Литературная Газета 6427 ( № 33-34 2013) - Литературка Литературная Газета

– Вышла новая ваша книга с несколько пугающим названием – «Мертвец». В чём замысел и, если уж на то пошло, воспитательная идея её?

– Книжка сочинялась лет шесть назад, в период увлечения вопросом «отцы и дети». Планировал написать цикл о жизни в небольшом провинциальном городке, чтобы в каждой истории поднималась определённая тема. Третья книжка, юмористическая, до сих пор не написана. Вторая, про любовь, как раз «Друг-апрель». «Мертвец» – первая книга: отцы/дети, социальное неравенство, непонимание и нежелание сделать хоть шаг в направлении к другому.

Основная воспитательная идея? Не только родители должны понимать детей, но и дети должны стараться понять родителей. Понимать окружающих и учится довольно обозлённый главный герой.

– Иногда звучит мнение, что детской и подростковой литературы сегодня нет. Как вы относитесь к этому утверждению?

– Сторонники «небытия» детской литературы аргументируют свою позицию тем, что нет литературы как явления. Есть отдельные авторы, книги, достижения, но как институт детская и подростковая литература осталась в далёком прошлом, когда были… Тут обычно следует список того, что было раньше (кафедры на филфаках, критики, специализированные издательства и тиражи, имена, общественный резонанс) и что отсутствует ныне.

Но даже за час поверхностного изучения вопроса в интернете можно легко обнаружить обратное. Издательства есть, и крупные, и небольшие, у всех свои ниши, свой взгляд на книгоиздание, свой круг читателей. Я могу назвать более тридцати писателей, кто регулярно издаётся, бодро участвует в литературной жизни, конкурсах, семинарах. На самом деле авторов гораздо больше. Есть и критики, их мало, на всех детских писателей не хватает. Но зато свирепые. Есть ежегодные конкурсы в области детской литературы: «Книгуру», имени Сергея Михалкова, Крапивинский; многие взрослые конкурсы и премии имеют (или вводят), детские номинации. Проводятся фестивали детской книги и встречи с читателями от Калининграда до Сахалина…

Самое главное – есть интерес. Возможно, он не такой, как в советские времена, но он есть. И он растёт. Не только жанровые, но и проблемные подростковые книги издаются и переиздаются. И читаются. Это я знаю по состоянию собственных книжек в библиотеках.

Беседовала Татьяна ШАБАЕВА

Теги: Эдуард Веркин , современная литература

Превращение в Муму

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Начать придётся с начала, а в начале было Слово. Вот и спросим у самих себя: из какого источника наши дети, наследники сокровищницы русского языка и великой русской литературы - хранителя, а сегодня ещё и творца языка – черпают принадлежащие им богатства.

Первый источник – мать и отец. И у меня перед глазами юные женщины на тропе здоровья в нашем посёлке. Макияж парижский, одежда и коляски – по моде, сногсшибательный маникюр, длинные папиросы, длинный мат из сексуально очерченного помадой рта и, как украшение речи, вездесущий "блин".

Лет 30 назад я ехал из Ашхабада на поезде. Место напротив занимал пожилой человек из Судогды. Господи! Он говорил о самом обычном, о житейском, а я то и дело лез к себе на вторую полку – записать хоть что-то из его удивительной речи. Это и есть главный источник языка: народ, жизнь, среда обитания. Но закончим разговор о первом источнике. Отцов или совсем нет в семье, или они на работе. И матери на работе. Какие там колыбельные! Русский народ четверть века вообще не поёт песен.

Я проехал километров двести от Саракташа, от Чёрного Отрога – родины Черномырдина – к давним кочёвкам Перовского. И ни единой деревни, ни единого жилища. Чернозёмная пустыня на землях, принадлежащих когда-то Льву Толстому. В Аксакове, в советской школе на 1000 человек, нынче учатся 50. Исчезнувшие сёла в Калужской области, Рязанской, Владимирской, в Нижегородской[?] Русская земля от русского народа освобождена… Убитая деревня – это убитый язык.

Русский язык создан пахарями. У крестьянина были небо, земля, изба, предметы быта, созданные руками и любовью. Да ещё зима для сказок. Пуповина отсечена. Без деревни, без человека в природе русский язык – мёртвый.

Итак, что мы имеем.

Спозаранок полусонного ребёнка тащат в детский сад. Детский сад, пожалуй, единственное место, где наших детей учат. Говорить, двигаться, рисовать, читать… Но язык детского сада – дистиллированный. Это пошло с «Азбуки» Льва Толстого, но он писал её для крестьянских детей. Его «Азбука» учила грамотной речи. Великий русский язык дети получали в избе. Наши отпрыски дома слышат в основном указания: садись за уроки, почитай книжку, принеси, убери. Домашние разговоры ведёт телевизор.

