Модернизация и культура - Валентина Федотова

Многое изменилось. Фактор культуры признан важным фактором, определяющим конкретный облик модернизации в разных странах. Более того, он предполагает особенности учета региональных культур в модернизации российских регионов. Что изменилось, почему в СССР мы не могли бы сказать «Такие разные России», хотя СССР был даже более многообразным, чем Россия сегодня? Значительная часть советских республик – Прибалтика на северо-западе, Среднеазиатские республики и Казахстан, Украина, Грузия, Армения и Азербайджан – не входят в сегодняшнюю Россию, но мы стали так говорить. И это при том, что распад СССР осуществился волей трех групп политиков – националистами Прибалтики, Украины и Закавказских республик, которые, в отличие от республик центральной Азии, стремились к отделению; русскими этно-националистами, считавшими, что «хватит всех кормить», и демократами, которые надеялись, что получат гомогенную страну, которую легче демократизировать. Еще тогда я говорила: «Если мы начнем резать рыбу, то получим рыбу в каждом ее куске. Если мы начнем резать СССР, мы в любом месте получим этнокультурное, конфессиональное многообразие». Но ошибка была не только в надежде на гомогенность территории, чем бы ни питались эти надежды. Ошибка была в том, что единые государственные планы СССР втягивали все территориальные субъекты в общее развитие, деархаизировали многие из них. В отличие от глубокоуважаемого И.К. Пантина, я не могу назвать деархаизацию, которую проводила Россия на окраинах и у себя, «вытаптыванием различий». Генерал М.Д. Скобелев завоевывал территорию нынешнего Туркменистана. Но когда он расстрелял несколько своих солдат-мародеров, туркмены пришли заявить о согласии быть в России, но жить по-своему. И эта «жизнь по-своему» оставалась в республиках. Россия всегда была страной многих народов, внутренне многокультурной, но живущая, модернизирующаяся и развивающаяся вместе. Если и было «вытаптывание», то ее делала модернизация путем деархаизации. А сегодня общий модернизационный проект сталкивается с более глубокой архаизацией, начавшейся в 1990-е годы, с отставанием многих республик и областей от задач развития и тем более модернизации, нередко понимаемых как архаизация, так что общий проект не в состоянии охватить разбредшуюся по своим архаическим началам часть страны, не имеющую недр с нефтью и газом, и поднимает только регионы богатые, но не за счет модернизации. Модернизация стала идеологемой, не касающейся большинства населения и непонятной ему.

Тем не менее мы видим, что за несколько лет существования этой идеологемы в сегодняшней России она менялась. Она появилась в качестве догоняющей модели и модели экономического роста несколько лет назад, а сегодня как стремление войти в новый технологический цикл нано- и биотехнологий и получить новые программные продукты и изделия для реального участия в ВТО. Возможности более комплексного понимания модернизации для вовлечения в нее всех регионов и всех слоев населения и расширения ее намерений до общества в целом пока не реализовались.

Недавно восхваляемая многокультурность привела к политике мультикультурализма, закончившегося в ЕС провалом. Идентичность с ЕС оказалась тоже идеологемой. Но критика мультикультурализма стала универсализироваться. В.Б. Власова показала, что российское многообразие культур коренным образом отличается от того, что возникает в связи с иммиграцией, объединениями государств, т. к. у нас это исторически данное состояние. Нельзя стать гражданином ЕС, но можно быть гражданином России, сочетая идентичность по гражданству с этнической идентичностью.

Многим представляется, что многообразие регионов и культур является препятствием для модернизации. В Фонде М.С. Горбачева существует совместно с Институтом Кеннана семинар на тему, является ли многообразие России препятствием модернизации. Самое многообразие трактуется по-разному. В неолиберальной трактовке это сводится к конфликту между модернистами и традиционалистами.

