Восторг и горечь (сборник) - Виктор Слипенчук

«Пушкин есть явление чрезвычайное, – пишет Гоголь в 1832 году, – и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в той же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла». В другом месте Гоголь замечает: «В последнее время набрался он много русской жизни и говорил обо всём так метко и умно, что хоть записывай всякое слово: оно стоило его лучших стихов, но ещё замечательнее было то, что строилось внутри самой души его и готовилось осветить перед ним ещё больше жизнь».

Всякий раз, через какое-то время перечитывая это суждение Гоголя об Александре Сергеевиче Пушкине, я нахожу в нём новые штрихи, новые подсказки для себя. Вот и в данную минуту, обратившись к ним, чтобы ответить на ваш вопрос, вдруг ощутил трепет, исходящий от его слов: «…но ещё замечательнее было то, что строилось внутри самой души его и готовилось осветить перед ним ещё больше жизнь».

Чем объяснить столь могучую, проникающую сквозь время проницательность Гоголя? И надо ли объяснять?

А вот что Лев Николаевич Толстой говорит о Николае Васильевиче Гоголе: «Гоголь – огромный талант, прекрасное сердце и небольшой, несмелый, робкий ум.

Отдаётся он своему таланту – и выходят прекрасные литературные произведения, как “Старосветские помещики”, первая часть “Мёртвых душ”, “Ревизор” и в особенности – верх совершенства в своём роде – “Коляска”. Отдаётся своему сердцу и религиозному чувству – выходят в его письмах, как в письме “О значении болезней”, “О том, что такое слово” и во многих и многих других, трогательные, часто глубокие и поучительные мысли. Но как только хочет он писать художественные произведения на нравственно-религиозные темы или придать уже написанным произведениям несвойственный им нравственно-религиозный поучительный смысл, выходит ужасная, отвратительная чепуха, как это проявляется во второй части “Мёртвых душ”, в заключительной сцене к “Ревизору” и во многих письмах».

Вроде бы всё правильно говорил Лев Николаевич, а первое, что бросается в глаза, – как он говорил. Его, Льва Николаевича, философские произведения на нравственно-религиозные темы, надо полагать, лишены ужасной чепухи и обладают поучительным смыслом. Во всяком случае, когда я был рыбаком океанического лова (советские времена), мы, скрываясь от шторма, зашли в бухту Тассу-Саунд (острова Королевы Шарлотты – Канада), и к нам на ботах подходили канадцы, по происхождению русские. Их родители-духоборы (то есть последователи философского учения Льва Николаевича), избегая притеснений, эмигрировали в Канаду в 1906 году.

Последователи – разумеется, это не шутка. И всё же в оценках Льва Николаевича о Гоголе, о несостоятельности Шекспира и других преобладает гордыня богоборчества, которой была дана оценка нашей Православной церковью и которой в пропагандистских целях весьма умело воспользовалась безбожная советская власть. Нет нужды говорить здесь о гениальности Николая Гоголя и Льва Толстого. Но если вы присмотритесь к их произведениям, то ясно увидите – отношение к ним во времени меняется. И я нисколько не удивлюсь, если отношение ко второй части «Мёртвых душ», о которой так нелестно отозвался Толстой, изменится и люди будут находить в ней в полной мере нравственно-религиозный поучительный смысл, а философские искания Льва Николаевича станут не более чем страницами прекрасной истории русской литературы.

То есть, отвечая на ваш вопрос, скажу так: возможности писателя, любого, весьма ограничены. Мало написать честно, мало написать произведение талантливо, надо – чтобы Время или Господь Бог (в данном случае не вижу различий) дунул в сторону твоего произведения. Скажем так, осенил его своим дыханием. Когда, как, почему это происходит? Думаю, сие известно только Всевышнему, то есть тому, кто обладает таким всепроникающим дыханием. А нам остаётся только честно писать в меру своего таланта.

15.  – В разные времена литература выполняла разные функции. Каковы цели и задачи писателя сегодня?

– Если брать художественную литературу, её мировые образцы с эпохи Возрождения и до наших дней, то мы увидим, что в основе любого из взятых произведений был, есть и, очевидно, останется человек. Его характер, причём в жизненной ситуации, свойственной эпохе. И тут выясняется, что эпоха – это всего лишь декорация, а человек практически не меняется, потому что в основе его поступков – хорошо нам известные мотивы. Ненависть, алчность, любовь, справедливость и так далее – всё это, как и прежде, движет нашими поступками. Поэтому «Гамлет» и «Ромео и Джульетта» до слёз понятны нам, жителям XXI века. Характер – вот что главенствует в художественной литературе. Эпоха только выпячивает те или иные черты характера. Запечатлеть характер в новом, ранее не встречавшемся сочетании качеств – это, так сказать, мечта поэта или, как сейчас любят говорить, сверхзадача любого литератора.