Ну где может получить русский ребёнок, житель XXI века, изумительно образную русскую речь? От кого? Школа, даже очень хорошая, даёт книжный язык. Среда? Сленг в школе, сленг на улице, по телевидению. Телевидение у нас отражает жизнь: по всем каналам бандиты, перевёртыши-полицейские, воры-руководители. Колдуны, «звёзды» и чудовищный идиотизм так называемых конкурсов, подловатый юморок телеведущих.

Язык современного нашего города – тарабарщина. Дети весело учатся коверкать слова, и скоро их язык будет именно этот, исковерканный под Кавказ, Среднюю Азию, под Китай… Впрочем, для жизни в городе трёх сотен слов достаточно.

Последняя надежда на обретение детьми и подростками родного языка – книга. Детская литература, подростковая, интеллектуальная и та, что мы называем великой.

Но ведь и тут осечка!

В наше время, когда народ уже не является созидающей языковой средой, когда народ перестал быть носителем великого языка, книга как важнейший источник национального существования отвергнута рынком и властью. Разве это не так, если школа, министерства и администрации всех уровней и даже Церковь со спокойной совестью приняли к сведению: дети книг не читают.

Советская власть запрещала поднимать цены на детские издания. «Мурзилка» – 10 копеек, «Пионерская правда» – копейка. Советская власть была заинтересована, чтобы книга приходила к каждому ребёнку, где бы он ни жил – в Саянах или на Ордынке.

Наша власть, органы, отвечающие за безопасность страны, видимо, совершенно не понимают, что это такое – детская литература. Боюсь, однако, кое-кто понимает. Злодеяние, фантастическое по размаху, по последствиям, совершается методично и деловито.

Либеральные реформаторы начали свой поход на Россию с уничтожения великого «Детгиза». «Детгиз» – это миллионные тиражи, 700 книг в год. Цель реформаторов – отсечь новые пополнения от отцов. Стереть память об СССР. Но ведь настоящие мастера слова в подавляющем большинстве не служат ни идеям, ни властям, но, видимо, само животворящее слово неприемлемо для жрецов денежного мешка.

Результат уже получен. Новые поколения не знают и не чувствуют природы. Для подростков не существует святости хлеба, святости родной земли. Они не умеют мечтать: в детстве у них отняли сказку, нашу русскую. Это потрясающая победа враждебных сил над Россией. Вместо Василисы Прекрасной – вампиры, вместо Ивана-дурака с Коньком-Горбунком – человек-паук…

Рассказывает библиотекарь из Дулёва: «Школьница попросила для старшей сестры «Евгения Онегина». Ей выдали том из собрания сочинений. Вернулась возмущённая: «Моя сестра просила «Евгения Онегина», а вы дали Пушкина!» Это быль.

Писатель, учёный-биолог Владимир Алексеев, преподаёт в гуманитарном институте в Орехово-Зуеве, поделился своей тревогой: «Я в отчаянии. Нынешние студенты только внешне похожи на нас. Учась на биологическом факультете, не знают, что это такое: брод, омут, затон, болото, исток, устье… Не слышали слово «наличник». Удивляются: конёк на крыше! Как это конь мог забраться так высоко?» Студенты факультета начальных классов просят «напомнить» сюжет сказки «Гуси-лебеди». На вопрос, а что это такое – гуси-лебеди, отвечают уверенно: гибрид. Не понимают разницы между лесом и парком. Одна биологиня написала в курсовой: «Птицы строят гнёзда из дощечек». Господи! За 30 лет мне никто не ответил на вопрос: «В какое море впадают Обь и Енисей?».

Это студенты. Но уже накатывают новые волны людей, похожих на нас только внешне. По телевидению показали девочку, избивавшую пинками одноклассницу. Демонстрировала стае верность и жестокость. Эта «героиня» с Урала. А на другой день показали ещё одну, из Нижнего Новгорода. Те же 13–14 лет. Оклеветала учителя. На ужас кого-то из взрослых заорала, негодуя: «Я – ребёнок! За 500 тысяч любой ребёнок сделает, как я!»

В эти дни у меня вышла книга о людиновских мальчиках и девочках. Им было и по 14, и по 16, и по 17. Они в обмен на отречение от Родины могли получить от немцев жизнь и паёк с шоколадкой. Голод был страшный. Не предали. Самих себя не предали. А ведь их пытали. Знаете, какая разница между девочкой из Нижнего, продавшей совесть за 500 тысяч, и людиновскими расстрелянными ребятами?.. Людиновские читали книги. Наша современница – не читательница. Она у нас из интернета.