Литературная Газета 6427 ( № 33-34 2013) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это студенты. Но уже накатывают новые волны людей, похожих на нас только внешне. По телевидению показали девочку, избивавшую пинками одноклассницу. Демонстрировала стае верность и жестокость. Эта «героиня» с Урала. А на другой день показали ещё одну, из Нижнего Новгорода. Те же 13–14 лет. Оклеветала учителя. На ужас кого-то из взрослых заорала, негодуя: «Я – ребёнок! За 500 тысяч любой ребёнок сделает, как я!»
В эти дни у меня вышла книга о людиновских мальчиках и девочках. Им было и по 14, и по 16, и по 17. Они в обмен на отречение от Родины могли получить от немцев жизнь и паёк с шоколадкой. Голод был страшный. Не предали. Самих себя не предали. А ведь их пытали. Знаете, какая разница между девочкой из Нижнего, продавшей совесть за 500 тысяч, и людиновскими расстрелянными ребятами?.. Людиновские читали книги. Наша современница – не читательница. Она у нас из интернета.
У всеведущего интернета крепостных больше, чем у Потёмкина. И всё это – дикари. Дикарство XXI века – всеобъемлющее. Папуасы Миклухо-Маклая, не ведая о культуре Европы, знали природу, жили по своим законам, поклоняясь своим богам. Русский крепостной крестьянин, веруя во Христа, не имея книжной культуры, был человек духовный, создавал песни, былины, сказки, которые суть основа русской культуры, богатство русского языка, нравственности, мудрости.
Дикарь XXI века – существо, ещё не вполне проявившее себя, но для кого-то жданное и желательное. Существо без высоких целей, с атрофированной совестью, жестокое, за себя будет драться и за Родину будет драться, если из неимущих. Гены-то пока что не повреждены. Для очень богатых Россия – кормушка презираемая. Они же у нас в заграницах учёны уму-разуму.
Так вот. Детская, юношеская литература – это не кладовая, которую нужно открывать каждому человеку, приходящему в мир. Это особая ноосфера. Над нашей страной эта ноосфера веры и любви была особенно плотной и доступной каждому мальчику, каждой девочке, а подростки, мечтавшие послужить своими дарованиями стране, народу, человечеству, просто жили в этой ноосфере, дышали её воздухом.
Ноосфера любви и веры, о которой я говорю, это книги всех времён и всех народов, создавшие духовность мира. Это доктор Айболит и Василиса Прекрасная (кстати, скифская сказка), «Ночь перед Рождеством» и святой Прохор Лебядник, превращавший горькую лебеду в сладкий хлеб. Это Гайавата, Манас Великолепный, это совесть Достоевского. Это Гомер и Лукоморье, Хозяйка Медной горы и величайшая сказка о Теремке, в котором всем есть место.
У нас, видите ли, школа отстранена от воспитания. Воспитывают наших детей наркоманы, воры, интернет. И не ворог иноземный, не извращенец, но само государство лишает наших детей детской литературы, а себя – будущего.
Я с пелёнок люблю все народы земли, потому что беленькая мать, чёрненькая, жёлтенькая, красненькая пели своим детям колыбельные, и все эти дети были мне как братья, как сёстры. Вот ведь что такое детская литература.
Происшествие на Манежной площади озадачило власти. В издательстве «Московия» мне тотчас предложили написать книгу о народах России. В Фонде культуры я когда-то работал в Комитете малых народов. Книгу я собрал, но всё обошлось, и книга стала ненужной. До следующего взрыва.
Президент, видимо, озабоченный ущербной нравственностью, духовным и физическим нездоровьем подрастающих поколений, установил премии для детской литературы. Этого мало.
Необходимо издательство, выполняющее государственные задачи по воспитанию детей и подростков, любви к России, жажды служить России, человечеству. Это ведь нетрудно – восстановить в наших детях стремление к открытиям в науке, в космосе, воспитать так, что для каждого русского человека мерилом человечности станет совесть, как это идёт в народе испокон веков.
Всего-то и нужно, повторяю: издательство, работающее для народа, а не ради его растления. Газета для детей с десятью миллионами тиража. В каждую семью, и чтобы 60 тысяч «Мурзилки» снова выросли до 6 миллионов.
Подлый рынок прикрыл книжные магазины, а местные власти поспешили прихлопнуть тысячи детских библиотек.
Худо тоже должно иметь конец. Должно! Но пока что уничтожение интеллекта русского народа продолжается.
