Чёрная смородина - Андрей Ефремов

Следователь НКВД капитан Н-штейн, энергично стряпая дело в соответствии со статьей 58, уже готовил себе петлицы майора и изготовился к серьёзному карьерному скачку, как говорится — взял на старт. Враги народа были известны, да они, собственно, особо и не отпирались — это председатель колхоза Матвеев, шаман Пётр Никифоров, и двое, прикидывающихся полоумными, старцев. Остальные — так, мелочь…

Капитан Н-штейн был исключительно настоящим потомственным русским интеллигентом. Лично проконтролировал работу шифровального отдела, за рекордный срок — всего за какой-то месяц все «шифровки» опасной антисоветской банды были грамотно и как потребно раскодированы, пройдя через бюрократические шестеренки дело обросло нужными оперативными подробностями, и было положено на стол прокурору республики — коренному якутянину товарищу М-кртчан. С этого момента пошла рутинная кабинетная работа.

Как было сказано — никто из подозреваемых не запирался. Сельчане, памятуя о посуле Старика помочь им и «походатайствовать в городе перед кем надо», всячески оказывали помощь следствию, охотно давали правдивые показания: да, был совершён религиозный обряд перезахоронения останков шамана; да, кощунственные деяния были совершены во время празднования сталинского Ысыаха; ойун Пётр Никифоров камлал в строгом соответствии с мудрой статьёй N128 Конституции великого вождя и учителя всех времён и народов товарища Сталина. Но механизатор умер сам, без какой-либо посторонней помощи, в своём доме, при здравом уме, памяти, и в присутствии домочадцев, вполне возможно даже и с перепоя: сердце старого человека не выдержало испытания счастьем. Свидетели в один голос утверждали одно и то же.

Прокурор М-кртчан, надо отдать ему должное, был профессионалом своего дела: невзирая на загруженность (как-никак, а бОльшая часть населения северной республики — пока ещё не выявленные враги народа), дотошно изучил все документы, протоколы, показания. Сверял и возвращал на доработку капитану Н-штейн неясные, смазанные документы, требовал предъявления вещественных доказательств: бубен, колотушку, брошюру «Конституция РСФСР», и прочие орудия преступления.

Как и положено, к каждому вещдоку была приклеена бумажка с номером уголовного дела и ФИО следователя: Н-штейн во всём желал проявить себя во всей чрезвычайноуполномоченной красе: дело же получилось необычайно шумное и имевшее радужные перспективы.

Особенное внимание прокурор уделил свидетелям — жителям колхоза «Красная звезда» и их показаниям. Из всех особо выделил молодую вдову, к тому времени уже героя Социалистического труда — почётную доярку Матрёну.

Пройдошливая вдова приложила все усилия и нерастраченную энергию для того, чтобы прокурор, сам того не заметив, начал проявлять прямо в своём кабинете по отношению к ней особые знаки внимания, вплоть до ухаживаний… Но это к делу не относится. В смысле — к уголовно-политическому делу.

На всё про всё ушёл ещё с месяц кропотливой работы.

Напряжённый и плотный график службы не давал простор для работы совести, по этой причине М-кртчан, возвращаясь поздно ночью домой, попросту валился с ног от усталости, и обычно спал, без сновидений. По крайней мере — о таких нематериальных вещах как сновидения прокурора, история пока умалчивает. То же самое касается и капитана Н-штейн: у того совести не было вообще. Разве что мучился от мук ревности: недавно супруга ушла к другому.

Но однажды, молодая супруга прокурора — Элеонора Евстигнеевна Хрящ, вот уже с месяц как забывшая, что есть такое — ласки мужа, в категорической форме отказалась кормить его ужином:

— У тебя совесть есть, или вообще уже не в состоянии?! — собрала чемодан, хлопнула дверью, и, невзирая на поздний час, довольно шумно ушла. Ушла к своему «другу» — подающему определённые надежды молодому райкомовскому ревизору товарищу Токарчук.

В этом месте вновь необходимо сделать небольшое отступление и осветить некоторые «нематериальные» события, предшествовавшие этому вечеру:

Накануне случилось так, что супругу пришлось провести ночь в прокуратуре: немудрено, завал работы — именно так и объяснил М-кртчан жене. Кажется, в трубке послышался сдавленный женский смех, но Элеонора не придала этому значения: вряд ли в таком солидном возрасте человек будет глупостями заниматься.

Элеонора до позднего часа слушала грампластинки с записями Леонида Утёсова на новеньком патефоне, затем долго ворочалась в холодной постели, почти до середины прочла большой любовный роман, и не заметила, как уснула.

