Легенда о заячьем паприкаше - Енё Тершанский

С вершины холма прекрасно был виден весь широкий луг с черными фигурками охотников и мечущимися зверьками, которые, выскочив за пределы зловещего круга, вдруг, перекувыркнувшись, становились маленькими, неподвижными пятнышками на белом снегу.

Чем же в это время был занят Гажи? После того как сынишка объездчика сообщил ему о начале охоты, Гажи трудился над бедной своей ногой, стараясь намотать на нее побольше тряпок, чтобы как-нибудь защитить ее от холода и от толчков. Потому что Гажи твердо решил про себя, что, с больной ногой или как, он обязательно двинется после охоты искать законную свою добычу.

Так что взял Гажи старую, всю в лохмотьях и дырах, попону и стал осторожно в нее заворачивать свою поврежденную ногу.

Этим он и занимался до самого полдня. Собрал все бечевки в своем жилье, чтобы получше укрепить попону. Бечевка то резала ногу, то слишком была свободна. Пришлось повозиться ему с этим делом.

Но наконец кое-как все же получилось.

Голоса деревенских, собравшихся на холме поглазеть на господское развлечение, стали как раз доноситься до летней кухни Гажи, когда он закончил пеленать свою ногу.

Гажи приноровился, напрягся и встал, чтобы тоже пойти на холм, не пропустить редкое зрелище.

Вот здорово! Если взять еще палку и на нее опереться то Гажи, хромая, кривясь и волоча ногу, кое-как все же способен был передвигаться.

И вот он стоял в толпе деревенских.

А на них, как во время какого-нибудь гулянья, нашло-накатило веселье. До господской охоты им почти уже и не было никакого дела. Мало кто из стоящих на вершине холма еще смотрел вниз, на Заячье поле.

Зато народ вовсю принялся играть в снежки. Парни, девки с громкими криками, с визгом бросали друг в друга липкими комьями. Но веселье передалось незаметно и старикам, дряхлым бабкам, и вот уже те норовили тоже засунуть друг другу снежок за шиворот. Рядом слепили снеговика и принялись его обстреливать. А там, где склон был покруче, катились, среди визга и хохота, санки.

Среди всей этой веселой, шумной суеты топтался и Гажи. И вид у него был, ей-богу, совсем не веселый, а очень даже мрачный.

Замотанная больная нога его вела себя очень скверно. Чувствовал Гажи, вряд ли она выдержит долгий путь. Да и попона, в которую он укутал ногу, плохо держалась. Завязки на ней быстро ослабли, и она то и дело грозила свалиться.

А тут еще оказался Гажи на дороге у кучки парней и девок, которые гонялись друг за другом и бросались снежками. Бедного Гажи затолкали, свалили в снег. Какая-то девка, паршивка, споткнулась о него и упала, да при этом так саданула его по больной ноге, что он съежился и зашипел. А она еще его же и обругала: чего болтается под ногами?

Но не обиделся на нее Гажи. Что, разве не права эта девка? Они молодые, им порезвиться надо!

Только на самого себя рассердился Гажи: в самом деле, чего он сюда притащился? Только силы расходует понапрасну! И подвергает риску свою вечернюю экспедицию!

Да-да! Гажи все еще не отказался от вечернего своего плана: пойти после охоты за зайцами.

Пока он доковылял обратно к себе, в летнюю кухню, план этот у него в голове превратился в четкую программу.

Сначала он хорошо отдохнет до конца охоты. А заодно полечит еще свою ногу, заново запеленает ее. Приготовит, кроме костыля, еще одну палку, для зайцев: чтобы, как в прошлом году, не бродить за ней по кустам. И еще…

Господи милосердный! Только раз, один-единственный раз, не оставь, не обойди своей милостью!

Слезные, идущие от сердца, молитвы Гажи неслись в пустое, угрюмое зимнее небо, пока он, вернувшись в свою нору, усердно занимался ногой и прочими своими делами.

Беда только в том, что после бессонной ночи, измученный болью и переживаниями, Гажи чувствовал, как все сильнее его охватывает неодолимая, свинцовая вялость.

Напрасно разжигал себя Гажи сладостными мечтами о заячьем паприкаше. Тело его как бы начало постепенно неметь. В глазах метались какие-то странные искры и сполохи.

Лечь, укрыться и спать! Каждая клеточка, каждая жилка старого его тела кричала об этом.

Встряхнулся Гажи, пытаясь прогнать сонливость… Дело-то уже идет к вечеру! Еще проспит время, когда пора будет идти за зайцами. Нельзя, никак нельзя ему задремать!

Нельзя-то нельзя! Только неодолимая дрема, как омут — выбившегося из сил пловца, затягивала и затягивала несчастного Гажи.

