Прокурор - Анатолий Безуглов

В результате всех этих усилий отлов был запрещен.

— Ну, рассказывай, — попросил жену Захар Петрович. — Опять воевала?

— Воевала, — кивнула Галина.

— С кем, если не секрет?

— С Бердяниным.

Это был директор их школы.

— По какому поводу?

В Галине Еремеевне, по-видимому, опять вспыхнуло пламя прошедшего конфликта.

— Сам посуди, Захар, какое семя мы взращиваем в ребенке, заставляя его накалывать на булавку бабочку или жука? С детства разрешать губить жизни живых существ! Разве это гуманно?

— Нет, не гуманно, — согласился Измайлов.

— И ради чего? Чтобы в кабинете директора висел еще один диплом…

— Какой диплом? — не понял Захар Петрович.

— За участие в выставке внеклассных работ. — Галина Еремеевна встала, подошла к окну. — Начнем с того, что в какую-то светлую в кавычках голову пришла мысль наградить на прошлогоднем городском смотре нашу школу за лучшую коллекцию насекомых. Бердянину понравилось. Собрал нас сегодня и дал задание на лето — каждому классу в начале следующего учебного года в обязательном порядке представить коллекцию… Все приняли это как должное. Еще, говорят, надо соревнование устроить! Кто больше! Я даже опешила. От жары, что ли, думаю, отупели? Встала и заявила, что категорически против. Бердянин аж позеленел. Раскричался, что я-де всегда против течения… Я объясняю: непедагогично приучать детей к умерщвлению живых существ… Уж больно ему это слово не понравилось — умерщвление. Я, заявляет, в педагогике тоже не новичок, и мы должны готовить учеников к научной деятельности… А какая наука без опытов над животными? Вон, Павлов над собаками экспериментировал… Нашел пример. То Павлов, а это — дети… Да и бессмысленно все это — насекомые на булавках. Пользы для науки никакой… Я это все высказываю, а он мне знаешь что в ответ? «Если ловить бабочек сачками негуманно, непедагогично, ненаучно, то почему в детских магазинах продают эти самые сачки?»

— Вот это довод… — улыбнулся Захар Петрович. — И он тебя не убедил?

— А тебя? — бросила жена.

— Я как-то не задумывался над проблемой продажи сачков.

— Я ему говорю: ловить — еще не значит убивать. И все же, мне кажется, что многие не задумываются, когда предлагают детям орудия для мучения живых существ. Доходы считают, а убытки нравственного порядка их не волнуют. А жаль! Очень жаль…

Галина Еремеевна замолчала.

— Так тебя никто и не поддержал? — уже серьезно спросил Захар Петрович.

— Кое-кто пытался. Массальская, наша химичка, старик Гринберг… Ты бы видел его, — улыбнулась вдруг жена. — Я, говорит, хоть и сухарь-химик, но бабочек люблю живых. В детстве ловил их сачком, но никогда не убивал, а отпускал… Представляешь, седой Гринберг с сачком?

— А при чем здесь гороно?

— Директор пожаловался… Позвонила Доброва, замзавгороно, попросила зайти. Зачем вы подрываете авторитет директора? Ну, я опять не выдержала… Да, на мое счастье, зашла Самсонова.

— Это не жена Глеба Артемьевича, директора машиностроительного завода?

— Да, она. Вера Георгиевна сейчас работает старшим инспектором гороно… Послушала наш разговор и, представь себе, поддержала меня… Доброва смягчилась, говорит: ладно, разберемся.

— И вы до сих пор сражались с Добровой? — посмотрел на часы Захар Петрович.

— Сражение давно закончилось… Потом мы с Верой Георгиевной разговорились. Ты знаешь, в ней что-то есть…

— Вот не подумал бы, — удивился Захар Петрович. — Видел ее раза два. Странное впечатление. Какая-то вялая, бесцветная…

— Я тоже считала ее сухарем. Придет на урок, посидит молча, вопроса не задаст и уйдет, слова не скажет.

— Полная противоположность мужу. Глеб Артемьевич — человек общительный, вокруг него все бурлит и клокочет. Остроумный и веселый…

Их беседу прервал Володя:

— Мама, там пацаны журавля принесли, — заглянул в комнату сын.

Галина Еремеевна поспешила в коридор. Вышел и Захар Петрович.

Трое мальчишек лет восьми — десяти стояли, переминаясь с ноги на ногу, а на полу, печально распластав крылья, лежала большая серо-пепельная птица.

— Боже мой! — воскликнула Галина Еремеевна, наклоняясь над ней и осторожно беря в руки поникшего журавля. — Где вы его взяли? Что с ним?

