Дарованная (СИ) - Ева Алатон

сетпи, пески или на плато? А оказалось, что они и не живые, и не мертвые вовсе. Можно ли убить уже тень? Нет. А расплачиваться за попытку придется!

Вечер наступил слишком быстро и шустрые служанки уже давно обрядили Иргиз в традиционный наряд, длинное платье из легкой летящей ткани, почти прозрачной, от чего она казалась самой себе невесомым облаком, рукава широкие, манжеты длинные, унизанные мелкими костяными пуговичками. Традиционный головной убор, кусок ткани из той же такини что и платье, курашенный тончайшей вышивкой, бахрамой, драгоценными камнями и маленькими колокольчиками, крепился с боков замысловатыми узкими гребешками, чтобы не слетал.

— Пора. — Моро вошел без предупреждения, в нажежде застать девчонку в слезах. Но он ошибся.

Иргиз спокойно смотрела на закат провожая его своим задумчивым взглядом и услышав голос, развернулась к нему с совершенно сухими глазами, в которых казалось, даже страха не было.

Торжественный зал, был полон гостей, но рассмотреть его убранство ей не позволили. Передав девушку старшим служанкам, Моро дал четкие указания: глаз не поднимать, рот не открывать. И ушел к гостям.

Сердце аршаи предательски дрогнуло и зачастило, когда после всех положенных приветствий и обменов дарами дорогие сапоги из лучшей тюленьей кожи остановились перед ней и на ковер, перед опущенным долу взглядом, йупала короткая тень, смутно трепещущая в ярком свете сотен свечей и курильных чаш, а от ее хозяина повеяло холодом и затхлостью курганов, где упокаиваются души предков.

Иргиз украдкой бросила взгляд в бок, что бы успеть заметить, что тут слишком много было нашидов*, воинов-альморавидцев, с короткими саблями, но умело обращавшихся с ними и сидящих рядом с нашидами диких каменистых кошек, чьи уши подрагивали, а лихие желтые глаза настороженно наблюдали за гостями.

Однако, это показное недоверие было вполне заслуженно и справедливо. Моро, владетель степей, был сам виноват, но за его вину могли пострадать все, если Иргиз придется не по вкусу.

— Встань. — Холодный голос тяжестью лег на плечи Иргиз и она покорно поднялась с колен, замирая перед своим новым хозяином и господином, хотя очень старалась скрыть под белым шелком накидки стиснутые в тугие кулаки руки. Лишь глаз так и не смогла поднять, наоборот, еще ниже наклонила голову, до отказа утопив в мягком шелке упрямый подбородок.

— Посмотри на меня, — внешне равнодушно процедил стоящий напротив мужчина, но резко похлопывающее по тонкому хрому сапога кнутовище выдало его нетерпение.

Иргиз еще крепче, до боли, стиснула кулаки, сжала губы и медленно подняла голову, до последнего пряча взгляд под густыми ресницами.

— Я жду, — повелительно повторил он, и только после этого рыжие крылья ресниц резко взметнулись вверх, обдав хозяина дома ледяным всплеском презрения и ненависти.

— Вот как? — Самодовольно усмехнулся он и едва слышно выдохнул, словно самому себе: — Ты меня ненавидишь? Что ж, это лучше, чем то подобострастие с которым я встречался раньше. — Проговорил он чуть громче, чем сдедовало и оглянулся на сжавгего челюсти Моро.

Вообще-то она ненавидела их всех, скопом, но говорить ничего и никому не собиралась. Незачем напрасно унижаться и тратить слова в пустую, довольно с него и того, что ей приходится терпеть последние пятнадцать лет, подобно тем собакам, что покорно выполняют все команды своего хозяина и господина.

— Это самый лучший твой дар, который был дорован мне, владель Ревии. Кто она? — Не сводя с Игриз изучающего взгляда, бросил стоящий напротив мужчина Моро Фраско. — Она не кровная твоя дочь, это я вижу. Но я готов спустить тебе этот подлог, слишком уж необычна девонка мне досталась. Арман усмехнулся, потому что презрительный взгляд, рыжей жемчужены, прожигал его спину. Это будет интересно, подумал он.

— Будь милостив перед богами, хасан Арман Ибн Суллих, Иргиз моя дочь, как перед богиней, так и перед людьми. — Не спасовал Ульрих, видя, как жадно вцепился в девчонку его главный враг.

— Докажи! — С презрением бросил хасанн Альморавиского царства и прищурил хищные глаза. — И если это так, то будешь освобожден от податей жизнью. — Милостиво бросил он.

В зале воцарилась тишина, которая набатом отдавала в висках Иргиз. На это ли расчитывал Ульрих, ради этого пожертвовал жизнью целого племени невинных людей, чтобы скрыть свой позор кровью горстки отщепенцев не вмешивавшихся в распи? Иргиз затрясло от понимая всего происходящего и нанависти стало больше, чем она могла вместить.

— Канга! — Крикнул Ульрих. И седая жрица богини вошла в просторный зал шаркая ногами и передала хассану Альморавида древнюю книгу с записями о рождении.

Амир криво улыбнулся читая последнюю запись и его черные глаза мельком скользнули по лицу дивного существа с невистью глядевшего на степного владетеля. Что их связывало? Какие узы? Не кровные уж точно! Ее предали и продали, как ничтожное существо, но все это исправимо. Моро сам дал ему то оружие, о котором хасан Амир даже и не мечтал. Уж очень необычная у девчонки аура и грех этим не воспользоваться.

— Уговор есть уговор! — Бросил альморавидец и взглянул в глаза Иргиз, обвалакивая ее густым бархатом своих черных глаз, словно забирая часть ненависти и усталости. — Фаррух, отведи мою наложницу на корабль и дай отдохнуть, пока я завершу обряд принятия.

Иргиз подхватил под руку сильный альморавидец с закутанным лицом и синими глазами и повел к выходу, Иргиз лишь мельком выхватила встревоженное лицо Эрайи перед тем, как темнота обрушилась на нее успокоением.

Уршара* — девка для горнизонских солдат.

Нашиды* — элитные альморавидские воины-искустники, борющиеся исключительно пешими. И лучших рукопашников во всей Ревии и Земноморте не найти. Как правило сабли нашидов были альморавидского изготовления. Более всего ценились высококачественные "Исфагани", называвшиеся жителями степей "наркескен" или "нарсеккен" (разрубающие верблюда) и имевшие сильно изогнутое лезвие. Подробнее об этом будет далее по тексту.

Глава 5

Мерное покачивание корабля не давало Иргиз оканчательно вынырнуть из вязкой пучины пустых снов, вновь и вновь убаюкивая и уволакивая за собой.

Лучик заходящего солнца коварно крался по бархатной подушке, на которую Фаррух уложил бесчувственную деву, подбираясь все ближе и ближе к трепетающим глазам. Амир наблюдал за этой сценой уже не первый час. Ужин, что принесли в каюту, уже давно остыл, но сил, чтобы оставить эту необычную девушку у хасана не находилось. Коварный лучик все же добрался до глаз и девушка застонав перевенулась на спину.

Иргиз резко села на удобной деревянной кровати, будто бы от толчка вынырныривая из пучины беспокойства и недоуменно оглядываясь по сторонам. Кожу до мурашек холодил воздух, хоть окно, залитое ярким кросноватым светом заката, было закрыто.