Имя Бога (готичный детектив) - Марк Вайс

В аэропорту, как всегда, начались проблемы, и в конце концов менеджер уговорил Криса, что все будет окей, если мы перезвоним и подъедем ближе к десяти вечера – наверняка что-то освободят от брони, плюс возвраты… в общем, не переживайте, улетите без проблем. Ждем вашего звонка, спасибо, что обратились, бла-бла-бла.

– Не парься, – посоветовал Крис, когда мы вышли на улицу; в голосе его почти не было осуждения, – все будет тип-топ. Поехали домой – кофе, душик, соберешься – и потом сгоняем за этими билетами. Только поспим немного сначала.

Меня передернуло. Ну уж нет – пусть спят хоть все на свете, даже летаргическим сном, а я и не подумаю.

20. Уменьшительное от имени Марк, принятое в Молдове и Одесской области

Кружева и пролежни

Крис отключился перед телевизором сразу после кофе, а я никак не мог найти себе места – все силы уходили на то, чтобы не думать, будто тех, кто так или иначе выбивает из меня настоящие эмоции – хоть ненависть, хоть любовь, – преследует нечто чудовищное и безжалостное. И только с Крисом ничего не случается, потому что он родился в рубашке. Да-да, убеждал я себя изо всех сил, нужно уезжать, потому что я все равно не справлюсь, и будет только хуже, и Элеонора…

Но тут я вдруг понял, что отчаянно хочу позвонить инспектору. Прямо сейчас – как в телемагазин. Так, а куда звонить-то? Я захлопал себя по карманам – нет, кажется, он не оставил мне никаких координат. Пораскинув мозгами, набрал справочную, добыл номер комиссариат и попросил соединить с Борисом Федырчем.

– Минутку, – буднично ответил мужской голос.

– Алло, – эхом отозвался инспектор, – а, это вы. Хорошо, что позвонили. Можете зайти. А можно и по телефону, в принципе – у нас нет оснований вас задерживать, так что все.

– Как это «все»? – растерялся я.

– Приехали родственники, заявление делать не будут, претензий не имеют. То есть нас это не касается. Вот так, в общих чертах.

– Спасибо, – медленно сказал я, – до свидания

– Угу.

И в трубке безрадостно запикало.

Не торопясь, я переоделся, взял бук и диктофон, спустился вниз и поймал такси. Зачем все это, я не задумывался – то место, которым думают, у меня, видимо, слишком пострадало, чтобы функционировать. Притупились и ощущения, и эмоции – я чувствовал себя каким-то механизмом, процессор которого соединен с общим центром и исправно выполняет бессловесные оцифрованные команды. Хорошо это или плохо, я не пытался решить.

«Родственниками» оказалась дама в черных кружевах.

Не успел я, с разгону налетев на знакомую медсестричку, открыть рот, как девушка отрапортовала: Нашлась ее тетя, перевели в терапию, третий этаж, там спросите номер палаты.

– Значит, все в порядке?

– Лучше вам поговорить с врачом. Хорошо? До свидания!

И она засеменила вглубь коридора.

Искать доктора, а потом мучительно объяснять ему, кто я и чего мне нужно, не пришлось, потому что энергичный здоровяк в белой пиратской шапочке стоял прямо в палате напротив кружевной дамы и терпеливо повторял:

– Поймите, мы не можем держать ее здесь бесконечно, вам все равно придется решать вопрос. Это не наша пациентка, и мы мало чем можем помочь. Тут нужен элементарный уход, потому что могут быть пролежни и другие неприятные моменты, а у нас и так не хватает персонала. К тому же, она не гражданка, и вам придется оплатить каждый день пребывания в стационаре…

Дама изящным жестом отмела разговор о материальном, а я подумал – пролежни?! Элеонора и пролежни были настолько несовместимыми понятиями, что меня снова начало трясти. И тут доктор заметил, что кто-то подпирает стену во вверенном ему отделении:

– Вам плохо, молодой человек? Что вы здесь делаете? Присядьте! Аня, быстро сюда! – это уже в дверь.

Аня гренадерского роста неспешно заполнила собой проем и пробасила:

– Это посетитель.

– Ааа. Воды дай ему, и через пять минут проводи. А вам, мадам, я настоятельно рекомендую еще раз подумать. Только недолго, у нас вон люди в коридорах лежат. И тоже не задерживайтесь здесь, пожалуйста.

Кружева не шелохнулись – даже когда внутри у доктора внезапно и очень громко захрюкало.

– Алло, – сказал доктор, доставая из кармана халата мобильный – нет. Не можем, честное слово. Вы ж не хотите, чтоб он тут умер у меня? Вот и я не хочу, так что давайте…

Доктор небрежно отодвинул гигантскую Аню и ушел, продолжая разговаривать.

