Гарри Поттер и испорченный ребёнок - Джоан Роулинг

СКОРПИУС: Альбус, по некоторым понятным причинам я уж точно не большой любитель Маховиков времени…

АЛЬБУС: Когда Амос Диггори попросил у отца Маховик времени, отец ответил, что их вообще не существует. Он соврал старику, который всего лишь хотел вернуть сына. Который просто любил своего сына. А отец соврал, потому что ему это было безразлично. Ему и сейчас безразлично. Все говорят о подвигах, которые совершил отец. Но и ошибки он тоже совершал, причем неслабые. И я хочу исправить одну из этих ошибок. Я хочу, чтобы мы спасли Седрика.

СКОРПИУС: М-да, по–моему, та штука, которая соединяла твои мозги, внезапно порвалась…

АЛЬБУС: Скорпиус, я правда собираюсь это сделать. Мне это нужно. И ты знаешь не хуже меня, что я всё испорчу, если ты не пойдёшь со мной. Давай, решай.

Он улыбается. Затем забирается наверх и исчезает из виду. СКОРПИУС какое–то мгновение колеблется, кривит лицо в гримасе, потом нехотя поднимается и исчезает вслед за АЛЬБУСОМ.

АКТ ПЕРВЫЙ, СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ

КРЫША ХОГВАРТСКОГО ЭКСПРЕССА

Ветер, довольно сильный, свистит в ушах, дует сразу во всех направлениях.

СКОРПИУС: Ну хорошо, вот мы на крыше поезда; он едет быстро, мне даже страшно, и это здо́́рово, чувствую, что много чего узнал о себе, кое–что — о тебе, но…

АЛЬБУС: Я рассчитал, что мы скоро будем возле виадука и потом совсем немного пройдём пешком до Дома престарелых волшебников и ведьм имени святого Освальда…

СКОРПИУС: Возле чего? Пешком до чего? Слушай, меня этот самый первый в жизни бунт накручивает так же, как и тебя… ой!.. крыша… забавно… но сейчас… ох…

СКОРПИУС вдруг замечает что–то такое, чего лучше бы и не видеть.

АЛЬБУС: Вода очень пригодится в качестве запасного варианта, если наше Подушечное заклинание не сработает.

СКОРПИУС: Альбус, ведьма с тележкой…

АЛЬБУС: Хочешь перекусить на дорожку?

СКОРПИУС: Да нет же, Альбус! К нам идёт ведьма с тележкой!

АЛЬБУС: Да ну, ты что, мы же на крыше поезда…

СКОРПИУС показывает АЛЬБУСУ, куда смотреть; теперь и АЛЬБУС замечает ВЕДЬМУ С ТЕЛЕЖКОЙ, которая как ни в чём не бывало приближается к ним, толкая перед собой тележку.

ВЕДЬМА С ТЕЛЕЖКОЙ: Ребятки, хотите купить что–нибудь на этой тележке? Тыквенный пирог? Шоколадную лягушку? Котелковый кекс?

АЛЬБУС: Оба–на…

ВЕДЬМА С ТЕЛЕЖКОЙ: Люди мало что обо мне знают. Они покупают мои Котелковые кексы — но по сути никогда меня не замечают. Не помню, когда в последний раз кто–то спрашивал, как меня зовут.

АЛЬБУС: А как вас зовут?

ВЕДЬМА С ТЕЛЕЖКОЙ: Да я уже и сама забыла. Могу сказать лишь то, что Отталин Гэмбол сама предложила мне эту работу, ещё когда Хогвартский экспресс впервые отправился в путь.

СКОРПИУС: Это будет… сто девяносто лет! То есть вы выполняете эту работу уже сто девяносто лет?!

ВЕДЬМА С ТЕЛЕЖКОЙ: Через эти руки прошло шесть миллионов Тыквенных пирогов. Они мне особенно удаются. Но вот чего люди не замечают, так это то, что мои Тыквенные пироги легко могут стать кое–чем другим…

Берёт Тыквенный пирог, бросает его, как гранату, и он взрывается.

И вы даже не поверите, если я скажу, на что способны мои Шоколадные лягушки. Ещё никогда и никому я не позволяла покинуть этот поезд, прежде чем он достигнет места назначения. Некоторые пытались — тот же Сириус Блэк и его последователи Фред и Джордж Уизли. НИ У КОГО НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ. ПОТОМУ ЧТО ЭТОТ ПОЕЗД НЕ ЛЮБИТ, КОГДА С НЕГО СХОДЯТ РАНЬШЕ, ЧЕМ НУЖНО…

Руки ВЕДЬМЫ С ТЕЛЕЖКОЙ трансфигурируются в очень острые шипы. Она улыбается.

Поэтому прошу вас занять свои места и продолжить путешествие.

АЛЬБУС: Ты был прав, Скорпиус. Этот поезд и правда волшебный.

СКОРПИУС: Именно сейчас я не особо рад тому, что прав.

АЛЬБУС: Но я тоже прав — насчёт виадука; там течёт вода, и как раз пора попробовать Подушечное заклинание.

СКОРПИУС: Альбус, это плохая мысль!

АЛЬБУС: Разве? (Какое–то мгновение колеблется, затем понимает, что время для колебаний прошло.) Уже слишком поздно. Три, два, один — Моллиаре!