Приснился неутомимый ясноглазый горячий жеребец — Токарчук, который после красивого вступления по французки: чашечка кофэ, канапэ, поглаживаний в «секретной» точке за правым ушком, приступил к основному.

— Ах! Ах! Ах!.. Сумасшедший!.. Сумасшедший!.. А-а-а-а-х…

От этого упоительного «а-а-а-а-х…» Элеонора Хрящ проснулась. Через некоторое время пришла в себя. Убедилась в том, что находится в квартире прокурора, и слегка побаливает голова. Пошарила рукой рядом с собой: «Где этот старый хрыч?.. Ах, да, он же на службе». Перевернулась на другой бочок и приступила к просмотру второй серии.

— Ты меня любишь, милый?

— Безумно, дорогая!

— Ах, ты такой большой и сильный! — Что правда — то правда, во всех отношениях Токарчук был силён, а уж в любви — просто гений, — приди ко мне, милый!

И Токарчук «приходил», — оба с головой окунались в безумную пучину страсти: выделывали бесподобные гимнастическо-акробатические номера; когда падали с широкой кровати на мохнатый напольный ковёр, смеялись и безмятежно радовались — прямо как детишки малые.

Такие упражнения, как утверждал всезнающий Токарчук, «помогают хорошей работе внутренней секреции желудка и даже поджелудочной железы», — после всего этого Эллочке действительно хотелось съесть чего-нибудь сладкого. На старого прокурора обычно нападал жор, а капитан до того и после обычно хлопал полный стакан водки.

В самый пик Эллочка протискивала свои красивые ножки между бедер податливого любовника и с силой их сжимала, вибрировала мелкой дрожью и натурально кричала:

— Ах! Ах! Ах!.. Сумасше-едший!.. А-а-а-а-х…

Упоительно, умопомрачительно… Хочется взлететь на небо и летать, летать между созвездий Большой Медведицы и Козерога!.. В такие моменты Токарчук обычно сладко стенал: «М-м-м»…

Прокурор, как правило, непроизвольно похрюкивал, а этот неудачник — капитан Н-штейн вообще относился к любовным утехам как к какой-то тяжёлой работе. Нет, Токарчук — во всех отношениях был лучше!

— А у меня для тебя сюрпри-из! — сообщил пока ещё жизнерадостный Токарчук.

— Какой, проказник?

— Я тебе, Эллочка, чёрную смородину привёз, — ревизор, накинув на мускулистые плечи шёлковый халат с красивыми перламутровыми пуговицами, как-то машинально почесал зад — вероятно халат щекотнул ягодицу, и вышел на кухню, — недавно в один колхоз ездил… аж два ведра, представляешь?.. А ну-ка, закрой глазки!..

Элеонора в предвкушении сладкого сюрприза послушно выполнила просьбу тайного возлюбленного.

— Ехал цыган на коне верхом… — красивым тенором запел Токарчук на кухне, после чего на хорошем французском весело воскликнул уже в зале, — C`est la vie (cе ля ви, такова жизнь)!

Элеонора открыла глаза, и…тут же, накрывшись с головой одеялом, в ужасе вновь зажмурилась: перед ней во всей красе стояли хмурые прокурор М-кртчан, за его спиной маячил следователь НКВД капитан Н-штейн, оба в глубокой задумчивости чесали свои ягодицы. В дверях толпились какие-то мрачного вида свидетели супружеской измены, среди них затесалась какая-то старуха с двумя пустыми вёдрами в руках, и все в праведном возмущении тыкали в неё пальцами.

— Не виноватая я! Он сам пришё-ол!..

— Не надо так бояться, женщина, — услышала Элеонора незнакомый и совершенно спокойный голос, никак не соответствовавший сложившейся обстановке, — всё будет учугей (хорошо. Як.)…

Элеонора, приспустив одеяло, приоткрыла один глаз — толпа исчезла, в комнате находился какой-то совершенно незнакомый старик — морщинистый якут со свисающими ниже плеч длинными седыми волосами.

Элеоноре стало совсем дурно. Такое чувство, будто она на райкомовском ГАЗе на полном ходу сорвалась с высокого обрыва Табагинского мыса, где обычно дивными летними вечерами отдыхала со своим тайным возлюбленным. И летела она не в звёздное небо, а прямиком в бездну полноводной и быстрой реки Лены — довольно неприятное ощущение, тем более имея знания что Лена — вторая по величине река в мире после Миссисипи.

Полностью, как бы пытаясь отгородиться от всего этого цветного кошмара, вновь закрылась с головой одеялом и… проснулась.

От пережитых, пусть даже и во сне, волнений голова раскалывалась весь день…