Жизнь Леонардо. Часть четвертая.(с иллюстрациями) - Бруно Нардини

Часть четвертая

Содерини гневается

Снова Милан, с его каналами, рядами тополей и голубоватыми облаками, которые быстро тают с наступлением утра, с его обитателями, деловыми, веселыми, умеющими радоваться жизни. Леонардо въехал в город чуть ли не тайком, боясь, что и миланцы, подобно флорентийцам, невеликодушно отвернутся от него. Ему не хочется, чтобы люди, как и во Флоренции, при встрече с ним делали вид, будто не узнают его, и он предпочитает не выходить на улицу, прячется от прежних друзей. Но очень скоро от одного случайного посетителя узнает, что для миланцев он по-прежнему «Маэстро». Народ превратил в легенду его «подвиги» архитектора, инженера, мага. На его творениях, и особенно на «Тайной вечере» и «Мадонне в гроте», учатся искусству живописи все художники. С них сделаны бесчисленные копии и разосланы повсюду.Все наперебой стремятся поприветствовать его, позвать в гости, выказать ему свое уважение. Молодой губернатор Милана маршал Карл Амбуазский, который знал о нем лишь по его творениям, принял Леонардо в замке, словно принца. Хвалебные слова придворных льют бальзам на еще не зажившие раны Леонардо. Увы, Синьория разрешила ему покинуть Флоренцию всего на три месяца, поэтому он не может написать картину для его величества короля Франции.Карл Амбуазский догадался о тайном желании Маэстро и написал во Флоренцию. Он просил продлить срок пребывания Леонардо в Милане хотя бы еще на месяц: «... мы нуждаемся в Маэстро Леонардо, так как он должен закончить работу, которую мы ему заказали. Работой этой была, возможно, «Мадонна с младенцем Иисусом, играющим с котом», от которой сохранилось лишь несколько рисунков. Известно только, что небольшая картина кисти Леонардо была срочно отправлена в Блуа, резиденцию французского короля. Содерини неохотно согласился продлить срок пребывания Леонардо в Милане. Но когда в конце сентября Карл Амбуазский  вновь запросил о продлении срока, гонфалоньер резко ответил, что Леонардо плохо поступил со своим городом, «ибо он взял крупную сумму денег и сделал весьма мало, хотя должен был написать большую фреску. ... Потому ему надлежит вернуться незамедлительно, дабы творение его порадовало народ Флоренции».

Дело заключалось в том, что Леонардо отступил перед технической неудачей, но ни гонфалоньер, ни простые флорентийцы не желали отступаться.

Такой человек, как Леонардо, не мог оставить без ответа несправедливое обвинение. Содерини с грубостью торговца упрекнул Леонардо за те деньги, которые он получил, а «сделал весьма мало». И Леонардо вернул ему эти деньги. Каноник Алессандро Амадори, прибегнув к помощи друзей Леонардо, собрал 150 золотых флоринов, явился к Содерини и от имени Леонардо вручил ему эти деньги. Гонфалоньер, побагровев от ярости, не пожелал их взять.

— Леонардо просил передать, что честь ему куда дороже денежного вознаграждения. А посему возьмите ваши флорины и оставьте его в покое.

— Мне нужны не деньги, а Леонардо. Так я и напишу губернатору Милана.

К середине декабря Леонардо готов был возвратиться во Флоренцию. Маршал Карл Амбуазский дал ему письмо для флорентийской Синьории. Оно и по сей день остается одним из наиболее ярких и убедительных свидетельств уважения, которое питал молодой кондотьер к великому художнику: «... превосходнейшие творения, которые оставил в Италии, и особенно в городе Милане, ваш гражданин магистр Леонардо да Винчи, стали причиной моей глубочайшей к нему любви, хотя я его самого тогда не видел. И я должен признаться, что полюбил его еще больше, познакомившись с ним лично».

Из этих строк видно, каким искренним и скромным человеком был Карл Амбуазский: он подчеркивает, что полюбил Леонардо еще до встречи, по одним его творениям.

Карл Амбуазский продолжал: «Но когда мы с ним познакомились и на опыте убедились в его разнообразнейших достоинствах, мы увидели, что слава его как художника затмила другие его деяния, говорящие о высочайших его достоинствах и в этих сферах. Во всех работах, живописных и архитектурных, которые мы пожелали ему заказать, он проявил себя столь блистательно, что мы не только остались им удовлетворены, но и преисполнились величайшего восхищения».

Затем следует заключительный пассаж, который более тонкий человек, чем Содерини, воспринял бы как самую настоящую пощечину: «А посему, поскольку Вы были столь великодушны, что оставили нам его на время, мы почли бы себя людьми неблагодарными, если бы не поблагодарили Вас теперь, когда он возвращается в родную Флоренцию.

Потому благодарим Вас от всей души, и, если человек такого таланта нуждается в рекомендации для своих сограждан, мы им его рекомендуем с величайшей охотой».

Тем временем из Блуа прибыло Леонардо письмо от его друга Франческо Пандольфини, посла Флорентийской республики при дворе Людовика XII. В письме Пандольфини просил Леонардо не уезжать из Милана и ждать новых вестей.

Что же произошло? Вероятно, состоялся небольшой заговор в пользу Леонардо. Содерини требовал возвращения Маэстро во Флоренцию, и Карлу Амбуазскому в конце концов пришлось уступить.

Но к этому времени король Франции получил картину Леонардо и послание от Карла Амбуазского. Известно лишь, что Людовик XII велел пригласить Пандольфини и сказал ему:

— Дорогой друг, я прошу ваших синьоров об одной услуге. Напишите им сегодня же, что я хотел бы заказать работу живописцу Маэстро Леонардо, который находится сейчас в Милане. Добейтесь того, чтобы ваше правительство приказало Леонардо поступить ко мне на службу и не покидать Милан до моего туда прибытия.

Пандольфини, как опытный дипломат, попытался выиграть время.

— Поскольку Леонардо находится в подвластном вам Милане, вашему величеству куда легче, чем Синьории, отдать ему такое приказание.

Людовик XII, с трудом сдержав гнев, ответил:

— Синьор Пандольфини, не заставляйте меня повторять уже раз сказанное! Напишите ему короткую записку, чтобы он не уезжал из Милана. А тем временем ваши синьоры напишут ему из Флоренции.

«... По этим причинам,— сообщал Пандольфини своему правительству,— я послал вышеупомянутому Леонардо записку, дав ему знать о благорасположении его величества Людовика XII и посоветовав ему проявить мудрость».

Содерини, пока ему читали длинное письмо посла, сидел как на иголках. Он не мог понять, почему король Франции столь печется о каком-то художнике. А главное, ему не хотелось проглотить горькую пилюлю и написать Леонардо совсем не то, что тот, по его мнению заслужил. Будь его воля, вот что написал бы он этому Леонардо: