеивая работу приемщика стеклотары, внутренне приравнивал ее к профессии строителя. С этим Никита Савельевич согласиться не мог, но понимал, что разговорами положение не исправишь. Как ни расписывай, как ни хвали профессию строителя, от этого ее престижность в глазах ребят не возрастет, а скорее наоборот. Навязчивость всегда отталкивает.

— Не буду расхваливать наше училище, — сказал он. — И о его профиле подробно поговорим потом. Сегодня важнее другое… Я представляю, как непривычно жить вам здесь — вдали от родного дома, от отца с матерью. Тяжело!.. Вот мне и хотелось бы не только учить вас специальности, но и хоть чуть-чуть возместить ваши утраты… Ну, положим, маму кто заменить может? Никто!.. Для вашего отца я староват. Принимайте меня за деда, за родного деда, который зла вам не пожелает, худого не посоветует, а что есть у него хорошего — все передаст вам…

Пока Никита Савельевич произносил эту маленькую речь, он догадался, кто рисовал похожего на него коня. Это был Борис Барсуков. Он и сейчас черкал карандашом по листу бумаги.

— Покажи, — попросил Никита Савельевич, прервав себя и подумав, что больше ничего говорить и не надо.

Новый рисунок пошел по рукам, вызывая у мальчишек теплые улыбки. На этот раз Борис крупно нарисовал лицо Никиты Савельевича, состарив его еще лет на десять. И только брови на рисунке остались сегодняшние — мохнатые, разлапистые. Смело нарушив пропорцию, Борис удлинил их и расширил, и стали они похожи на крылья: взмахнут — и голова полетит, как птица. Под рисунком было написано: «Наш дед».

Полюбовавшись крылатой головой, Никита Савельевич решил добавить к своим скупым словам еще несколько фраз, очень важных, по его мнению.

— Вижу — признали во мне деда… Таким я, наверно, стану после трех лет работы с вами… Ну так слушайтесь и бойтесь этого старика! — Он с шутливой суровостью оглядел ребят. — О чем дед должен заботиться в первую очередь?.. Чтоб сыты были внуки, одеты, здоровы… Чтобы человеками росли. Это главное!.. Будет человек — будет у него и профессия. Не будет человека — и ничего ты в него не вложишь, хоть разбейся!

Речь мастера пришлась по вкусу даже Семену. Его не потянуло на едкие замечания, и он вместе со всеми одобрительно закивал головой. И Олег вдруг заметил, что тоже с готовностью кивает головой. «А я-то чего уши развесил?» — подумал он, вспомнив, что прихватил с собой сборник правил по орфографии и пунктуации, но так и не раскрыл его за весь первый час занятий, которые проходили совсем не так, как ожидалось.

— Можно вопрос? — спросил Борис Барсуков.

— Любой, — повернулся к нему Никита Савельевич и, ожидая услышать опять что-нибудь заковыристое, предупредил: — Только не думайте, что я знаю больше, чем все вы вместе. Смогу — отвечу, не смогу — сообща ответ поищем… Спрашивай!

— А правда, что раньше в домах, почти в каждом, тайники устраивали и всякие вещицы туда прятали? — Не обращая внимания на веселый шумок, возникший в комнате, Борис уточнил: — Монеты старые, кресты, иконы…

— Про иконы не слышал, — улыбнулся Никита Савельевич. — Но был такой… обычай не обычай… скорее, что-то вроде поверья… Закладывали в фундамент монету, чтобы дом не сгорел, не развалился. Только на монету не надеялись — строили добротно. Мало, но добротно!.. Лет двадцать назад анекдот ходил у строителей… Мы тогда скороспешные дома гнали. С квартирами плохо было — вот и старались дать людям жилья побольше да побыстрее. Тут уж не до качества, когда на десяти метрах по пять человек теснилось… Гоним, гоним этажи, а сердце хоть и радуется, но вполсилы. Оттого и анекдот невеселый родился… Что, мол, будет — случись в городе землетрясение?.. Помолодеет он на полстолетия — все скороспешки развалятся, останутся только дома, которые еще в прошлом веке строились…

Никита Савельевич прислушался к шевельнувшемуся внутри сомнению: стоило ли вспоминать этот анекдот? И все-таки он не пожалел, что рассказал его ребятам. Зачем скрывать трудности и вызванные ими просчеты и промахи!

— Так было, но так больше не будет! — твердо сказал он. — Сегодняшние наши сооружения землетрясением не испугаешь. Они рассчитаны на многие годы и даже на века!

Потерянный день

После вводной беседы Олег Самоцветов решил уши больше не развешивать и строго придерживаться своего плана: ежедневно на уроках выучивать по одному параграфу из сборника правил по орфографии и пунктуации. Этих параграфов было приблизительно столько же, сколько и учебных дней в году. В день по одному параграфу — наизусть весь сборник вызубрить можно. Каждый вечер — диктовочка из сборника диктантов. После такой подготовки никакие запятые не подведут на экзаменах в будущем году.

По расписанию сразу же после вводной беседы следовал урок физики. Богатое оборудование кабинета поразило мальчишек. Никто из них не видел в школе такого обилия приборов и приспособлений для различных опытов. Но Олег пересилил собственное любопытство и не стал разглядывать их, а побыстрее, чтобы никто другой не занял это место, уселся за самым задним столом. Здесь и учитель не будет отвлекать Олега, и Олег не помешает ему вести урок.

Молодой преподаватель, с черными усиками, с бородкой клинышком и в очках с толстыми, как линзы, стеклами, вошел в кабинет так поспешно, будто опаздывал на занятие. Поздоровавшись на ходу с ребятами и не ожидая, когда они рассядутся, он начал урок: безостановочно заходил от окна к двери и обратно, бесстрастно и холодно произнося одну отточенную фразу за другой. Могло показаться, что ему совершенно безразлично, слушают ли, понимают ли его мальчишки, или они заняты другими делами, далекими от физики. На самом деле, несмотря на молодость, это был опытный преподаватель. И форму, и содержание первого урока по физике он продумал очень тщательно. Ребята должны почувствовать, что они уже не дети, — поэтому он решил прочесть им лекцию, как студентам в вузе. Непривычная форма в первые минуты привлечет их внимание. А чтобы оно быстро не исчезло, надо выбрать самую интересную для подростков тему. И преподаватель подготовил популярный рассказ об эйнштейновской теории относительности со всеми ее парадоксами.

Он не ошибся и, изредка поглядывая сквозь толстые стекла на ребят, видел: все до одного слушают его. Чтобы не пропустить ни единого слова, мальчишки не спускали с него глаз — провожали взглядом от окна к двери и обратно.

Час пролетел незаметно. И даже Олег не пожалел, что опять не сумел открыть сборник правил. Когда за минуту до конца урока преподаватель завершил лекцию и спросил, будут ли вопросы, Олег поднял руку и без приглашения вышел к доске.