В региональном плане имеется несколько трактовок: «четыре России» Н. Зубаревич, выделенные по экономическим показателям. «Первая Россия» – Москва, Петербург, страна больших городов (Пермь, Красноярск, Волгоград и др.) – от миллиона жителей до 500 тыс., где проживает примерно 28 % населения. «Вторая Россия» – страна средних промышленных городов с еще работающей советской промышленностью (Н. Тагил, Магнитогорск и др.) – 25 % населения. «Третья Россия» – сельская и малых городов – 38 % населения. «Четвертая Россия – республики и города Северного Кавказа (Махачкала и др.) и юга Сибири, Алтай – 6 % населения. Понятно, что только часть страны имеет перспективу быстрого развития.

Л.А. Беляева и Н.И. Лапин исследовали «социокультурные портреты регионов». Позже их исследования представлены Н.И. Лапиным в связи с модернизационными процессами путем использования индексов, введенных китайским специалистом по модернизации профессором Хэ. Наложение социокультурного облика регионов на их модернизационные возможности позволило выделить регионы первичной (индустриальной), вторичной (постиндустриальной) модернизации, совместного осуществления их обеих.

Российское разнообразие касается не только регионов, этносов, экономик, людей, культур, но в сущности беспредельно. Тем не менее большинство принятых региональных стратегий развития до 2025 года похожи друг на друга как близнецы-братья и почти всюду, в каждом регионе, даже в тех, которые классифицируются как экономически отсталые, целью этих стратегий объявляется постиндустриальное региональное общество в полном соответствии с целями и стратегией всей России. Фактически на бумаге отрицается неравномерность развития, присущая любой стране, и Китаю, и Америке. Это формальное перенесение стратегии России на каждый регион своей нереалистичностью подтверждает превращение модернизации в идеологему, не способную к вдохновлению и мобилизации масс. Последнее связано еще и с тем, что высокие технологии не делаются массами и модернизация – это призыв индустриальной эпохи, которая сегодня должна иметь другие параметры.

Модернизация – это реформация, но она не происходит сегодня в России.

Я целиком согласна с И.Н. Сиземской, которая пишет: «…бесспорно есть свидетельство масштабности происходящих сегодня процессов по приближению к модернизации, но не является свидетельством ее самой как нового, качественного (цивилизационно-культурного) состояния, которое без названных процессов, конечно, невозможно, но несводимо ни к одному из них, ни ко всей их совокупности. Просто потому, что модернизация – это социокультурный феномен: за ним стоят соответствующие мироощущение и мировоззрение человека, его понимание окружающего мира и своего месте в нем, мотивация и стиль поведения, усвоенная система ценностных ориентаций и культурных предпочтений, наконец, общественные, в том числе политические, формы жизни, определённая система прав и обязанностей. В этом смысле Модернизация есть Реформация, охватывающая в наше время, в отличие от ее более ранних исторических проявлений, и материальную, и духовную жизнь людей в их единстве. Способность социума к ней – это атрибутивное свойство, гарантирующее от застоя, движение “по вертикали”»[24].

Заключение, что культурное многообразие является препятствием для модернизации, есть следствие применения идей либеральной теории XIX века, ориентированной на автономного и ответственного индивида, что неприменимо к массовому обществу. Массовый человек совмещает в себе критичность и конформизм, не является тем героем хотя бы веберовского толкования автономного человека, который смотрит на жизнь как на путешествие, которое он должен тщательно спланировать. Он участвует в публичной сфере. Но надо понимать, что это такое и как она исторически меняется.

В дискуссии государства и частных интересов формируется публичная сфера. Она понималась как отношения между государством и обществом, складывающиеся посредством рационально-критического обсуждения. Но сегодня, во-первых, концепция прозрачности общества для перенесения идеи рационально-критического отношения на массы не подтверждается. Отношение масс не только одновременно критическое и конформистское, но одновременно рациональное и эмоциональное. И во-вторых, модернизация перестала быть догоняющей и осуществляется на основе культуры обществ или по крайней мере с учетом ее особенностей. В XXI веке в модернизацию вступило множество незападных стран, ориентированных на совместимость модернизации с основами своей культуры, – Россия, Китай, Индия, Бразилия, Индонезия. В-третьих, все это происходит в условиях нового мегатренда, – в условиях глобализации, принимающей культурное многообразие в глобальном масштабе.