В скульптуре тоже запечатлевается характер, но в камне он запечатлевается в застывшей форме. «Из камня, выбрав лишнее, царицу оживил». Слово – это живая вода, оно уступает кинематографическому изображению в широте поверхностного захвата чувств, но оно проникает глубже, потому что своей сутью проникновения подключает к работе восприятия не только сознание и разум, но и что-то такое, что находится вне нас. Во всяком случае, умозрительно к этому всё больше и больше приходят учёные-физиологи.

Что касается целей и задач, стоящих перед писателем сегодня, то мне думается, что его цели и задачи ничем не отличаются от целей и задач любого гражданина нашей страны. Писатель и все хотят жить в процветающей стране. И естественно, что главной, первостепенной задачей для каждого из нас должно быть обустройство нашей жизни так, чтобы сама жизнь человека способствовала его процветанию. А это в итоге невозможно без честных демократических выборов. Нельзя к добру гнать палкой. Так что на выборы пойду и голосовать буду за фундаментальные программы по преодолению бедности. Фундаментальные программы всей своей сутью требуют фундаментальную фигуру в структуре власти. Такой фигурой мог бы быть монарх, а сутью властных структур – Народная монархия.

16. – В вашей жизни было много знаменательных встреч и знакомств. Я с интересом узнал, что рекомендацию в члены СП СССР вы получили от писателя Василя Быкова, а Ярослав Смеляков написал вступление к вашей публикации. Кто ещё оказал на вас влияние?

– Вот буквально вчера я открыл Толковый словарь Владимира Ивановича Даля, изданный ещё в начале прошлого века. Четыре огромных, увесистых тома. В это издание я давно не заглядывал. Ныне Даль издан в более удобном формате. Но вот, перебирая словари, заглянул, и между страниц нашлось письмо Василия Владимировича Быкова, которое он написал мне, давая рекомендацию в СП СССР. Письмо на пожелтевшей бумаге датировано 01.11.77 г. Я считал его утерянным, и вдруг такая радость, словно вот только что его получил.

Василий Владимирович дал мне рекомендацию по моим первым двум книжкам. Я с ним разговаривал по телефону из Новгорода уже после Высших литературных курсов. А впервые встретились в 2001 году в Германии во Франкфурте-на-Майне. Все его военные повести входили в меня как часть его души, которая в любой, самой безвыходной ситуации находила возможность не сдаваться – оставаться человеком. Его повести «Дожить до рассвета», «Сотников», «Его батальон» – это гимны человеку в его стремлении быть человеком. Он сам был таким.

В то же время, что и к Василию Владимировичу Быкову, обратился с просьбой о рекомендации в СП СССР к Виктору Викторовичу Конецкому. Сегодня его больше знают как автора сценария кинофильма «Полосатый рейс». Замечательный писатель, моряк. Он по прочтении книг тоже сразу ответил, сказал, что мои книги отдал полякам на момент перевода, но рекомендации не прислал. Мотивировал это тем, что никому не даёт рекомендаций, не встретившись и не побеседовав с рекомендуемым. Он был действующим капитаном, ходил по морям – порт приписки то ли Ленинград, то ли Мурманск, а я тогда уже завязал с морями, жил в Барнауле. В общем, нам встретиться было довольно-таки проблематично.

Уж не знаю, сколько времени прошло, однажды приехал на семинар очеркистов в Пицунду. Меня на нём в очередной раз рекомендовали в члены СП СССР, но я уже ни во что не верил, поэтому шибко не зацикливался на семинаре.

В поездке на семинар (по пути из Сухуми в Пицунду), на автовокзале, подгрёбся ко мне какой-то лохматый, с колючим взглядом человек и попросил денег на билет. Не знаю почему, но я купил ему билет и дал ещё трёшку. Думаю, пусть пойдёт опохмелится. Он ушёл, а в автобусе подсел и стал рассказывать, что он совсем не такой лохматый, как кажется. У него есть хороший двухэтажный дом, жена, лозы винограда «изабелла». Он разводит нутрий и работает в котельной.