Я подошел к кровати. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, разве что комната была другая. Меня накрыло чувство абсолютной безнадежности.

– Здравствуйте, – поклонился я кружевной даме. Она сидела, опустив голову и крепко сжав черные кулачки. Делать нечего, нужно или брать ее приступом, или уходить. – Я Марк. Мы с вашей дочерью познакомились в дороге.

Кружева молчали.

– Очень сочувствую вам, но, поверьте, все будет хорошо, – я нисколько не верил в то, что говорил, – пожалуйста, разрешите мне помочь вам… и ей.

Ничего как будто не произошло, однако я чувствовал: она меня слушает. Сейчас поднимет глаза, и пошлет куда подальше.

– Хорошо, – ответила она глухо. – А теперь выйдите, пожалуйста.

Описывая трехсотый круг на лестничной площадке, я судорожно думал, как именно собираюсь помогать. Снять гостиницу? Искать транспорт? Попросить… и тут, на мое счастье, Кристи позвонил сам.

– Да что ты выдумываешь, – беззаботно сказал он, – хватай бабулю, хватай свою красавицу, и пусть эти чижики везут вас на «скорой» ко мне. Мы ее тут быстро разбудим.

– Но я…

– Так, не выдумывай, я тебе говорю. Они и катафалк вам дадут, лишь бы сбагрить. А все остальное – ерунда, рассосется как-нибудь. Давай, короче, сделай там умный вид, достань ксиву, если что… ну, ты сам знаешь, не маленький. А я сейчас в аэропорт звякну, дам отбой – я ж тебя правильно понял? – и на работе у себя предупрежу. Все, пока. Увидимся.

Вот так и получилось, что в пятницу после обеда дома у Криса собралось странное общество – не считая нас двоих, на кухне сидел Алик, которого Кристи выдернул прямо из-за праздничного стола в их отделении, а в дальней комнате лежала безучастная ко всему Элеонора. Рядом с ней на спинке стула висели черные кружева.

Медицинское заключение

Кристи, разливая чай по здоровенным керамическим кружкам, спросил:

– И что теперь, она так и останется спящей красавицей?

– Надо надеяться, нет. Когда ее организм поймет, что опасности нет, она должна проснуться, – пожал плечами Алик.

– И когда же это счастье наступит?

– Понимаешь, Крис, это действительно очень редкий случай. Просто нет статистики, и все. На этом все заканчивается. А строить догадки – ты можешь их строить с тем же успехом, что и я. И Марик может строить, и вообще кто угодно. А будет так, как будет. Как повезет.

– Слушай, ну я ее, конечно, всего пару часов знаю, но ты меня извини: на истеричку она совсем не похожа! Что хочешь можно про нее сказать, только не это.

– Ребята, летаргия – это ж не официальный диагноз. Вообще такого дигноза- «летаргия» – не существует в чистом виде, потому что чтобы такой диагноз ставить, нужно серьезное количество случаев, историй болезни, освидетельствований, научных работ… а ничего такого лично мне не попадалось, хотя я, конечно, не психиатр. И истерическая летаргия, насколько я знаю, начинается иначе – к тому же, они в туалет встают, а она, видишь… С другой стороны, это и не кома – коматозники на полдороге на тот свет, а у нее все в норме. По сути, человек просто спит. Хотя, теоретически, все слышит и понимает.

– Ей легче. А вот бабулю прям жалко… – Кристи сочувственно помотал головой и откусил здоровенный кусок халвы – в качестве успокоительного, по всей видимости.

– Попробуйте в понедельник проехать в Костюжены21, там узкие спецы – может, они что-то другое скажут, а мое мнение такое: это какое-то психогенное состояние. Что-то случилось, достаточно серьезное для того, чтобы ее организм так отреагировал. Если ты говоришь, что она такая прям вся из себя спокойная-уравновешенная, значит, могла быть какая-то опасность. Потому что остальные факторы ведь исключили: травм нет, кровопотери, переохлаждения, истощения – тоже. Остается страх, испуг. Угроза жизни. Фактически вышло как с этими рыбками – как их там – если ты ее напугаешь как следует, она перевернется брюхом вверх. А дальше как повезет: захочет жить – очухается, а если нет…

Проследив за отчаянным взглядом Кристи, я понял, что могу, наконец, рассмотреть лицо кружевной дамы. Она стояла в полумраке прихожей и слышала все, о чем мы говорили.

Жесткая тетка, решил я, глаза прям прожигают насквозь – или это кажется из-за абсолютно седых кудряшек, напоминающих о добрых киношных старушках? Но она вовсе не старая, даже нельзя сказать, что пожилая…

– Что ж вы, – суетился Крис, – вот, присаживайтесь, чайку; вот халва…