Теги: детское чтение , детская литература , русский язык
Эдем районного значенья
Замечательному поэту Геннадию Русакову исполнилось 75 лет. Вряд ли по этому поводу можно придумать лучший подарок, чем публикация новых стихов. Поздравляем Геннадия Александровича с юбилеем, любим его и желаем крепости душевной и вдохновения.
Геннадий РУСАКОВ
***
Эдем районного значенья:
герань в горшках, похмельный люд.
И банк с доской для развлеченья -
перечисление валют.
Скамейка в сквере с именами
тех, кто когда-то тут сидел.
Там я и Люда, Маша с нами.
Литой ограды новодел.
Зачем я ножиком дарёным
скамейку в скверике кромсал?
Зачем я нас под вялым клёном
в преступный список записал?
Не помню. Может, с огорченья.
А может, мне хотелось знать,
что рай районного значенья
нас тоже будет вспоминать
среди Серёг, Ларис и Надей,
среди родной своей шпаны –
мы за штакетником в ограде
сидели, с прочими равны.
И нам цвели цветы-герани
в своих трагических горшках.
А мир был выспренен и странен,
от райской кущи в двух вершках.
***
Я помню день в базарном гаме
и женщин с белыми ногами
на первых празднествах весны.
Их чуть смущённую походку –
они идут легко и кротко...
И по-особому ясны.
Эдем районного значенья –
сплошное, в сущности, мученье
из-за доступности чудес:
лотки, товары скобяные,
а с ними прочие-иные –
и все на нас, наперевес.
И ты, конечно, в том Эдеме,
как полагается по теме,
сияешь чистотою лба.
Уже ничто судьбу не застит,
и ты с утра ещё глазастей.
Да вот она, твоя судьба...
Зачем я жив и помню это –
твоё лицо в качанье света?
И, ничего не бережась,
две наших тени без пригляда
чуть в стороне, но всё же рядом,
лежали,за руки держась.
***
В таком большом и непутёвом мире,
где старый кот, сбежавший от мышей,
трескучие сороки (их четыре),
которых гнать из сада, и взашей,
порядок дней уже привычен слуху,
поскольку здесь давно секретов нет:
раз дом вздохнул – то быть сезону суху.
Как закряхтел – сидим и пьём "кларет".
А то мышей считаем поимённо,
не подпуская к дряхлому коту,
стираем юбки, простыни, знамёна
и прочую такую наготу.
И день-деньской трындим на ту же тему,
уже без нас решённую судьбой:
насколько мы в селе близки к Эдему?..
Ответ, понятно, ясен сам собой.
***
Мне хочется порой прорыть в пространстве нору,
увидеть Божий мир с обратной стороны,
как в книжке, где монах глядит, отдёрнув штору,
за близкий край земли, а мы там не нужны.
Не в этом, право, суть. Где были, там и будем.
Дождям пока не срок. Земля ещё прочна.
И мелкое зверьё, доверчивое к людям,
гуляет по садам, наевшись допьяна.
Не будем вспоминать – уже красны рябины.
В слесарных мастерских от сварки меркнет день.
А дни идут себе и прогибают спины.
И тянется от них истоптанная тень.
***
Мы досмотрим, как нам поручили, дружок...
Нас пока согревает счастливый ожог
женской прелести, ласковой лени.
И к тому же касатки латинское «зи»
прочеркнули над садом, почти что вблизи...
И в проулке мелькают колени.
Что за день шебуршит у меня в кулаке!
Полоумные тени плывут по реке.
Крячут дудкой пролётные утки.
Мы досмотрим, как нам поручили смотреть.
Мы уже завершаем четвёртую треть
и работы осталось на сутки.
Никудышное время врастает в траву.
Я своё до последнего дня доживу.
В бледном солнце отходное лето.
И от боли кричат по ночам поезда.
И стоит над садами слепая звезда.
Мелко светит фонарь сельсовета.
***
Что-то мне затосковалось.
Что-то мне хандрится малость.
Что-то всё-таки не так.
Не могу уйти от факта:
не хватает в строчке такта,
хоть на такт я был мастак.
Я умел и так и этак:
для старух, для малолеток.
А уж как для мужних жён!
Что-то вдруг со мною сталось:
доняла меня усталость,
и на всё я раздражён.
Три деревни плачут хором,
вечно мокро под забором.
Неудачный нынче год[?]
И в природе сырь и хмарость.
А ведь это просто старость.