И увидел он вдруг, что стоит посреди снежного поля, а вокруг, словно какие-то диковинные цветы, алеют свежие пятна крови… И каждое из алеющих пятен прячет в себе черное ядро: застреленного и спрятанного в снегу зайца… Но тщетно подходил Гажи к каждому из бесчисленных пятен, тщетно разгребал ногой снег… Ничего там не было, кроме снега, пропитанного заячьей кровью… Господи боже! Ты оставил-таки меня!

И казалось Гажи: вокруг, в чистом поле, клубится серый, грязный туман, а в нем рыскают хитрые, злобные, хищные существа. И существа эти то й дело выскакивают из тумана, чтобы утащить зайца из окровавленной снежной кучи… Вон один выпрыгнул! Вон другой… Каждый раз, когда Гажи направляется к красному пятну, его со злорадной улыбкой опережает проворный вор… Если бы поспешил Гажи, если бы обогнал вора, то сумел бы, наверно, схватить хоть одного зайца. Вон сколько их, кровавых пятен, краснеет еще на снега. аж до самого горизонта!

А ну-ка нажми, Гажи!.. И Гажи бежит, сломя голову, из последних сил… Все напрасно! Воры быстрее, чем он… Мечется Гажи туда, сюда, делает обманные движения, как играющие в салочки ребятишки, чтобы хоть раз, хоть у одной кучки опередить своих мучителей… И каждый раз — жестокое разочарование!.. Под красным снегом нет ничего, ничегошеньки не кроме мерзлой травы…

Он бы рад уже сдаться, прекратить эту страшную, бесполезную гонку. И — не может!.. Что-то толкает его, заставляет бежать с неистово бьющимся сердцем, задыхаться, проваливаться в снег… сходить с ума от боли и от душевной муки… метаться между кровавыми пятнами, хотя ноги уже — как свинец…

Любой, даже самый пустяковый, охотник, да и вообще любой человек знает, в какой странной, неразумной традиции воспитаны все старые зайцы.

Непревзойденной вершиной заячьей тактики считают старые зайцы правило: ни за что на свете не вскакивай, услышав подозрительный шум или шорох! Ни в коем случае! Напротив: если уж ты, то есть заяц, почуял вблизи угрозу, замри, затаись в своем убежище. Потому что лежащего, слившегося с окружающей местностью зайца очень трудно заметить; двигающегося же, бегущего увидит каждый. А ружья в руках у людей, как известно, бьют далеко, да и палка, камень иной раз бывают опасны.

Эта наука старых зайцев, которая переходит от отца к сыну и которую заячья молодежь повторяет, как «Отче наш», вещь в общем нужная, мудрая и проверенная. И с ней было бы все в порядке, если бы не второй пункт.

Ибо второй пункт той науки, которую старые зайцы передают молодым, гласит: когда затаившийся заяц почувствует, что опасность его миновала, он должен тут же вскочить и — давай бог ноги! На всякий случай нужно удрать как можно дальше от того места, где его потревожили, где ходит человек.

В теории это все, конечно, прекрасно. Но на практике старые зайцы предоставляют каждому самому решать, в зависимости от темперамента, когда наступает момент уносить ноги. И самая большая ошибка всех зайцев именно в том, что они слишком рано считают опасность прошедшей, а потому и мудрое выжидание. как правило, оказывается напрасным.

Одним словом, заячья мудрость не лучше любой другой жизненной мудрости. Лишь правильно применяя ее, узнаешь, стоит она чего-нибудь или же ни черта не стоит. И, как мы увидим дальше, жизнь иной раз красноречиво доказывает совсем противоположный тезис: бывает, разумнее не соблюдать правила, чем строго им следовать.

Дело в том, что в этом году одна мамаша-зайчиха из населяющих Заячье поле очень поздно познала радости материнства.

Особенно неудачным вышел один из ее сыновей, по порядку пятый Сколько хлопот он доставил матери, просто не приведи бог. Был он слабым, глупым и сонным. Братья и сестры его давно уже стали нормальными, здоровыми зайдами, а этот пятый все нуждался в родительской заботе.

Вообще этот пятый, с глупой, пустой его головенкой, целыми днями от матери не отходил, даже в подростках все за мамину шубку держался. Как должна поступать в таком случае хорошая мама-зайчиха? Да никак: терпеливо нести свой крест, ласкать, миловать своего малыша в меру сил. Даже если уверена, что не далее как этой зимой сделают из него паприкаш.

И слов бы, пожалуй, не стоило много тратить на этого кандидата в котел. Даже когда выпал первый настоящий снег и господа приехали на охоту, он, представьте, все еще висел на маминой шее.

Ситуация, если быть совсем точным, выглядела вот как.