Три ночи с лицемером или Stolen Car (СИ) - Надежда Черпинская

всё это нравится, я давно не веселился так дико и безудержно!

Ита бежит за нами следом, едва поспевает на своих невозможных шпильках. Как женщины вообще ходят на этих гвоздях?

Она кричит мне что-то вслед, но я не разбираю сквозь шум. А когда мы выходим на крыльцо, и грохот танцпола остаётся позади, то слушать её мольбы и призывы к благоразумию уже поздно.

Меня обдаёт волной сырого холодного ночного воздуха. Эта чистая свежесть не просто бодрит, она мгновенно проникает под кожу и выводит из сумрака моё затуманенное сознание. Вместе с вернувшейся ясностью мыслей на меня обрушивается первый удар моего нечаянного противника.

Короткая вспышка боли взрывается радужным фейерверком в глазах и пронзительным визгом Иты в ушах. Я отлетаю в сторону, падаю на асфальт, поднимаюсь медленно и начинаю хохотать как безумный.

Как же это весело! Жить так весело. Даже чувствовать боль и злость, даже делать вот такие откровенные глупости. Как же это… по-настоящему!

Драться мне последний раз доводилось пару столетий назад. Я уже и позабыл, как этот звериный азарт разогревает кровь. И я с истинным наслаждением включаюсь в игру.

Налетаю на опешившего от моей реакции бородатого, сшибаю его с ног, и мы вместе катимся по земле, оживлённо молотя друг друга кулаками. Всё происходит так быстро и абсурдно, что я даже не успеваю понимать, куда мне прилетает, и насколько это больно.

Вокруг нас с испуганными криками носятся какие-то люди — видимо, приятели этого бородача, а, может, просто зеваки, стоявшие возле клуба. В числе зрителей, разумеется, и моя Ита.

А потом добавляются новые звуки и крики, теперь уже грозно-предупреждающие.

Мы с моим недругом, как по команде, разрываем нашитесные объятия, смотрим на бегущую к нам охрану клуба, вскакиваем и бросаемся в разные стороны.

На ходу я успеваю вцепиться в Иту и с воплем: «Бежим!» — увлекаю её за собой. Мы несёмся сквозь ночь, неизвестно куда и зачем, бросив машину у клуба, оставив там же верхнюю одежду… Несёмся до тех пор, пока не остаётся сил. Уже давно понятно, что погони не будет.

Мы останавливаемся, пытаясь отдышаться. Горячее дыхание превращается в пар — белёсое облачко во мраке осенней ночи.

Мы смотрим друг на друга в тусклом свете фонаря. Прелестное личико Иты искажает гримаса, гневная складочка появляется меж идеальных бровей.

— Ты совсем уже! Ненормальный! — она бьёт меня маленьким кулачком в грудь. — Что на тебя нашло?!

Я смеюсь в ответ и стискиваю в объятиях эту маленькую разгневанную фурию.

— Пусти, дурак! Ты…

Её возмущение тонет в моих знойных поцелуях. Желание снова накрывает с головой. Адреналин в крови требует новых острых ощущений.

— Дурак! — ей всё-таки удаётся отстраниться на мгновение. — У тебя же кровь… Ты грязный… Нужно срочно домой!

— Хочу тебя… прямо здесь… — жарко шепчу ей на ухо. И, притиснув к какой-то стене, тяну вверх узкое чёрное платье.

— Адам! Ты совсем уже! Тебя сегодня будто подменили… — вот теперь она злится по-настоящему и вырывается из моих рук.

— Я думал… у нас сегодня ночь шалостей… — хохочу я.

— Пошалил уже! Хватит… И, вообще… холодно… я замерзла… — она обхватывает себя руками и отворачивается.

Я тотчас обнимаю её со спины и многозначительно шепчу, прикусывая шею:

— Так я и говорю… надо согреться…

— Прекрати! Это уже не смешно… — ворчит она.

— Ладно, — примирительно киваю я, — сейчас поймаем такси и вернёмся домой… Хорошо?

— А твоя машина? — всё ещё хмуро, но уже спокойнее спрашивает она.

— Заберу завтра, — отмахиваюсь я.

— Постой… — она делает шаг ко мне, раскрывает сумочку, вынимает пачку бумажных носовых платков и начинает заботливо и осторожно стирать с моего лица кровь. — В таком виде… ты вряд ли такси поймаешь… Господи, Адам! Если бы мне кто-то рассказал, что так будет, я бы не поверила… Как будто мне снова семнадцать… И я тайком…

Я не даю ей закончить пламенную речь, притягиваю к себе и снова целую, теперь уже нежно, благодарно, но всё так же жадно.

От приятных ощущений меня отвлекает шорох позади и ощущение чего-то опасного, ледяного и голодного рядом. Я резко оборачиваюсь, задвигая испуганно вскрикнувшую Иту за спину.

Из тёмного тупика появляется неясная тень. Она, кажется, совсем чёрной, но постепенно, подбираясь ближе, это мрачная субстанция обретает очертания человеческой фигуры. Бледное лицо, пакли спутанных волос, рваные одежды. Издалека оно похоже на обычного бездомного бродягу.

Но глаза мерцают хищным звериным блеском.

— М-м-м… кровь… — довольно урчит тварь. — Какие сладкие… сами пожаловали…

И вдруг будто натыкается на невидимую стену. Это просто я, пока Ита не видит, явил на миг свою подлинную личину.

— Ух… попутал… попутал… попутал… — тварь, поскуливая и поминутно кланяясь, пятится обратно в темноту. — Не гневайся!

Ещё несколько мгновений мы стоим в абсолютной тишине. Потом я поворачиваюсь к бледной как саван Ите.

— Что это было? — едва разлепив губы, шепчет она.

— Да просто какой-то бродяга… Перепил, видимо… — я почти дословно повторяю то, что тогда сказал настоящий Адам обо мне самом и, притиснув её к боку, пытаюсь увести подальше.

— Бродяга… — недоверчиво переспрашивает она, останавливается, стиснув мою руку. — Адам, ты что, его глаза не видел? Они светились! Это что-то… он… оно… Господи, я такое первый раз видела!

— Ничего у него не светилось. Тебе показалось. Может… фонарь отразился… — скептически кривлюсь я.

— Слушай! Я не так пьяна, чтобы… Он был странный!

— Да просто вырядился, чтобы прохожих пугать. Хэллоуин ведь… — не сдаюсь я.

Ита всё ещё хмурится, но, поразмыслив пару мгновений, согласно кивает:

— Да… наверное…

— Пойдём уже такси ловить! — поторапливаю я. — Посмотри, как ты продрогла!

8 Ночь первая

Хорошая вещь — такси.

Конечно, в том, чтобы самому управлять собственной машиной есть особое удовольствие. Но такси позволяет не отвлекаться на дорогу и заниматься другими приятными вещами.

Мы с Итой устроились на заднем сидении и всю дорогу целовались как на первом свидании. Она, краснея будто школьница, умоляла меня шёпотом: «Адам, прекрати! Подожди немного!», но при этом так томно вздыхала, что остановиться я никак не мог.

Водитель то и дело поглядывал на нас в зеркало, но без осуждения, скорее, с завистью. А я бесстыдно тискал красавицу Иту, зацеловывая всюду, где мог отыскать не скрытую одеждой кожу. Губы, скулы, шея, плечи, ладони, ключицы, грудь…

Она время от времени стыдливо поправляла платье, но мои руки были беспощадны и лишены всяких приличий.

К счастью, несмотря на творящийся на заднем сидении разврат, из машины нас не высадили.

Собственно, нас и садить в неё не