Мальчик постарше взволнованно стал объяснять:

— Мы купались на Голубом озере, вдруг девчонка подбегает. Мальчики, говорит, там птица лежит. Мы побежали. Смотрим, в кустах журавль. И так смотрит, ну, вот-вот помрет. Жалко ведь. Вот мы и взяли его… Вы его вылечите? — с надеждой посмотрел он на Галину Еремеевну.

— Конечно, вылечим! — заверила она, поглаживая птицу.

— У него лапа больная, — сказал другой мальчик.

— Володя, помоги, — попросила Галина Еремеевна сына.

Вместе они осторожно перевернули журавля. Одна нога у него была неестественно подвернута.

— Да, дело серьезное, — констатировала Измайлова.

Вскоре мальчишки, попросив разрешения зайти завтра проведать птицу, ушли.

В том, что незнакомые дети принесли Измайловым больную птицу, не было ничего удивительного.

После того как Галина Еремеевна организовала кружок «Белый Бим», детвора со всего города обращалась к ней за помощью. Сколько несчастных зверушек и птиц, больных и раненых, осталось в живых благодаря стараниям Измайловой и кружковцев. Иногда приносили животных к ней и на дом. В иных случаях приходилось звать ветеринара, но чаще Галина Еремеевна справлялась сама (она имела для этого аптечку и набор нужных инструментов), и тогда в доме поселялся на какое-то время очередной беспокойный жилец…

Прошлую зиму у них прожил еж. Его принесли, когда землю уже прихватили первые заморозки. Бедняга не успел нагулять жиру для зимней спячки и был обречен, не попади к Измайловым. И все из-за того, что это смешное создание с длинным носом болело какой-то странной болезнью выпадали иглы. Галина Еремеевна испробовала разные мази, лекарства, отвары из растений и трав, пока не напала на нужное средство. Лесной житель выздоровел и все чаще и чаще подавал о себе знать. Когда ночью все спали, в квартире раздавалось то чавканье, то похрюкивание, то едва слышный топот. Особенно любил ежик шуршать бумагами, которые усердно складывал под тахтой.

В начале лета его выпустили. И в квартире по ночам воцарилась тишина. Но всем стало чего-то не хватать. Захар Петрович частенько засиживался за полночь, готовясь к очередному процессу или же занимаясь изготовлением лесных скульптур — занятие, которое по-настоящему давало отдых и полное отключение от дел и забот. За зиму он привык, что вместе с ним бодрствует еще одно живое существо. Ежик мог объявиться в комнате, где он сидел, или же на кухне и, обследовав все углы, принимался чесать задней лапкой за ухом, точь-в-точь как собачонка. Это было до того уморительно, что Захар Петрович каждый раз не мог удержаться от смеха.

К слову — об этих лесных скульптурах. Постепенно ими была заставлена почти вся квартира. Каждый раз, когда Захар Петрович попадал в лес, он приносил оттуда какой-нибудь сучок, или корневище, или просто нарост на дереве… Возьмет это с собой, а дома что-то срежет, где-то подпилит, подклеит, и получится изящная балерина, смешной леший, медвежья морда или грациозный олень.

Но лучше всего, по мнению Захара Петровича, ему удались ежи, которых он творил по образу своего ночного «приятеля».

А как-то жила у них ворона. По кличке Калиостро. Назвали ее так за изящное оперение. Как одежда таинственного мага. После выздоровления она еще долго не хотела улетать, хотя ей была предоставлена полная свобода.

Однажды, когда Галина Еремеевна и Захар Петрович сидели на кухне, Володя торжественно вошел с Калиостро на плече. И птица, раскрыв свой крепкий клюв, вдруг раскатисто произнесла: «Захар-р-р… Захар-р».

Научить ворону произносить отчество отца Володя не успел. Калиостро, которого, видимо, сманили сородичи, исчез.

Потом ученики Галины Еремеевны уверяли, что видели как-то в осеннем городском парке стаю ворон, одна из которых кричала: «Захар-р-р».

Зверушек и птиц, выздоровевших полностью, выпускали на волю: Галина Еремеевна считала, что держать в неволе животных не следует. А если бывшие их пациенты оставались калеками и не могли самостоятельно жить на свободе, их оставляли в клетках, которые сооружали члены кружка «Белый Бим».

И вот теперь принесли журавля…

— Нужна срочная операция, — сказала Галина Еремеевна после тщательного осмотра птицы.

Она позвонила ветеринару, который всегда выручал в подобных случаях. Но его не оказалось в городе.

— Ну что ж, придется самим, — решила Измайлова. — Володя, сбегай к Межерицким. Если Борис Матвеевич дома, попроси зайти.

Когда пришел Межерицкий, был устроен «консилиум».

— Открытый перелом. Гангрена, — сказала Галина Еремеевна.