Жизнь Леонардо. Часть четвертая.(с иллюстрациями) - Бруно Нардини

А произошло вот что: гонфалоньеру Пьеро Содерини, испуганному насмерть, пришлось бежать ночью из дворца Синьории. Он «притворился, будто направляется в Рим», а сам укрылся в Рагузе.

 Флоренция жила под угрозой штурма испанских войск Раймондо Кардоны, расположившихся у ворот Сан Фредиано. А главное, после разгрома под Прато, где флорентийцы потеряли за несколько часов свыше пяти тысяч убитыми, все поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно. И тогда в осажденной Флоренции народ вышел на улицу с криком: «Шары!»... «Шары!» — ведь кардинал Джованни Медичи и его брат Джулиано были среди осаждавших город и могли избавить его от побоищ и разграбления.

Так после восемнадцатилетнего изгнания Медичи вернулись в свой дворец на виа Лapra. Кардиналу Джованни было тридцать шесть лет, Джулиано — тридцать три. Их возвращение спасло Флоренцию от разгрома. Город не оказал никакого сопротивления и потому Медичи не прибегли к мести.

Старинные республиканские установления и статуты Савонаролы были, естественно, тут же отменены. Большой Совет был распущен и восстановлен Совет ста, в состав которого вошли люди надежные, преданные дому Медичи. Макиавелли остался секретарем правительственной комиссии Десяти. Однако некоторое время спустя он был заподозрен в участии в заговоре против Медичи, смещен с должности и арестован. Его подвергли пытке, а затем отправили в ссылку.

— Теперь Никколо живет в своем имении Сант' Андреа в Перкуссино,— объяснил Мартелли Леонардо, прежде вкратце рассказав ему о предшествовавших драматических событиях.—...Джулиано Медичи сразу же стал подражать своему отцу Лоренцо Великолепному. Тот любил артистов и был человеком добрым, вот и Джулиано первым делом в знак уважения к республиканским обычаям сбрил бороду, надел простую одежду. Сейчас Джулиано в Риме, у брата. Но ты бы посмотрел, что творилось во Флоренции, когда пришла весть об избрании папой Джованни Медичи! Всюду горели огни, в небо с грохотом взлетали петарды. А чего только не бросали вниз толпе из дворца Медичи! Мешки с деньгами, шапки, шляпы, плащи и всякую другую одежду. Незабываемое было зрелище. Нами правит отныне Лоренцо, сын Пьеро, которому помогает в делах его дядя Джулио, архиепископ,— заключил свой рассказ Мартелли.

Проходя мимо церкви Сайта Мария Новелла, Леонардо вспомнил, что сберег ключи от Папской залы. Он, волнуясь, отпер дверь и вошел в залу. И с изумлением увидел, что его картоны перенесены для большей надежности сюда, в церковь. Долго он в молчании смотрел на них, смотрел в последний раз. Несколько лет спустя картонов, по словам Челлини, «созданных в поучение миру», уже не стало. Так же как картоны Микеланджело, их разрезали на куски и похитили горячие поклонники великих художников.

Леонардо отдал на хранение в банк больницы Санта Мария Нуова триста золотых флоринов и снова пустился в путь, к Риму.

Погода была великолепной, дорога пролегала через лес. Ехал Леонардо неторопливо, в кармане у него лежало рекомендательное письмо Пьеро Мартелли к своему другу Джулиано Медичи.

Они уже миновали Фалчани и стали подыматься по лесной тропе, когда Леонардо вспомнил, что это владения его неудачливого друга Никколо Макиавелли. На вершине холма стоял скромный дом бывшего секретаря Флорентийской республики. Пятеро всадников спешились и направились к нему.

— Так я и живу, дорогой Леонардо. Порой проезжие люди, гонцы или же друзья приносят мне вести о Флоренции. Занимаюсь вырубкой леса, разведением винограда, спорю с крестьянами, которые норовят обмануть меня, даже когда мы играем в карты.

Двое друзей пообедали вместе. Леонардо рассказал Макиавелли о последних событиях в Милане, об унылом возвращении в город Сфорца, которого миланцы встретили без всякого воодушевления. Рассказал он и о празднестве в замке, превратившемся в самый настоящий грабеж. Испанцы, увидев, что одежда нобилей и придворных дам расшита драгоценными камнями, выхватили кинжалы и стали срезать у гостей герцога Сфорца куски одежды с драгоценностями.

Уже стало темнеть, когда Леонардо въехал в Барберино Валь д'Эсте, где и переночевал.

Рано утром Леонардо и его спутники собрались ехать дальше, как вдруг Леонардо увидел на площади множество клеток с птицами.

Леонардо подошел поближе: в клетках и корзинах сидели воробьи, зяблики, дрозды, чижи, реполовы, малиновки, скворцы, крапивники и еще горлинки, удоды, голуби, филины, совы...

— Сколько ты хочешь? — спросил Леонардо у продавца.

— За скольких птиц?

— За всех.

— За всех этих птиц? — недоверчиво переспросил продавец.

— На, держи,— сказал Леонардо, протянув ему сумку, полную монет. Затем одну за другой стал открывать клетки и, осторожно вынимая оттуда птиц, «отпускал лететь в небесную высь, вернув им утраченную свободу», как писал пораженный этим Вазари.

— Тут уж ничего не поделаешь,— объяснил Салаи Мельци.— Всякий раз, когда он видит клетку с птицами, он отпускает их на волю.

После того как кардинал Джованни Медичи был избран папой, приняв имя Льва X, Леонардо, как и многие другие художники и скульпторы, понял, что настало время ехать в Рим.

Остановившись по пути во Флоренции, чтобы положить деньги на хранение в банк, Леонардо встретился со старым другом Мартелли. Пьеро Мартелли дал ему рекомендательное письмо к Джулиано Медичи.

Башня Арнольфо, освещенная факелами.

Текст, посвященный папе Клементу VII, которым Макиавелли предпослал свою «Историю Флоренции».

 Уголок старой Флоренции.

 Леонардо вместе с Мельци, Салаи, Лоренцо и Фанфойя вскоре выехал из Флоренции в Рим.

Великолепный Джулиано

Чтобы представить себе Рим времен Возрождения, нам следует забыть императорский Рим с его шестью миллионами жителей, а также хаотичную столицу современной Италии.

В начале XVI века Рим был маленьким, шумным и бедным городом, где процветали коррупция и контрабанда.

Город насчитывал около ста тысяч обитателей, и вся его жизнь сосредоточивалась при папском дворе. Рим пересекали четыре большие дороги с чудесными дворцами. Но в остальном город был переплетением темных, узких и вонючих улочек и переулков с «мертвыми зонами», где в сорной траве валялись обломки мраморных статуй.

Баснословные траты пышного папского двора давали возможность обогащаться многочисленным поставщикам, слугам, посредникам, торговцам, проституткам, позволяли безбедно жить многим художникам и скульпторам.