Санатория – Евпатория - Тамара Шаркова

был начитанней нас, потому что в книге Бичер-Сноу об этой организации не упоминалось. В инсценировке предполагалось совместное участие нашего отряда и мальчишек, что приветствовалось педагогическим коллективом. Мальчишки в данной пьесе должны были изображать бесчеловечную организацию работорговцев, я — негритёнка Джима, а Тина-беленькая златокудрую ангелоподобную девочку, которая его прятала и читала нравоучения Ку-Клус-Клановским бандитам.

Мальчишкам выдали в прачечной старые наволочки и простыни, меня измазали древесным углём, а Тине завили волосы на бигуди вожатой Маши.

Сценическое действие проходило на спортивной площадке, окруженной лавками. Сперва установили палатку. В палатке — кровать, увитую нашими атласными лентами, на которую уложили Тину в нарядном платье и локонах. Возле кровати установили шкафчик для одежды, где я должна была прятаться. Зрителей попросили временно не смотреть в сторону декораций.

Итак, в коричневом лыжном костюме и кепке режиссера-постановщика я появилась из-за скамеек и начала бегать по площадке, преследуемая бандой в простынях и наволочках. Предполагалось сделать не менее 3-х кругов. Меня, собственно, и выбрали на эту роль, потому что я бегала быстрее всех Это подтверждал мой взрослый значок ГТО 1 ступени (не путать с детским БГТО!) Итак, я мчалась, как ветер, мальчишки стреляли пистонами из игрушечных револьверов и дико орали. Толпа улюлюкала и, казалось, вовсе мне не сочувствовала. А ведь мне приходилось туго, потому что работорговцы в поддавки не играли и чуть меня не сцапали.

Когда я добежала до палатки, Витя подал сигнал и её убрали. Ку-Клус-Клан тоже временно удалился. Тина проснулась и при виде меня чуть не упала в обморок уже не только по сценарию. Она говорила потом, что у меня был безумный вид: уголь от пота окрасил моё лицо пятнами, кепка съехала на затылок, а из под неё, космами выбивались волосы. Ну, просто ожившее огородное чучело. Но, когда я брякнулась на колени и стала умолять её спасти меня, Тина взяла себя в руки и открыла дверцу шкафа. От избытка чувств я бросилась в него вовсе не так осторожно, как на репетиции, когда мне не пришлось сдавать бег на дистанцию 3 по 200 метров. Если бы не режиссер, он же постановщик, сценарист и дублёр Витя, стоявший за шкафом, драма превратилась бы для зрителей в комедию положений, а для меня — в эпилог на койке медпункта. Впрочем мне вполне хватило сидения в узком ящике в течение четверти часа, пока златокудрая Тина-Ева читала работорговцам, с которых постоянно сползали простыни, лекцию о том, как надо любить угнетённых негров.

Наконец меня выпустили из шкафа, все актёры и Витя взялись за руки и дружно поклонились, а зрители наградили нас аплодисментами.

Через два часа после отбоя, когда уснула златокудрая Тина-Ева и пристыженные ею работорговцы, я всё еще размазывала по лицу древесный уголь, пытаясь смыть его водой с мылом. И если бы не сердобольная нянечка, которая достала где-то керосин, осталась бы я мулатом Джимом до конца смены.

Война закончилась! Салют наций!

Все мы знали о войне в Корее, о которой нам, к тому же постоянно напоминали наши одинаковые рубашки-корейки. И все мы, конечно, были против Америки, которая находилась «под пятой капитала». Совсем непонятно было, как и куда исчезли из неё все благородные люди: Смок и малыш, Сайрус Смит и Гедеон Спилет. В какого негодяя превратился юный Герберт на горе Пенкрофту?! И почему остался в Америке один «дядя Сэм»³, который разжигал войну между корейцами и грозил нам атомной бомбой.

— Не говори глупости, — сказала воспитательница Евгения Михайловна. — Не бывает хороших и плохих народов. Такими бывают отдельные люди. И в Америке столько же хороших людей, как и у нас.

— Даже сейчас?!

— А что сейчас?

— Ну, они же под пятой капитала?!

— Послушай, Куприн, Короленко, Гаршин, Чехов тоже жили под этой пятой, но не все же их герои отвратительные личности. И сами они тоже были достойными людьми.

— Тогда почему….

— Так, я тебе всё, что нужно сказала, а теперь иди на ужин.

27 июля 53 года мы играли на спортивной площадке в «круговой мяч».

— Ребята! — вдруг закричал вожатый Витя. — Война в Корее закончилась!

Вета спросила:

— А кто победил?

Витя задумался, а потом постарался сказать, как можно уверенней:

— Те корейцы, кто за нас.

Мы с гуттаперчивой Наташей в это время наклонились за упавшим мячом и так стукнулись лбами, что на них выросли шишки.

— Салют наций! — засмеялась Кира, а мы пошли в корпус прикладывать ко лбам мокрые полотенца.

Но мира в Корее до сих пор нет. Просто 60 лет перемирия. И в этот день с «победой» поздравляют и американских, и наших, и китайских военных ветеранов. Потому что все они тогда воевали: одни — вместе с северными корейцами, а другие — с южными. А мы не знали. И ничего хорошего от этой войны, похоже, не получилось. Во всяком случае для тех корейцев, о которых сказал Витя. Кто был «за нас». А шишки на наших с Наткой лбах быстро исчезли.

Дружба ведь бывает с первого взгляда

Ребята, которым не разрешали купаться в море, провожали наши колонны по-разному. Маленькие плакали и просились у воспитателей пойти вместе с нами, те, кто старше, при встрече отворачивались. Они-то уже знали, что всё равно не пойдёшь, проси не проси. Среди них я замечала Лену-Любу. Она не отворачивалась, и я просто-таки слышала, как она говорит про себя:

— На море я всё равно пойду, и не надо мне вашего разрешения.

Такое у неё было выражение лица.

Однажды я не выдержала, вышла из строя, спряталась за кустами, а потом подошла к ней. Дружба ведь тоже бывает с первого взгляда.

Пляжные забавы

Книги брать на пляж не разрешалось. Вожатые приносили мяч, но его на всех не хватало. Те, кто не играл в волейбол, делились на две приблизительно равновеликие группы. Одни азартно играли в камешки, другие выбирали из буро желтого Евпаторийского песка крошечные почти прозрачные ракушки, похожие на башенки. Не больше клеточки в тетради по арифметике! Какие-то девочки занимались и тем, и другим по очереди. К таким относилась Лина. Но были и азартные любители одного из этих занятий. Мы с Кирой всегда играли в камешки, а Мэра — собирала ракушки. Вечерами их нанизывали на нитку, и получались бусы. Это было очень нелегко, потому что часто хрупкие ракушки просто рассыпались в пальцах. Игла должна была быть очень тонкой, а