Одновременно с произнесением заклинания он прыгает.

СКОРПИУС: Альбус! Альбус…

Смотрит в отчаянии в ту сторону, куда прыгнул его друг. Затем переводит взгляд на приближающуюся ВЕДЬМУ С ТЕЛЕЖКОЙ. Волосы ведьмы растрёпаны, шипы выглядят угрожающе.

Ну, чем любоваться такой красотой, так лучше я последую за своим другом…

Зажимает пальцами нос и прыгает вслед за АЛЬБУСОМ, выкрикивая заклинание:

Моллиаре!

АКТ ПЕРВЫЙ, СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

МИНИСТЕРСТВО МАГИИ, БОЛЬШОЙ КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ

Зал перед сценой, представляющий собой место действия, битком набит волшебниками и ведьмами; они без умолку болтают и тараторят так, как это могут делать лишь настоящие волшебники и ведьмы. Среди них ДЖИННИ, ДРАКО и РОН. На сцене — ГЕРМИОНА и ГАРРИ.

ГЕРМИОНА: К порядку! К порядку! Мне что — наколдовать тишину? (С помощью волшебной палочки накрывает толпу тишиной.) Так хорошо. Добро пожаловать на внеочередное общее собрание. Мне очень приятно, что вас откликнулось так много. Волшебное сообщество уже давным–давно живёт мирной жизнью. Целых двадцать два года прошло с того времени, как мы победили Волан–де–Морта в битве за Хогвартс, и мне приятно отметить, что выросло новое поколение, которое и не знает толком, что такое вооружённое противостояние. То есть не знало до сих пор. Гарри, тебе слово.

ГАРРИ: Союзники Волан–де–Морта зашевелились несколько месяцев назад. Мы следили за троллями на протяжении всего их пути через Европу, следили за великанами, которые начали переходить моря, а также за оборотнями… увы, мне очень досадно в этом признаться, но мы потеряли их из виду несколько недель назад. Мы не знаем ни куда они идут, ни кто их вынудил отправиться в путь, но нас беспокоит сам факт того, что они снялись с места, и мы переживаем насчёт того, что же это может значить. Поэтому мы спрашиваем вас: может, кто–нибудь что–нибудь видел? Или что–нибудь почувствовал? Если вы поднимете свою палочку, мы вас обязательно услышим. Профессор МакГонагалл? Пожалуйста.

ПРОФЕССОР МАКГОНАГАЛЛ: Похоже, что прежде всего пострадали хранилища зелий: когда мы вернулись из летнего отпуска, то обнаружили недостачу златоглазок и кожи бумсланга, но пропало лишь небольшое количество, причём недостающие ингредиенты не значились в реестре веществ ограниченного пользования. Мы их списали на Пивза.

ГЕРМИОНА: Спасибо, профессор. Мы проведём расследование. (Обводит взглядом помещение.) Кто может ещё что–нибудь добавить? Хорошо. И теперь самое неприятное — такого не было со времени Волан–де–Морта: шрам Гарри опять начинает болеть.

ДРАКО: Волан–де–Морт мёртв, Волан–де–Морта больше нет!

ГЕРМИОНА: Да, Драко, Волан–де–Морт мёртв, но все эти события заставляют нас думать о том, что Волан–де–Морт — или какая–то часть Волан–де–Морта — может вернуться.

Слова ГЕРМИОНЫ вызывают бурную реакцию.

ГАРРИ: Мне нелегко будет сейчас задать этот вопрос, но придётся — чтобы исключить такой вариант. Те из вас, кто отмечен Чёрной меткой: вы что–нибудь ощущаете? Хотя бы боль?

ДРАКО: Опять это предвзятое отношение к тем, кто носит Чёрную метку, да, Поттер?

ГЕРМИОНА: Нет, Драко. Гарри всего лишь пытается…

ДРАКО: Знаете, для чего всё это? Гарри просто хочет, чтобы его лицо опять красовалось на страницах газет. Слухи о возвращении Волан–де–Морта печатают в «Ежедневном пророке» всё время, минимум раз в год.

ГАРРИ: Я никогда таких слухов не распускал!

ДРАКО: Правда? То есть твоя жена не является редактором «Ежедневного пророка»?

Оскорблённая ДЖИННИ делает шаг к нему.

ДЖИННИ: Я занимаюсь только спортивными страничками!

ГЕРМИОНА: Драко, Гарри обратил внимание Министерства на эти факты. И я как Министр магии…

ДРАКО: Ты за него только потому, что он твой друг.

РОН рвётся к ДРАКО, ДЖИННИ оттаскивает его.

РОН: Я тебе сейчас хлебало разобью!

ДРАКО: Да признайтесь же сами себе — его слава всех вас дурманит! Насколько проще заставить каждого повторять благоговейным шёпотом имя Поттера, чем заставить выслушивать это бесконечное (копируя ГАРРИ) «мой шрам болит, мой шрам болит…». А знаете, что всё это означает? Что сплетники опять смогут позорить моего сына этими смехотворными слухами о его отцовстве!

ГАРРИ: Драко, никто не говорил, что это может иметь хоть какое–то отношение к Скорпиусу…

ДРАКО: Ну а я вот со своей стороны думаю, что это собрание — сплошное надувательство. Я ухожу отсюда.